— Я врать не стану — при мне с Хозяином никто никогда не общался. Я вообще не очень хорошо знаю — кто он, что он. Так, обрывки информации. — Ровнин снял очки и потер глаза — Но систематизировать мне ее надобности не было. Да и времени на это тоже никогда не хватало. Аникушка.
В углу, за шкафом что‑то зашебуршилось, и через секунду оттуда показалась мордочка домового, который уставился на Олега Георгиевича своими глазами — пуговками.
— Тетю Пашу попроси зайти ко мне — попросил его начальник отдела — Прямо сейчас.
— Ну да — оперативники переглянулись и Пал Палыч криво улыбнулся — Кто, если не она?
Минут через пять дверь кабинета распахнулась, и в него, без стука, вошла уборщица тетя Паша. Она вытирала руки — как видно, опять что‑то мыла или терла, без дела эта пожилая женщина сидеть не умела.
— Тетя Паша, здравствуй — Ровнин встал из‑за стола и подошел к пожилой женщине — Помощь твоя нужна. Совет.
— Случилось что? — тетя Паша обвела глазами присутствующих и протянула руку к Кольке — Ну‑ка, дай сюда газетку.
Колька протянул уборщице 'Столичный вестник' и встал со стула, галантным (по его мнению) жестом предложив женщине место.
— Да сиди уже — махнула рукой та, достала из нагрудного кармана фартука, который был одет на ней, очки в изящной золотой оправе, нацепила их на нос и поднесла газету к глазам.
— Что скажешь, тетя Паша? — через пару минут молчания спросил Ровнин.
— А что здесь скажешь? — спокойно ответила та, возвращая газету Кольке, который так и остался стоять — Случилось то, что и должно было случиться. Станции новые строят — а с Хозяином‑то и не договорились. Странно ещё, что он 'Парк Победы' проморгал — там ведь глубокого залегания станцию сделали. Видно — повезло просто. А может, потому что только ее построили, одну, дальше не продвинулись. Ну, а сейчас‑то как развернулся метрострой, сам посмотри. Что ни год — станция, а то и две. Вот он и осерчал — его же угодья драконят, и все безданно, беспошлинно. Обидно ему это. И все это в обход договора, без закладной жертвы, против правил. Я давно догадалась, что этим дело кончится.
— Тетя Паша, а что же ты мне про это не сказала? — спросил у нее Ровнин как‑то даже жалобно — Могла ведь предупредить?
— А смысл? — холодно парировала женщина — Ты что, доброй волей пошел бы туда, в темноту, в тоннели? Особенно, если ничего и не случилось еще? А если бы ничего и не произошло, 'Парк победы' — то он проморгал? Ну, я говорила. Нужен мне на душе еще один грех?
— Ну вот — случилось — Ровнин вздохнул.
— Так и я здесь, меня же первую и позвали — резонно заметила женщина.
— А что за договор? — Пал Палыч посмотрел на Ровнина, то показал глазами на тетю Пашу — Я про Хозяина метро краем уха слышал, а вот про договор с ним — ничего.
— Так откуда тебе про него и знать — тетя Паша все‑таки села на стул, рядом с которым стоял Колька, и положила натруженные руки на колени — Когда с ним договаривались, то тебя еще и в проекте не было.
— А это когда? — не утерпел Колька. Что он обожал в своей новой жизни — так это тот момент, когда обычная и обыденная вещь, вроде того же метро, представала в совершенно другом свете, с той стороны, которую никто и никогда из обычных людей не видел. Да и не увидит.
— В старинные года — передразнила его тетя Паша — Подумать же можно, Колька? Головой. Когда метро в Москве построили?
— При Сталине? — неуверенно сказал парень и взглядом попросил поддержки у Германа.
Тот промолчал.
— Вот поколение, а? — посетовала тетя Паша — Ничего не помнят, ничего не знают и учиться ничему не хотят. Одни эти гаджеты на уме да блядки.
— Ой, тетя Паша, ладно тебе — все‑таки заступился за Кольку Герман — А то в ваше время о другом думали? Да нам до вашего поколения в последней из названных тобой областей — как до Луны на тракторе!
Тетя Паша усмехнулась и стукнула Кольку кулаком в бок.
— При Сталине, при Сталине — как видно, у нее и впрямь была бурная молодость, поскольку комментировать слова Германа она не стала — Метро строить начали в 1931, на Русаковской. Ну, как строить? Экспериментировали, искали идеальные варианты. А вот в 1933 уже начали большое строительство, великий поход. Генплан утвердили, первую линию разметили и даешь! Сначала поверху копали, а уж потом вглубь зарылись, тоннели повели.
Тетя Паша замолчала, на лице ее гуляла улыбка — видно, хорошее вспоминалось.
— А после? — негромко спросил Пал Палыч.
— А после все юзом пошло — уборщица перестала улыбаться — То зальет все, то плывун, то обвал. И страх еще начал народ брать. И кого — это комсомольцев‑то? Там такие сорвиголовы были — кто на гражданской повоевал, кто в ЧОНе служил, а остальные, кто помоложе — ни бога, ни черта не страшились. А тут — прямо не пойми, что творится начало. С ума люди сходить начали, на стены бросаться. И — пропадать. Тут‑то Глеб Иванович и подключился к этому вопросу. Тогда — не то что сейчас, тогда не было 'твое — мое'. Общее дело было, одно на всех.
Колька завертел головой — кто такой был Глеб Иванович, он не знал.
— Бокий — пояснила тетя Паша, верно оценив его взгляды.
— Он руководил отделом в то время — добавил Ровнин, крутя в пальцах трубку.
— Спецотделом ОГПУ — НКВД, сокращенно — 'СПЕКО' — отчеканила тетя Паша внезапно молодым и каким‑то незнакомым голосом, на мгновение Кольке показалось, что она одета не в старенькие кофту с юбкой и фартук, а в китель с воротником- 'стоечкой', холодным золотым блеском сверкнули петлицы на нем — Называй вещи своими временами, Олег.
Кольке сильно понятнее не стало, хотя кое‑что встало на свои места.
— Что было дальше? — нетерпеливо спросил Пал Палыч — Что Бокий сделал?
— Метро не Каганович придумал, и не Сталин — тетя Паша снова стала прежней, привычной — Его еще Брюс спланировал, между прочим. И строили его, территориально, в смысле, по тому плану, который он разметил. Они и сами этого могли не осознавать — но это так. И еще — Якоб Виллимович предупреждал в своих записях, что под городом, в глубине, есть нечто, и это нечто полноправный владелец тех мест. Тьма и тоннели под Москвой — его вотчина и нельзя там что‑то делать, прежде не задобрив эту сущность.
— И Бокий рассказал об этом кому следует? — уточнил Ровнин. Было видно, что он не врал, и эту историю целиком тоже слышал впервые — Ему поверили?
— Поверили, конечно — тетя Паша тихонько рассмеялась — Ему — верили. И еще его боялись, как раз потому что верили. Вот и приговорили потом 'особым порядком', чтобы убрать его быстро и тихо. И его, и людей, которые шли за ним.