— Поверили, конечно — тетя Паша тихонько рассмеялась — Ему — верили. И еще его боялись, как раз потому что верили. Вот и приговорили потом 'особым порядком', чтобы убрать его быстро и тихо. И его, и людей, которые шли за ним.
— А я слышал, что не его тогда расстреляли — заметил Герман, который, судя по всему, про этого самого Бокия много чего знал — Мол, какого‑то уголовника шлепнули, а Глеб Иванович потом аж до семидесятых прожил.
Тетя Паша промолчала, давая понять, что эту тему она обсуждать не станет.
— Не суть — Ровнин недовольно глянул в сторону оперативников — Что было потом?
— Потом Глеб Иванович пошел туда, в тоннели — тетя Паша поёжилась — Я была тогда в его кабинете, когда он решение об этом принимал. Барченко против был, он считал, что с такой сущностью лучше не договариваться, что легче его жертвами задобрить. А Бокий сказал — 'Жертв не напасешься. И делу это вредить будет, первая линия метро должна быть сдана к тридцать пятому году. Значит — надо договариваться'. И пошел.
— Один? — Герман аж глаза выпучил.
— Нет — помотала головой тетя Паша — Кто бы его одного отпустил? С ним Цибизов пошел, из 9 отделения, и Риза Хильми. Оба мужики большого риска и опыта немалого. Что характерно — за Бокием были готовы идти в огонь, и в воду. Хотя — у нас все такие были, потому и не осталось почти никого после тридцать седьмого года. А кого и раньше в расход вывели. Помню, в тот вечер Бокий все жалел, что Яшку Блюмкина расстреляли. Очень он ему доверял, и очень он его уважал.
Кольке все эти имена почти ничего не говорили. Про Блюмкина, правда, он что‑то слышал… Или видел? Там что‑то с Есениным у этого Блюмкина было. То ли он был его друг, то ли наоборот — враг.
Но, судя по лицам оперативников, эти рассказы старенькой уборщицы производили на них серьезное впечатление.
— В ночь они и ушли — продолжала между делом свое повествование та — А вернулись утром. Все трое. Видок у них был — не дай бог еще раз такое увидеть. Ну, и в грязи перемазались конечно, мы потом с Лидкой их одежду отстирывали. Но — дело сделали. Договорились они с Хозяином подземелий о том, что он будет забирать себе одного человека в год, да еще заблудившиеся в метротоннелях тоже все его будут. Но только заблудившиеся, а всех остальных — рабочих, обходчиков и всех прочих он трогать не станет.
— Закладная жертва, как ты и говорила — произнес Ровнин — Понятно.
— Ну, и еще — если будут метро расширять, то Хозяин вправе себе забрать одну дополнительную жертву — продолжала говорить тетя Паша — Ну, а если это будет широкий фронт работ — то люди снова придут к нему и поговорят.
— И ходили? — немедленно спросил Герман.
— А как же — тетя Паша кивнула — И в шестидесятых, и в семидесятых. В семидесятых, правда, тоже не сразу додумались до этого. Когда серую ветку потянули, то всё как сейчас вышло, только быстрее Пиотровский, который тогда отделом руководил, сообразил в чем дело. Но он и историю эту знал, в отличии от вас. Ему ее рассказал Эйлер, тот, которого он на посту начальника сменил. А Эйлер ее…
— Ты извини, тетя Паша, что перебиваю — положил руку на плечо женщины Ровнин — Так что Пиотровский?
— Тоже в ночи пошел в метро — понятливо сменила тему тетя Паша — Тоже с двумя сотрудниками. Тогда в тоннели смысла лезть уже не было — все стало проще. Хозяин уже поездом обзавелся, тем самым, в который две эти дурочки сели, про которых в газете написано. Да и сам он был уже не Хозяин подземелий, а Хозяин метро.
— Надо думать — договорился? — утвердительно спросил Ровнин.
— Понятное дело — подтвердила тетя Паша его слова — Кабы не так — ты бы про это знал. Правда, на землю из темноты вернулся он один, двое там и остались. Но договор был подтвержден.
— А теперь он опять нарушен — Пал Палыч помассировал виски — Я знаю, что у нас есть много такого, о чем я не в курсе, но иногда диву даюсь — как же этого всего много.
— И что будет дальше? — Ровнин присел на корточки перед тетей Пашей и взял ее руки в свои — Теть Паша, что будет делать Хозяин?
— Если с ним не продлить договор — будет забирать людей — как‑то даже равнодушно ответила та — Его аппетит огромен, а сам он ненасытен. Души людей, их страх — его пища, любимая, которая не приедается. Скоро он поймет, что его никто не контролирует, а значит — можно делать все, как он того захочет.
— Тетя Паша, чем его зацепил Бокий? — Ровнин пристально смотрел в глаза пожилой женщины — Как он его заставил покориться своей воле? С чего Хозяин принял условия договора — он же там, в темноте, в полной своей власти?
В кабинете повисла тишина.
Глава десятая
Под Москвой (окончание)
— Он его обманул — наконец нарушила ее тетя Паша — Глеб Иванович обманул Хозяина. Точнее — запугал и обманул. Он это очень хорошо умел делать.
— То есть? — удивленно спросил Колька — Как это?
— Да очень обычно — ответил вместо уборщицы Герман — Как это всегда и бывает, ничего нового. Мол — перекопаем все твои владения, камня на камне не оставим, потому как нет таких крепостей на свете, которые не могли бы взять большевики.
— Самое забавное, что, если бы взялись — так и перекопали бы — заметил Ровнин — Это были не люди, это были титаны. Хорошие ли, плохие ли — но титаны. Мы против них не пляшем даже. Узнал бы тот же Сталин о том, что какое‑то чудо — юдо из‑под земли не желает жить по советским законам — и срыли бы за пару месяцев весь исторический центр ко всем чертям. Чтобы много о себе не думал и не противоречил марксистско — ленинской теории.
— Да никогда — невесело усмехнулась тетя Паша — Людьми мы были одержимыми, но точно не идиотами. Начитались вы всякой ерунды, вот и несете невесть чего. Из‑за пары человек в год сносить центр города? Какая чушь. Но вот направление угадано верно, так оно и было. Тем более Хозяина кое‑что напугало и до этого, а именно свет, звук, упорство и размах, с которым строительство велось. Точнее — это его не напугало, но смутило. И он пошел на сделку.
— А остальные начальники отдела? — пытливо посмотрел на тетю Пашу Ровнин — Они ведь были не Бокий, они были попроще?
— Но не дураки же? — заметила тетя Паша иронично — Они просто держались той же линии поведения, вот и все. Мол — вот тебе твой человек в год и не шали. Ты здесь Хозяин, мы твои права уважаем, но — не шали. И все снова довольны. Ну, кроме нескольких бедолаг, которые имели глупость сесть в поезд — призрак или тех, кто сдуру поперся в тоннели и заблудился там.
— А почему нескольких? — задал вопрос Пал Палыч — Речь же шла об одном человеке в год?
