Он смотрел на нее с другого конца комнаты — на ее затемненный силуэт на фоне окна. Он шагнул к ней еще прежде, чем понял, что делает. Подошел совсем близко и встал у нее за спиной. Она замерла, излучая настороженность, словно токи электричества.
Прошло, наверное, не меньше минуты, и только потом он сказал:
— Ты что-то притихла.
Она тяжело сглотнула.
— Я не понимаю, как ты это делаешь.
Он наклонился еще ближе к ней. Ее волосы едва уловимо пахли сиренью.
— Что я делаю?
— Когда ты ко мне прикасаешься…
— Я к тебе не прикасаюсь, Эмили.
Она повернулась к нему лицом.
— В том-то и дело. Мне кажется, что прикасаешься. Как ты это делаешь? Как будто тебя окружает какая-то аура, которую я не вижу, но чувствую. Это так странно. Ничего не понимаю.
Он поразился. Эмили это чувствовала. Никто больше не чувствовал, а она — да.
Она ждала, что Уин что-нибудь скажет, объяснит или будет отнекиваться, но он не мог ни того, ни другого. Он шагнул ближе к окну.
— Когда-то всем этим владела твоя семья, — сказал он, глядя на озеро.
Эмили на секунду замялась, но решила, что позволит ему сменить тему.
— Чем всем?
— Озером, лесом вокруг. Так Шелби и нажили деньги. Потихонечку продавали участки земли. — Уин указал на деревья на другой стороне озера. — Лес на той стороне до сих пор принадлежит твоему деду. Это миллионы долларов в потенциале. Мой отец просто сходит с ума. Хочет, чтобы твой дед продал ему часть этих земель.
— Почему?
— Коффи всегда принимали участие в развитии Мэллаби. Недвижимость, коммерческие предприятия, все в таком духе.
— Почему? — повторила Эмили.
— Потому что это наш дом. Долгие годы в роду Коффи считалось, что мы можем жить только здесь.
— Почему только здесь?
Уин повернулся к ней.
— Ты действительно хочешь знать?
Мое слабое место.
— Да. Конечно, хочу.
Вот она, точка невозвращения. Когда он ей скажет, пути назад больше не будет. Ему придется ей показать.
— У мужчин в нашей семье есть… один недостаток.
Она озадаченно нахмурилась.
— Какой недостаток?
Уин отошел от окна и принялся ходить взад-вперед по комнате.
— Это генетический сбой, — сказал он. — Простая мутация. Но в нашей семье она проявляется в полной мере. Это было у деда. Было у дяди. Есть у отца. — Он на секунду помедлил. — И у меня тоже.
— Что именно?
Уин сделал глубокий вдох.
— Мы называем это свечением.
Эмили смотрела на него, по-прежнему не понимая.
— Наша кожа светится в темноте, — объяснил он.
Это было удивительное ощущение: говорить о своей тайне с кем-то не из членов семьи. Ощущение свободы — именно такое, как ему и представлялось. И даже лучше. Слова были сказаны, и теперь их уже не возьмешь назад. Уин ждал, что Эмили что-то скажет. Но она ничего не сказала.
— Вот это ты и ощущаешь. — Он подошел к ней и поднес руки к ее щекам. Очень близко, но все-таки не прикасаясь.
Она посмотрела ему в глаза и произнесла безо всякого выражения:
— Ты хочешь, чтобы я поверила, что ты светишься в темноте?
Уин уронил руки.
— Ты могла бы поверить в то, что я оборотень, а в это — не можешь?
— Я никогда не верила в то, что ты оборотень.
Он сделал шаг назад, стараясь не поддаваться отчаянию. Раз уж начал, надо идти до конца.
— Это передается из поколения в поколение. Нашим предкам пришлось бежать из родной страны, чтобы спастись от преследований. Люди считали, что их свечение — дело рук дьявола. С кораблем, на котором они уплыли, тоже были связаны суеверия. Его считали предвестником гибели. Они прибыли в Америку. Индейцы хорошо приняли их. Называли духами Луны. Они поселились вдали от людей, когда здесь были одни поля. Но постепенно город разросся. Никто не знал тайны Коффи, и они поняли, что им это нравится. Нравится, что можно не прятаться от людей. Но истории о давних преследованиях оставались в семье. Коффи боялись открыть свой секрет. Даже сейчас, в современном мире. Все изменилось в ту ночь, когда твоя мама заставила моего дядю выйти из дома. В ту летнюю ночь он вышел на эстраду в парке, и весь город увидел, как он светится в темноте.
— Отлично придумано.
— Эмили, ты меня видела. У вас на заднем дворе, по ночам.
Она испуганно вздрогнула.
— Так это был ты? Огни Мэллаби — это ты?
— Да.
По ее выражению было понятно, что она лихорадочно соображает, пытаясь осмыслить услышанное.
— А почему ты тогда перестал приходить?
— Я прихожу каждую ночь. Но твой дедушка сидит на заднем крыльце у тебя под балконом и говорит, чтобы я уходил. Он не хочет, чтобы ты меня видела.
— Мой дедушка знает? — в голосе девушки проскочили высокие нотки.
— Да.
— Докажи. — Эмили огляделась и увидела большой шкаф. Подошла к нему и открыла дверцу. Внутри не было ничего, кроме куртки-ветровки и одинокой водной лыжи. — Иди сюда.
Уин подошел. Эмили запихала его в шкаф, сама тоже туда забралась и закрыла дверцу. Внутри было тесно и очень темно. Эмили подождала пару минут, но ничего не случилось.
— Я что-то не вижу, чтобы ты светился.
— Потому что нужен лунный свет, — терпеливо объяснил он.
Эмили фыркнула.
— Убедительная отговорка.
— Вообще-то не очень.
— Бред какой-то, — сказала она, и он почувствовал, как она шарит рукой по дверце, пытаясь нащупать ручку.
— Подожди, — сказал он и протянул руку, чтобы ее остановить. В темноте его ладонь легла ей на бедро. Эмили замерла, напряженная. — Давай встретимся у летней эстрады. Сегодня в полночь. Я тебе покажу.
— Зачем тебе это? — прошептала девушка. — Это какой-то изощренный план?
Вопрос застал его врасплох. Если Эмили понимала, что он ею манипулирует, то почему позволяет так обращаться с собой?
— План?
— Чтобы отомстить за то, что сделала мама.
— Нет, — покачал головой Уин. — Я уже говорил, что не считаю тебя виноватой. Ты не отвечаешь за свою маму.
— Но ты пытаешься воссоздать ту самую ночь. С моей мамой и твоим дядей.
— Красивая получается симметрия, да?
— Хорошо, я приду, — голос у Эмили был несчастный.
Уин едва не рассмеялся.
— Вовсе не обязательно так восторженно отвечать.
— Все было бы проще, если бы ты мне не нравился.
— Я тебе нравлюсь? — Он смутился, но в то же время и возликовал. Эмили ничего не ответила. — Сильно нравлюсь? — тихо спросил юноша, чувствуя, как воздух сгущается напряжением.
— Достаточно, чтобы встретиться с тобой ночью. Хотя ты явно что-то задумал.
