— Прекратите оба! — закричала она, срывая связки. — Не надо! Остановитесь!
Артём что-то сипло пробормотал и попытался техничным приемом сбить мой захват. Но добился только того, что я еще сильнее стиснул пальцы на его шее, отчего тот захрипел, выпучив глаза.
— Вернись в машину, — попросил я, повернув к девушке залитое кровью лицо. — Тебе не нужно сейчас находиться рядом.
— Юра, нет! Пожалуйста, не связывайся с ним! — ожидаемо не послушалась Эвелина. — Прошу, давай просто уйдем!
Служащая подбежала к нам и повисла на моих плечах силясь отцепить от своего экс-муженька. Причем, сейчас она боялась едва ли не больше, чем тогда, когда увидела этого кадра у подъезда.
— Слушай сюда, говнюк, и запоминай! — я притянул морду оппонента к себе, не обращая внимания на потуги своей знакомой. — Эвелина больше не твоя жена. И может делать всё, что захочет. А ты, падла, перестанешь ее донимать и преследовать. Усёк?
— Пш-ш-шел ты! — ругнулся Артём и снова начал распускать руки, мечтая вырваться.
— Не усёк, стало быть, — констатировал я. — Ну, значит, пойдем по более сложному пути…
— Да мне насрать, что ты там…
Дослушивать очередной оскорбительный выпад мне не улыбалось. Вместо этого я дернул парня на себя и впечатал свой широкий лоб ему в переносицу. Или, как это называлось в моем детстве: «Долбанул с калгана». За сочным «Хрусть!» последовал истошный хриплый вопль грубияна. Тем не менее, даже это не сломило его волю. Он продолжал сопротивляться, активно шаркая пятками по асфальту и пытаясь найти опору для проведения броска. Поэтому я, не скупясь, добавил еще немного.
«Хрясь! Хрясь!» — два удара головой, и лицо Артёма превратилось в кровавую кашу. Я определенно проломил ему стенки носовых пазух, потому что даже под стремительно наливающейся гематомой было видно, как ввалился внутрь его лоб.
— А-а-а-о-о-у-у-у… сука-а-а-а! — протяжно завыл оппонент, тщетно закрываясь от новых ударов руками.
— Юра-а-а-а-а-а! Сто-о-о-о-ой! — ультразвуком визжала Эвелина, болтаясь на моей шее как шарфик на ветру.
А я не обращал внимания ни на что, кроме наглого дебошира. Самбист, значит? Местный альфа-самец? Полюбил решать вопросы силой? Привык считать себя непобедимым? Ну, тогда держись. Сегодня тебя ждет болезненный, но очень полезный урок…
Повозив тушку ревнивца по земле, как половую тряпку, я распластал его на асфальте и заблокировал ему коленями руки. Теперь парень не казался таким уж смелым, как в самом начале потасовки. Скорее, он выглядел жалко, как побитая собака. Даже подскуливал очень похоже.
— Забудь… сюда… дорогу… одержимый… ты… чудак…
Каждое слово, я сопровождал ударом по физиономии Артёма. Несильным, чтобы не укокошить его ненароком. Потому что лежачий на твердой поверхности затылок очень легко может расколоться. Но весьма чувствительными. Чтобы каждый слог намертво отпечатался в памяти распоясавшегося муженька. Такие, как он, другого языка не понимают. Но к его несчастью, я им владею в совершенстве…
Когда бедная Эвелина уже в открытую лила слёзы, моля не убивать влюбленного идиота, я в самом деле остановился. Считая воспитательную беседу завершенной, я поднялся с окровавленного оппонента. Девушка потянула меня за рукав, но я не шелохнулся. Что-то не понравился мне взгляд, брошенный Артёмом… Сдается мне, ни хрена этот кекс не уразумел. Ну, значит, будем дрессировать его как лабораторную мышь.
Носова уже рыдала в исступлении, когда моя ступня придавила ее бывшего к асфальту. Но женские слёзы не произвели на меня впечатления. Я позволил бурлящему во мне некроэфиру вырваться в мир легким разреженным облаком. Я собирался всего лишь припугнуть зарвавшегося ревнивца. Показать ему, что такое настоящий страх. Но, похоже, не рассчитал сил и утопил во мраке весь окружающий мир. Вокруг меня исчезли звуки. Пропал свет. Даже отчаянные рывки лейтенанта прекратились. Хм-м-м… как же странно. Ощущение, словно я перенесся в какое-то другое место! Как… как на кладбище, когда мы выкапывали Изверга.
Я задрал голову кверху, и в подтверждение своей гипотезы вместо пушистых осенних облачков узрел над собой темные свинцовые тучи. Невероятно густые и низкие, будто они состояли не из мельчайших капель воды и кристаллов льда, а из серной кислоты. Или аммиака и метана, как на Юпитере.
Повернувшись туда, где стояла Эвелина, я с нескрываемым облегчением выдохнул, когда увидел, что она невредима и находится рядом. Девушка с раскрытым ртом глазела по сторонам, тоже не понимая, где она очутилась. От изумления Носова даже плакать перестала.
Вокруг нас простиралась монотонно-серая каменистая равнина, тонущая в непроницаемом тумане, который непрестанно пульсировал и шевелился. Где-то в его недрах рождались и угасали фантасмагоричные силуэты. Некоторые из них походили на людей. Другие на монстров или демонов. Но ничего конкретного вычленить взглядом не получалось. Видимость составляла всего метров двести или триста. Поэтому невозможно было понять, что на самом деле скрывала в себе таинственная дымка. Единственное, что мы с лейтенантом кристально ясно осознавали — это не Москва! Таких пейзажей здесь не сыскать на сотни, а может и тысячи километров!
Посмотрев себе под ноги, я с удивлением обнаружил, что под подошвой больше не извивается бывший муж девицы. Мой ботинок покоился на какой-то продолговатой кучке углей, отдаленно напоминающей затухающий костер. Она тлела, но не источала при этом света или тепла, будто бы олицетворяя угасание жизни, соприкоснувшейся со смертельно опасным некроэфиром. Я понятия не имел, как реагировать на происходящее. Но для начала, наверное, стоит убрать ногу и вытянуть из воздуха энергию, пока Артём не отдал богу душу.
Мое решение оказалось верным. Стоило мне отойти в сторонку и заняться поглощением разлитой тьмы, как безжизненный пейзаж поплыл, а потом и вовсе рассыпался. Просто, раз! И вот я уже снова стою в обычном российском дворике, посреди припаркованных машин. Рядом собираются озадаченные прохожие, рассматривая окровавленное неподвижное тело у моих ног. Часто звучат слова «полиция» и «скорая». Но ко мне никто не рискует приближаться.
— Ты это тоже видела Эвелина? — полушепотом спросил я у спутницы.
— Я… да. Что это было? — так же негромко отозвалась она.
— Понятия не имею… мистика какая-то.
— Может быть… ох, господи! Артём!
Спохватившись, лейтенант опустилась на колени и принялась ощупывать своего избитого дружка. Она безостановочно приговаривала: «Юра… ну как же так⁈» и снова начала заливаться слезами. Видать, посчитала, что я его прибил наглухо. Но я-то знал — самбист жив.
Отпихнув Эвелину плечом, я сам склонился над незадачливым героем-любовником. Ухватив за воротник и приподняв его над землей, я под новые порции общественного осуждения отвесил наглецу несколько ощутимых лещей. И — о чудо! «Мертвец» восстал без всякого некроэфира. Экс-муж Носовой с трудом продрал затерявшиеся между жутких гематом глаза и с нескрываемым ужасом уставился на меня, забыв даже как дышать.
— Ты хорошо запомнил, что я тебе сказал? — угрожающе прорычал я, легонько встряхивая смутьяна.
— Д-д-да! — мелко затряс тот опухшей мордой.
— Вот и молодец, — похвалил я. — Еще раз здесь появишься, всё для тебя закончится очень плохо. Считай, что сегодня ты еще легко отделался. А теперь — свободен.
Я выпустил воротник чужой куртки, и муженек служащей обессиленно откинулся назад. Он там повозился, видимо, пытаясь воздеть себя на ноги. Но его постоянно вело в стороны и шатало. Похоже, мозги я ему встряхнул прилично. На ЧМТ средней тяжести точно настучал.
— Теперь можешь жить спокойно, — повернулся к Эвелине подбитым камнем глазом. — Вряд ли он решится тебя хоть раз побеспокоить. Думаю, доходчивей, чем я, ему уже никто не объяснит. Такова моя благодарность за твою помощь.
Девушка с трудом отвела взгляд от качественно отделанного Артёма и посмотрела на меня. Ее тушь и подводка потекли от слез, перепачкав черными разводами половину лица. Наверняка, ей сейчас хотелось сказать слишком многое. Однако она лишь выдавила:
