В инструкции на клочке бумаги, которую передал мне Трев, было сказано, что я должен стоять у стеклянной вращающейся двери ровно в 11:00 во вторник. Дверь безостановочно крутится, в нее постоянно входят и выходят люди: бизнесмены катят мини-чемоданы, стюардессы — микро-чемоданчики, пилоты — черные кожаные кейсы, туристы — тележки с огромными сумками. Все спешат, но не потому, что опаздывают. Настроение у всех хорошее, поэтому все хотят побыстрее улететь.
Только я просто стою и жду: в темных очках, в кепке, в арафатке, в перчатках без пальцев, в толстой зеленой куртке армейского образца, в джинсах и тяжелых ботинках; на плече — потрепанный рюкзак.
Я не знаю точно, который час, но стою я давно: думаю, время приближается к двенадцати.
Мое внимание привлекает активность в кафе справа. Какой-то парень в темных очках машет мне рукой.
Я пробираюсь между столиками и останавливаюсь напротив него. Не глядя на меня, он помешивает кофе в полупустой чашке, а затем выпивает одним глотком. Потом ставит чашку на блюдце, встает, хватает меня за руку и, быстро шагая, увлекает меня за собой через стеклянную дверь в соседнее здание вокзала.
Там мы спускаемся по эскалатору на платформу номер 4 и сразу садимся в поезд. В вагоне темно. Состав двухэтажный, мы поднимаемся наверх, где парень отпускает мою руку. Мы садимся на диван, перед нами небольшой круглый стол.
Мой связной немного старше меня, наверное, одного возраста с Арраном. У него смуглая кожа и волнистые темно-русые волосы до плеч, их перемежают чуть более светлые пряди. Он улыбается, не разжимая губ, как будто только что услышал хороший анекдот. На нем черные зеркальные очки в тонкой серебристой оправе — почти такие же, как у меня.
Поезд трогается с места, проходит несколько минут, и в дальнюю дверь вагона входит контролер. Мой связной спускается вниз, я за ним. У выхода мы останавливаемся. Он худощав, чуть выше меня ростом, и на нем ничего не шипит.
Наверное, он тоже Черный. Увидеть бы его глаза.
Буквально через минуту поезд останавливается. Мы на Центральном вокзале Женевы. Мой связной срывается с места и начинает шагать так быстро, что я едва поспеваю за ним. Мы идем час, а может быть, дольше, и при этом петляем, проходим через одни и те же места по два-три раза; я уже начинаю узнавать витрины некоторых магазинов и виды на озеро, мелькающее между домами. Наконец мы оказываемся в районе высоких многоквартирных домов и останавливаемся у входа в старое здание, точно такое же, как все те, мимо которых мы только что проходили.
Улица тихая, машин припарковано немного, пешеходов тоже почти нет. Мой связной набирает код на замке парадного и говорит мне:
— Девять-девять-шесть-шесть-один… О’кей?
И я отвечаю:
— Девять-девять-шесть-шесть-один… О’кей.
Он распахивает дверь так, что она буквально летит мне прямо в лицо, но я останавливаю ее ударом ладони. Потом, перейдя на максимально широкие шаги, бегу за ним по лестнице вверх, вверх, вверх и вверх…
Гонка продолжается до последнего, шестого этажа, где лестница заканчивается небольшой площадкой. На нее выходит единственная деревянная дверь.
И опять на ней нет замка, только код.
— Пять-семь-шесть-три-два… О’кей?
И он входит внутрь, а дверь захлопывается за ним.
Я стою и озираюсь. Лак на двери давно облез, площадка пуста, штукатурка потрескалась, старая закопченная паутина клочьями свисает в углу. Кругом тишина. Никакого шипения.
Он открывает дверь.
— Пять-семь-шесть…
— Знаю.
Он уже без улыбки, но еще в очках.
— Входи.
Я не двигаюсь.
— Здесь безопасно.
Он широко открывает дверь, подпирает ее своей спиной и повторяет:
— Безопасно, — тихо повторяет он. У него странный акцент. «Швейцарский, наверное», — заключаю я.
Я перешагиваю через порог, дверь за спиной захлопывается. Я чувствую на себе его взгляд. Не хочу, чтобы он стоял так, что я его не вижу.
Я осматриваюсь, обхожу всю комнату. Места навалом. Правый угол отведен под кухню: шкафы, раковина, плита. Изучая комнату, я останавливаюсь между камином и старым диваном. Единого большого ковра на полу нет: три коврика разных размеров, все с каким-то рисунком вроде персидского, соединены между собой, а там, где ковриков не хватает, на меня «смотрят» темно-коричневые, почти черные доски. Стены выкрашены в кремовый цвет, они тоже «голые»: ни картин, ни других украшений, только большое пятно копоти над камином. Похоже, что иного отопления тут не предусмотрено, а сложенный из сланца камин украшен добротной металлической решеткой, за которой лежат почерневшие дрова. Рядом навалена растопка, лежат газеты и коробок спичек. Двигаясь влево, я подхожу к окну, из которого видны озеро и горы. Я вижу синюю озерную воду и серый край горы за ней. У окна стоят простой деревянный стол и два стула, как в старых французских кафе.
— Я открыл окно, когда уходил. Очаг все время дымит, дышать нечем.
Он подходит к камину и начинает разводить огонь.
Я наблюдаю.
Он поджигает стопку газет, занимается пламя.
— Мне надо видеть Меркури.
— Да. Конечно.
А сам все продолжает возиться с огнем.
— У меня такое чувство, что ее здесь нет.
— Ее и нет.
Я подхожу к одной из двух других дверей и распахиваю ее. Чувствую, что он бросил огонь и смотрит на меня. В маленькой комнатке оказываются кровать, стул и старомодный деревянный платяной шкаф.
— Это моя комната, — говорит он и проходит мимо, чтобы закрыть дверцу шкафа. Смотреть внутри не на что. Постель не заправлена. На стуле лежит книга.
Я прислоняюсь к косяку и спрашиваю:
— Хорошая книга?
Выходя из комнаты и направляясь к другой двери, он снова отвечает мне улыбкой.
— Здесь ванная. — Он произносит эти слова так четко, как будто специально тренировался. Она больше, чем спальня, посередине стоит большая ванна, у стены — большая белая раковина и туалет с подвесным бачком и цепочкой, за которую надо дергать, чтобы спустить воду. Стены и пол покрыты черно-белым кафелем.
Я снова оглядываю квартиру и спрашиваю:
— Мне что, оставаться здесь или как?
— До тех пор, пока Меркури тебя не примет.
— И когда же это будет?
— Когда она решит, что опасности нет, — говорит он как-то неуверенно, но я решаю, что это из-за его акцента. У него каждое предложение звучит вопросительно.
— Мне надо увидеть ее как можно скорее. У меня заканчивается срок. До моего дня рождения осталось меньше месяца.
Он молчит.
— Ты на нее работаешь?
Пожимает плечами.
— Она просила меня встретить тебя и побыть с тобой до тех пор, пока она не будет готова к вашей встрече.
