– И ведь не повторились еще ни разу! – весело сказал Женьке щекастый депфер.
– Потрясающе! – согласилась мать двух мальчишек. – Чудесные собаки!
Отчуждение, которое Женька чувствовала в самом начале, бесследно исчезло. Все вокруг подмигивали друзьям, просили разрешения погладить циркачей и спрашивали, как их удалось так здорово выдрессировать?
– Морили голодом! – с напускной мрачностью отвечал Федор.
Но ему никто не верил.
– По-моему, ребята только что дали нам урок дипломатии, – улыбнулась Женя. – Заметили, как они нас со всеми подружили?
– Ага, и заодно пообедали, – согласился Тим. – Вот ведь обжоры хитромудрые!
* * *
Это был лучший обед за последние две, нет, пожалуй, три недели. А может, и за всю Женькину жизнь. Друзей обслуживал сам Гудмунд. Памятуя просьбу Федора, накормить их обычной пиццей, он не стал угощать подростков итальянскими деликатесами. Ограничился мясом ягненка на косточке, горой жареной картошки, пиццей Папперони и огромными порциями салата. Правда, последний понравился только Бруно. Остальные в недоумении поковырялись в куче крупно нашинкованной травы и перешли к более съедобным блюдам.
– Корм для козы, – скривился Тим. – И как они только это едят?
– Лучше скажи, как вы лопаете нарезку из огурцов и помидоров? Варвары! – парировал Бруно.
Зато всё остальное оказалось очень вкусным. Уже дожевывая пиццу с красно-коричневыми кругляшками поджаренной колбаски, разомлевшая Женька почувствовала, что засыпает. Еще немного и свалится под стол. Вот сраму-то будет!
– А вы, лапочка, не пробовали местные десерты? – Женю нежно тронула за локоть пожилая дама-крылан. – Нет? Очень советую «терамису». Можно взять себе кусочек там, на столике.
Услышав это, Тим с Бруно, не сговариваясь, поднялись и куда-то исчезли. Первым вернулся итальянец. Он нес поднос с парой кусков коричневого торта и чашками чая.
– Это тебе! – племянник Эдды изобразил на лице многозначительную улыбку, точно решил порадовать Женьку не десертом, а любовной запиской. – Побывать в Риме и не попробовать «терамису» – настоящее преступление.
Едва Женя погрузила ложку в нежный крем, как с точно таким же подносом вернулся Тимофей. Над столом повисло неловкое молчание. Бруно победно ухмыльнулся, Тим покраснел. Мрачно уставился на принесенные им два шоколадных треугольника в надежде, что они испаряться сами собой. Те намека не поняли и остались лежать на месте.
Парня спас Федор.
– Это мне? Ты настоящий друг! – воскликнул юный целитель, хватая одну из тарелок.
Тимофей плюхнулся на свободный стул и начал сосредоточенно мять ложкой несчастный десерт. Словно тот был вареной картошкой, которую нужно превратить в пюре. Сладкого Женькиному другу, судя по всему, уже не хотелось.
Сложно представить, во что мог вылиться десертный инцидент, если бы не Гудмунд Неугомонный. Он влетел в столовую, прижимая к груди трубку радиотелефона.
– Евгения Кирилловна? Вас вызывают! – сообщил хозяин отеля непривычно официальным тоном. И добавил шепотом: – Папа.
– Папа? – обращаясь к Гудмунду, Женька успела поднести трубку к уху.
– Э-э-э… – послышался далекий голос Морока. – Женя? Прости, я не привык, что ты меня так называешь.
– Э-э-э… – Теперь настала Женькина очередь смутиться. – Как ты узнал, что я здесь?
– У меня хорошая агентура. – Он ненадолго замолчал. – Тут кое-что случилось. Нужно срочно с тобой поговорить. Со всеми вами. Поднимайтесь к себе. Через пару минут я буду в Риме.
Только сейчас, стоя в дверях своего номера, Женька поняла, почему Радужное лассо назвали «Радужным лассо». В пространстве между стеной и кроватью переливался портал выхода Людей ветра – темная дыра, окаймленная светящейся бечевой. Она и впрямь напоминала веревочную петлю. Петля тихо гудела, точно осенний ветер в проводах, и стремительно увеличивалась в размерах.
Едва призрачное лассо достигло человеческого роста в высоту, как темнота внутри него зашевелилась. В комнату, словно из столба черного дыма, шагнул Морок.
Первым начальника СКК поприветствовал щенок. Он взревел маленьким мотоциклом и попытался схватить гостя за носок коричневой туфли. Нападение закончилось ничем. Неуловимое, как бросок змеи, движение, и белый комок повис в воздухе, пойманный за шкирку.
– Да ты настоящий Бармалей, – улыбнулся Морок, разглядывая щенка. Тот урчал и извивался, стараясь куснуть Кирилла Михайловича за руку.
Неожиданно Морок изменился в лице.
– Это вардак? – жестко спросил он, обращаясь к дочери.
– Да, – растерянно ответила она. – Только маленький.
Цепкий взгляд отца уже изучал татуировку на ее щеке. Женьке вдруг показалось, что в наполненной солнечным светом комнате стало жутко холодно. Холодно и душно.
– Ты спускалась к Исси, – он не спрашивал. Он точно знал. В его голосе Женя различила странную смесь горечи и обреченности. – Это все, что они успели?
– Все.
– И как, нагар уже проснулся?
Женька снова кивнула. На этот раз очень медленно.
– Хорошо, – Морок отпустил щенка, решительно пересек номер и занял единственное кресло. Его лицо оказалось в тени. Друзьям не осталось ничего другого, как сесть на залитую полуденным солнцем кровать. Сытый Боров плюхнулся на пол у ног Федора, по-лягушачьи распластав окорочка. Вардак свернулся клубком на коленях хозяйки.
Те пару дней, которые Женя не видела отца, сильно его изменили. Черты лица заострились, виски побелели, а взгляд стал неприятно колючим. Точно Север встроил своему шефу в глазные яблоки устройство по считыванию мыслей.
– Как я понимаю, нам есть, что рассказать друг другу, – заговорил Морок. – Женя, я знаю, ты сбежала от Марата и Эдды, а потом, почти через сутки, появилась в «Четырех мирах». Между этими событиями вы с Бруно гостили в Большой Клоаке. Так?
Четверо подростков ответили молчанием. Женька пыталась сообразить, как обойти тему «Уст Истины». Слава Лунной кошке, она догадалась спрятать маску под тахту. Тимофей гадал, о чем можно рассказывать начальнику СКК, а о чем – не стоит. Бруно всем своим видом показывал, что вообще не обязан разговаривать с руководителем спецслужбы. И только на треугольной мордахе Федора не было ни капли сомнения. Юный целитель давно решил, как себя вести в сложных ситуациях: дать старшим самим разобраться. А он, если приспичит, потом раны заштопает.
