В лицее граф вёл себя очень тихо и незаметно, стараясь не бросаться в глаза и не мелькать на виду, что парадоксальным образом нас сдружило благодаря одному случаю. Лицей во многом был более… скажем так, мягкой версией внешнего мира и конфликты и игры императорского двора в определённом смысле просачивались в стены лицея через детей этих самых аристократов. И тут уже было всё: и кажущееся «равенство благородных», очень быстро оказывавшееся фикцией, ведь несмотря на номинальное равноправие, кому-то с более знаменитой фамилией позволялось несоизмеримо больше, чем, например, маркграфу из недавно присоединённых земель, да вдобавок ещё и графство имеющий скорее номинально. Виктору пришлось столкнуться с подобной несправедливостью в самой худшей форме: он обратил на себя внимание худших из возможных людей…
Мир вокруг меня подёрнуло дымкой в очередной раз, и я обнаружил, что иду по знакомому широкому коридору лицея, поворачиваю за угол и вижу…
— Так его, Гришка, лупцуй этого прусса! А то слишком задаётся! — громадный детина, богатый камзол которого выглядел на нём как мундир на корове, казалось, только этого и ждал. Ощерившись, он поднял плётку и занёс её над голой спиной парня, которого держали двое его дружков.
Но не успел он опустить свою плётку, как раздались медленные размеренные хлопки. Детина замер и повернулся на звук, точно так же замолчали и его дружки. Между тем из дверей появился худой парень с каштановыми волосами и холодными серыми глазами, медленно хлопавший в ладоши с выражением крайнего презрения на лице.
— Вот те раз, только я решил позаниматься науками, как мой старший кузен решил позаниматься врачеванием своего хрупкого эго.
— Что тебе надо, Вронский? Не хочешь развлекаться — хоть нам не мешай.
— Ну, если для тебя издевательство над вассалами твоего брата — развлечение, — молодой князь пожал плечами и вздохнул, на мой вкус уж слишком картинно, — Дело твоё, конечно, но долго при таких установках ты при дворе не проживёшь.
— Я там всю жизнь проживу! В отличие от тебя, Прошлый, я — из Романовых, я член Императорской фамилии и…
— И обречён всегда оставаться в самом хвосте списка наследников, — кивнул молодой Стас, — И те, кто выше в этом списке не дают тебе об этом забыть, вот и приходится самоутверждаться за счёт слабых.
— Ну, Прошлый, ты сам напросился…
Гришка зашипел и бросился на мелкого меня, но парень лёгким движением ушёл от плётки, подставив борову ножку так что тот полетел носом в пол. Когда он попытался встать, молодой я пнул детину в спину, отчего тот снова ударился башкой о пол и уже не дёргался, после чего парень повернулся к прихлебателям.
— Вы, подхалимы. Отпустите мелкого и валите отсюда.
— Тебе это с рук не сойдёт, Вронский! — заявил тот, который подбадривал «Гришку».
— Может да, а может и нет. Но пока у вас два варианта: либо попробуйте доделать то, что не удалось этого борову, — молодой князь пнул носком сапога под рёбра Георгия, — либо берите его и валите отсюда.
Подхалимы переглянулись и выпустив свою жертву, бросились к бесчувственному господину.
— Путешествуешь по волнам памяти? — раздался издевательский голос графа.
— Ну кто-то ведь должен, — заметил я.
Меттин промолчал и отвернулся, но я успел разглядеть, как он дёрнул щекой.
Глава 28
Кому-то может показаться, что быть пойманным — не лучший способ проведения операции устранения. Что ж, единственное, что я могу на это ответить: если у данного господина есть идеи о том, как уничтожить мага, который находится в пространстве, где он физически неуничтожим, я готов послушать эти предложения. Потому что у меня идея была только одна и для её реализации надо было, собственно, продолжать подыгрывать Виктору.
Что я и делал. Ну и да, узнать, что его так сильно изменило, что мой бывший друг решил закинуть меня хрен пойми в какой мир хрен пойми зачем тоже, по здравому размышлению, лишним не было.
Поэтому я и продолжал изображать пленника, до поры по крайней мере — чтобы узнать, что именно нужно господину графу.
Виктор ещё некоторое время шёл в молчании, а потом остановился, прищурился и резко свернул, направившись к пустоте между зеркалами.
— Эй… ты что задумал? — встревоженно спросил я, поняв, что магическая привязь тащит меня следом за графом, — Ты же сам говорил, что нельзя с тропы сходить.
— Это тебе нельзя, мне же вполне можно, — заявил Виктор и тут же отдёрнул ногу, которая начала проваливаться под тропу, — При определённых обстоятельствах.
— Ну да, это обнадёживает, конечно, — хмыкнул я, — Радует другое, если ты провалишься, я выберусь, а дальше — любое зеркало моё.
— Ха-ха-ха, — заметил брюнет и снова опустил ногу на пустоту. На этот раз пустота не поддалась, — Не надейся, князь.
Он сделал шаг, ещё один и скоро лента тропы исчезла за спиной, а вот перед нами тьма раскрылась — не так, как будто мы вошли в портал (это ощущение я уже успел запомнить), а так словно тьма вокруг расступилась, будто дым и мы оказались перед массивным бетонным зданием, освещённом электрическими лампами. Я скосил глаза и увидел в паре метров от стены всё ту же клубящуюся тьму междумирья.
— Занятно, — только и сказал я.
— Ты не представляешь, насколько, — сообщил Виктор, — Создать кусочек реальности из осколков несложившихся миров было очень непросто, но как видишь — я справился.
— Поздравляю, — ответил я, — И в чём был смысл?
Виктор улыбнулся:
— Сам подумай. Выбраться отсюда без моих способностей невозможно: ты не увидишь скрытой мной тайной тропы. А заставить меня у тебя не выйдет… Да, кстати об этом, — с этими словами он щёлкнул пальцами и держащие меня магические путы лопнули, — Если хочешь, можешь попробовать призвать Исток.
Я приземлился на сухую землю от неожиданности слегка присев, но тут же выпрямился и размял затёкшие запястья. Посмотрел на лучащегося самодовольством Виктора максимально хмуро и пожал плечами.
— Нет никакого смысла доставлять тебе удовольствие, я уже понял, что на эту…
— Я предпочитаю называть её «заводь». На мой взгляд подходит.
— Хорошо. Итак, я понял, что на эту заводь распространяется твоё правило допущения и запрещения истоков, — закончил я.
«Кроме того, у меня есть способы проверить работу своих способностей куда более тонкие, чем зажечь огонь на пальце или разрезать травинку, и их я конечно же применил, а о результатах этого применения тебе знать не стоит,» — это я говорить, понятно, не собирался.
Выпрямившись, я вытащил из кармана кителя портсигар, походя отодвинув ножны с катаной, чего Виктор казалось, не заметил. Ну да, хочет, чтобы я меч на нём испробовал, а может и револьвер. Мальчишка всё-таки.
Вставив в зубы сигарету, я вытащил меч из ножен на пару сантиметров, чтобы прикурить об вспыхнувшее на клинке пламя, после чего снова сунул меч за пояс.
— Не хочешь на мне испытать свою шашку? — поинтересовался Виктор
— Зачем? Я уже понял, что не сработает. Как я и сказал, не хочу доставлять тебе удовольствия. Ну а ты между тем можешь начать рассказывать, зачем ты меня сюда привёл, — детский приём, но Виктор, уже открывший рот, несомненно чтобы объяснить мне свой хитрый план, тут же смешался.
Теперь, начав говорить, он словно бы выполнял моё повеление, что ставило его в неприятную позицию. Впрочем, с такими уколами он справляться научился.
— Ты думаешь, что ты особенный? Нет, отнюдь. Мне нужен был инструмент, нужно было орудие. Миры бесконечны по своей природе, каждое решение, каждый вопрос, на который ответили иначе порождает неопределённость. Неопределённость же создаёт два мира — тот, в котором ответили «да» и тот, в котором ответили «нет». И миров таких — бесконечное множество, — Виктор улыбнулся, — Но нам нужен был особенный мир. Странный, мерзкий, находящийся на самом пределе возможного. Мир, который вырастил бы такого как ты: наследника рода столь варварского, что создали силу, способную разрушить что угодно и даже этого не поняли. Ты можешь убить что угодно и именно эта сила мне и нужна.
