— Извини, Веда, но сын говорит не такие уж странные вещи, — кашлянув, произнёс Витенег. — Может, Сдемир высказал свои подозрения без должной почтительности, но тут ты должна его простить: парень только учится светскому обхождению…
— То есть всё дело в недостатке вежливости?
— Наверное, да, — помолчав, кивнул барон. — Потому что по сути я со Сдемиром согласен.
Наглость щенка можно было объяснить невоспитанностью и глупостью, но то, что папаша поддержал наследника, наводило на мысль, что укол исходил от него, от Витенега, который не раз и не два намекал Всеведе, что имеет смысл оставить порочащую связь в прошлом.
«Решил меня укусить, старый боров? Интересно… Очень интересно…»
— Когда мы с Юрой познакомились, я ещё не была жрицей, — медленно произнесла женщина, умело управляя и голосом, и лицом. — Так что либо мы имеем дело со случайностью, либо у него необычайно развито предвидение.
— Допустим, речь идёт о предвидении, — продолжил давить барон. — Случайности не интересуют ни нас, ни заурда.
— В таком случае хочу напомнить, что биография Юры всем хорошо известна. Он — чел, с рождения живущий в Тайном Городе. У него есть брат и есть куча свидетелей, которые подтверждают его происхождение.
— В Москве, — поправил жрицу Сдемир. — В Тайном Городе Федра оказался всего два года назад.
— Не имеет значения, — высокомерно отозвалась Всеведа. — Я благодарна за проявленную бдительность, но уверена, что вы оба ошибаетесь: Юра — обыкновенный чел.
И поднялась с кресла, показывая, что встреча закончена.
— Дурацкая выходка, — проворчал барон, когда они с сыном покинули «колдовскую» зону крепости. — Ты её разозлил.
Разумеется, подслушать их могли где угодно, даже в собственном кабинете: в бытность свою вице-воеводой «секретного» полка Всеведа возглавляла приказ «В» и специализировалась на слежке за высшими иерархами Зелёного Дома, — однако Витенег давно выбросил из головы параноидальные мысли, чётко обозначив для себя места, где «говорить можно».
— Теперь Всеведа думает, что мы целимся в её человского любовничка.
— Извини, отец, но когда ты последний раз был молодым? — осведомился Сдемир.
— Достаточно давно, — не стал скрывать барон.
— Тогда поверь на слово: я всё сделал как надо.
— Неужели?
— Нам нужен результат.
— Ты выставил себя идиотом.
— Я обратил на себя внимание и заронил сомнения насчёт Федры, — не согласился юноша. — Это много.
— Черепаший ход.
— Я ей нравлюсь.
— Я заметил, — саркастически выдохнул Витенег.
И получил в ответ немного резкое:
— Как раз не заметил. — И уверенный тон, каковым Сдемир бросил своё замечание, заставил барона чуть опешить. — Ты не заметил, зато я вижу, какие взгляды Всеведа периодически бросает в мою сторону. Я ей нравлюсь, но до сих пор она не рассматривала меня в качестве возможного любовника. — Короткая пауза. — Теперь будет.
Никто не считал юного баронского сынка серьёзным игроком, и даже потенциально серьёзным, которому «следует подрасти». Не считал, поскольку «расти» Сдемиру требовалось очень и очень долго. Если считать годы. Ну да, у него была устойчиво крепкая и не по возрасту громкая репутация бабника, однако кобелиная натура не всегда идёт рука об руку с глубоким умом, и потому в расчёт Сдемира не брали. И не опасались, считая обыкновенным гулякой. Однако сейчас Витенег неожиданно подумал, что сынок-то вырос, и не просто вырос, а обрёл если не мудрость, то хотя бы ум.
— Ты уверен в том, что говоришь?
— Сегодня я бросил Федре заочный вызов, — объяснил юноша. — И теперь Всеведа всегда будет сравнивать нас.
— Надеюсь…
Витенег не был дураком и видел, что Ярга сделал на старую жрицу основную ставку. На неё сейчас работала созданная первым князем организация, её готовились вознести на вершину Зелёного Дома, и нельзя было упускать шанс приблизиться к будущей владычице как можно плотнее. У самого барона, по вполне понятным причинам, вероятность воспользоваться ситуацией отсутствовала напрочь, и потому он предложил заняться Всеведой любвеобильному сыну. Тот отнекиваться не стал, но за два месяца не продвинулся ни на дюйм, ограничиваясь лишь деловыми встречами и разговорами.
А теперь и вовсе затеял с будущей королевой ненужную свару.
— Ну, станет она сравнивать тебя с Федрой, и что? — поинтересовался барон, широко шагая в свой кабинет. Секретарю с бумагами кивнул: «Потом!», сыну указал на скромный «стул докладчика», а сам плюхнулся в Главное Кресло. — Какой в этом толк?
— Толк тот, что я по всем статьям его превосхожу, — скромно сообщил Сдемир.
— И что?
— А то, что в ближайшее время Всеведа будет жить в режиме стресса, разум её будет поглощён исключительно нашими делами, а всем остальным станут управлять инстинкты. Инстинкты же просты, отец, они выбирают то, что лучше.
— То есть Всеведа переспит с тобой?
Молодость Витенега действительно осталась далеко-далеко позади. И где-то там же, в туманном прошлом, надёжно скрывалось умение обращаться с женщинами. В последние годы, точнее — десятилетия, оно барону не требовалось и теперь наотрез отказывалось включаться.
— Может, переспит, может, нет, — спокойно ответил Сдемир. — Важно то, что она стала смотреть на меня другими глазами.
— Как на врага.
— Женский взгляд на происходящее немного отличается от нашего, — вздохнул юноша. — Новый дерзкий самец является не врагом, а кандидатом. Так что ждёт меня не отпор, а экзамен.
* * *
Цитадель, штаб-квартира Великого Дома Навь.
Москва, Ленинградский проспект,
23 июня, четверг, 10:11.
— Ничего хорошего?
— Мало хорошего, — угрюмо уточнил князь. — Зеркало Нави предрекает тяжёлые испытания.
— Вы стали говорить, как человские правители, — пробормотал Сантьяга, изучая состояние ногтей на левой руке.
— А ты, как эти бездельники, одеваешься, — не остался в долгу повелитель Тёмного Двора.
— Обойдёмся без оскорблений, — хладнокровно попросил комиссар, не отвлекаясь от созерцания. — В человеком правительстве, да и вообще среди челов, нет ни одного столь же элегантного…
— Замолчи.
— …обладающего тонким вкусом…
— Сантьяга!
— …и совершенными манерами…
— Не перегибай палку! — прошипел князь.
Низко надвинутый капюшон, который по обыкновению скрывал лицо властителя Нави, дёрнулся, из тьмы сверкнули красные глаза, и эта демонстрация крайней степени раздражения заставила комиссара прервать художественную декламацию резюме и с достоинством подытожить:
