— Чуды растеряли амбиции?
— Чуды демонстрируют прагматизм, — уточнил комиссар. — Франц, как я уже говорил, молод, силён, ошибок не допускал, и выступать против него — означает губить карьеру. Возможно, в ближайшее время ситуация изменится, но пока меня гораздо больше беспокоит Людь.
Удивления заявление не вызвало.
— Ведьмы всегда ругаются, — припомнил князь.
— И всегда формировали оппозиционные партии.
— На то они и женщины. — Короткая пауза. — Но в тяжёлые дни они всегда сплачиваются вокруг короны.
— Именно так. — Комиссар заложил руки в карманы брюк. — Появление Мстителя и последовавший за ним кризис Знающих Выселок отвлёк Всеславу от переживаний по поводу гибели барона Мечеслава, ей пришлось вернуться к нормальной, если можно так выразиться, повседневности. Однако вскоре королеве предстоит рожать, и это обстоятельство оказывает на происходящее огромное влияние. Всеслава — очевидное слабое звено. Однако поделать с этим мы, увы, ничего не можем. Воспользоваться происходящим и устранить её с арены не так сложно, как кажется.
— Помоги ей, — предложил князь.
— Любое наше воздействие, даже минимальное, будет названо вмешательством во внутренние дела Зелёного Дома. Королеву обвинят в связях с нами, а то и в предательстве, что, согласитесь, тоже не в наших интересах.
— Какой ты стал осторожный.
— Что вы имеете в виду? — Комиссар удивлённо поднял брови.
— Однажды ты уже помог королеве справиться с внутренними врагами.
— Жрица Ярослава… — Сантьяга тонко улыбнулся.
Он не гордился тем, что сделал, но и не чувствовал вины: жрица выступила против Всеславы в разгар тяжелейшего кризиса, когда весь Тайный Город, а вместе с ним и весь мир висели на волоске, и у комиссара не было иного выхода, кроме быстрого, хирургически точного вмешательства. И оно осталось без последствий, поскольку о том, что именно нав убил жрицу Зелёного Дома, знали только те, кто лично присутствовал в тронном зале.
И все они правильно оценили тот поступок.
— К сожалению, сейчас всё иначе, — вздохнул Сантьяга. — Вестник собирался лишить жриц власти, отнять у самых амбициозных из них надежду на трон, и только потому они поддержали и Всеславу, и касающееся Ярославы вмешательство. Теперь ситуация принципиально иная: Всеслава слабеет, есть возможность заполучить корону, хотя бы и с помощью Ярги, утешая себя мыслью, что впоследствии можно будет всё переиграть…
— Кто? — коротко каркнул князь.
— Полагаю, жрица Ружена, — тут же ответил комиссар. — Титул ей достался благодаря Всеславе, но королева уже разочаровалась в ставленнице: едва освоившись, Ружена начала демонстрировать серьёзные амбиции, а с полгода назад едва ли не открыто примкнула к Мирославе и Любаве, которые традиционно составляют в Круге оппозицию.
— Почему бы Ярге не поддержать одну из них?
— Ружена моложе, энергичнее… Ей будет проще подмять под себя Зелёный Дом — её точно примут. Две другие слишком давно в оппозиции, и в них не верят.
— Допустим… — Повелитель Нави вновь помолчал, после чего осведомился: — Если Ярга и в самом деле помогает Ружене, что мешает тебе поддержать Любаву или Мирославу?
— Вероятность, что продалась одна из них.
— И ты поможешь врагу…
Князь крайне редко обращался к интригам Тайного Города, полностью перепоручив их Сантьяге, и ему приходилось прикладывать усилия даже для того, чтобы припомнить имена действующих в соседних Великих Домах персонажей.
— Если бы в Зелёном Доме назревал заурядный дворцовый переворот, я обязательно поиграл бы с претендентами, но фактор Ярги требует осторожности, я вынужден стоять на стороне консерваторов, что существенно снижает мои возможности.
— Трудно быть охранителем?
— Ещё как трудно.
Князь неожиданно откинул капюшон, поднял голову и долго, почти минуту, не отрываясь, смотрел на Сантьягу. Убедился, что не заставит его отвести взгляд, и медленно, очень медленно произнёс:
— Так вот какие неприятности предрекает Зеркало Нави… Ты не хочешь помогать Всеславе, чтобы не спугнуть Яргу… Собрался превратить в кусочек сыра весь Тайный Город?
Отрицать очевидное не имело смысла.
— Он всё время повышает ставки и должен высунуться, — спокойно ответил комиссар. И его антрацитово-чёрные глаза сверкнули пламенем Тьмы. — Если не сейчас, то после очередной победы.
Еще немного тишины, во время которой повелитель Нави сосредоточенно просчитывал рискованный план Сантьяги, после чего последовал хмурый вопрос:
— Не боишься, что Ярга поломает мышеловку?
А капюшон вернулся на место.
— В этом случае он сдохнет от отравленного сыра.
— То есть ты готов пожертвовать Всеславой…
— Её величество — не пешка, не надо её обижать, — тонко улыбнулся Сантьяга. — Вы говорите так, словно я лично обязан хранить трон Зелёного Дома, в то время, как королева — умная, сильная и волевая женщина, которая давно находится у власти. У неё есть Дочери Журавля, есть «секретный» полк, есть верные жрицы… Наверное, есть… Я не в состоянии пожертвовать Всеславой, если она сама не пожертвует собой. Я всего лишь тот, кто стоит рядом, но я ей не служу.
— Не всякий гамбит ведёт к победе.
— Я вырежу вашу мудрость на ближайшей скрижали.
Стало понятно, что Сантьяга принял решение и не отступит, а значит, надо или назначать нового комиссара, или положиться на опыт нынешнего.
— Переоденься в чёрное! — пробурчал владыка Нави, откидываясь на неудобную спинку деревянного кресла.
— Только на ваши похороны.
* * *
Зелёный Дом, штаб-квартира Великого Дома Людь.
Москва, Лосиный остров,
23 июня, четверг, 10:23.
За тысячи и тысячи лет королевские покои видели многое: и горе, и слёзы, и надежду, и радость, и смех, и стоны — все эмоции, на которые способны люды, от слабых, едва заметных, выраженных движением бровей, до яростных вспышек, в пожаре которых могли дотла сгореть звёзды. Стены королевских покоев Зелёного Дома давно перестали удивляться и разучились чувствовать, смирились с ролью сторонних наблюдателей и равнодушно впитывали и восторги, и переживания, оставаясь при этом невозмутимыми, холодно-безучастными. Дворец всё видел, всё помнил, но молчал. И горе несчастной королевы стало для него лишь очередным эпизодом вечной смены белого и чёрного, не более.
Смерть Мечеслава не поколебала непробиваемое безразличие дворца.
А вот Всеславу она придавила тяжким прессом, и с того времени цвет её покоев стал чёрным. Шторы, гардины, занавесы, драпировка стен, покрывала, ковры, мебель, бельё и даже цветы — вот уже два месяца королевское крыло было горестно-мрачным, как будто несчастная Всеслава щедро поделилась с ним заполонившей душу тьмой. Но это касалось лишь личных покоев Её величества, поскольку остальной дворец давно избавился от траурного убранства, и даже рабочий кабинет, в котором королева принимала наиболее доверенных подданных, выглядел обыкновенно: изящные золотые светильники, игривый, радостно-зелёного цвета шёлк на стенах, элегантная мебель, драгоценные, но при этом очень милые безделушки на полках. И маленькая рамка с портретом любимого на столе. Рамка без траурной ленточки — Всеславе не требовалось дополнительно напоминать себе, что Мечеслава больше нет.
