— Ой… Как же это я забыла… Он написал, что путь лежит через Весеннюю башню.
— Ну, значит, там мы не пройдем, потому что попасть в башню можно только весной.
— Можно обогнуть ее по внешней стене.
— Чего?
— Там выступ есть такой… Неширокий, но идти можно.
— Опять воздушная акробатика?!
…Идти и впрямь было можно. Прижавшись животом к шершавой стене. Не глядя вниз и проклиная все на свете. Ветра, запутавшегося в башнях, всегда хватало, но сейчас он явно решил, что ему подкинули три новых игрушки. Причем две он быстро забросил — одна слишком легкая, другая слишком когтистая и цепкая. А вот Ян оказался для него самым подходящим.
Какое все же облегчение спрыгнуть на надежный каменный пол. Пусть даже пол исчерчен знаками, строжайше запрещающими наступать на него.
— Тут под некоторыми плитками ловушки, — мимоходом обрадовала Амилия, всматриваясь в текст. — Они старые, но…
— А-а!
— …некоторые действуют. Извини, Ева, мне надо было тебя предупредить.
— Ничего, — мрачная Ева пошевелила мыском ботинка четвертинку отрубленной косы на камнях. — Давно хотела концы подравнять, посеклись…
У планировщиков башен была явная тяга к закручиванию лестниц в тугие спирали. Все бы ничего, но чередование витков по часовой стрелки, не помешало бы перемежать с поворотами против. Или это для того, чтобы у врагов голова закружилась?
Ян помассировал затекшую шею.
— Темнеет уже. Ничего мы здесь не найдем. Надо возвращаться ко Второй Гостевой и снова искать выход оттуда. Мы верхние этажи не проверили.
— Еще немного.
Ева увлеклась, похоже, больше других и носилась по этажам с проворством и азартом щенка, вырвавшегося на волю из тесного двора. Правда в сумерках она все больше утрачивала сходство с человеком.
— Ты уверена? — всерьез засомневался Ян. — Солнце уже село.
Солнце и впрямь уже село, но пока над горизонтом разливалось яркое алое зарево и света хватало. Глаза Евы жутковато и ярко полыхали зеленью под растрепанной челкой, а кончики ушей удлинились настолько, что торчали над макушкой.
— Если боишься, давай разделимся, — засмеялась она в ответ. — Вы вдвоем пойдете этим коридором. А я спущусь на пару ярусов ниже. Может, там что интересное. Так и быстрее будет…
— Не стоит тебе одной носиться… Опасно.
Она засмеялась громче, выскаливая заострившиеся зубы и неприятно напоминая ледяного карлика. От него, что ли нахваталась таких злых ужимок? Казалось, Ева утрачивает чувство реального, скатываясь в бездумие оборотня. Мало того, что ей действительно не стоило в одиночку сновать по незнакомой башне, так еще без компании напарница уйдет в слепую трансформацию гораздо быстрее.
— Я скоро, — пообещала Ева, не дожидаясь одобрения, и умчалась в сумрак. Только громко скрежетнули когти.
Ян тревожно переглянулся в Амилией. Но ничего не оставалось, как следовать указанным путем.
— Осторожнее!
— Вижу, — процедил он сквозь зубы.
Перекрытие на полу в центре комнаты сгнило настолько, что пройти по нему не смогла бы и невесомая Амилия. Затейники-жучки источили деревянные балки до кружевной дырчатости. Как это вообще все держалось? Хотя края, вроде, покрепче…
— Хорошо, что не ночью тут рыскаем.
Зато башня соединялась с соседней постройкой прочной каменной скобой моста. И за плотно закрытой, но незапертой дверью отыскалась сокровищница: книги, утварь, шпалеры. Даже телескоп — старинный медный, с целыми, хоть и грязными, линзами.
— Смотри, а это, наверное, из Серебряной башни сюда принесли, — Амилия сняла с крюка небольшой, сплетенный из почерневших металлических нитей фонарь. — И вот это тоже… — Статуэтка серебряного единорога запылилась настолько, что казалась шерстяной. Амилия провела пальцем — и на витом роге заиграли блики.
— Заберем с собой? — хозяйственно предложил Ян.
— Это чужое, — девушка с сожалением поставила статуэтку на прежнее место.
— Оно тут сотни лет хранится никому не нужное… Ладно, можно отнести в музей, — великодушно решил Ян.
— Придется разыскать путь назад поудобнее.
— Кстати, хорошо бы продумать этот момент, пока не поздно. Судя по заметкам, нам еще долго петлять в трех стенах, а уже вечер.
— Можем, задержаться на ночь, — Амилия рассеянно улыбнулась и напомнила. — У меня бутерброды есть.
— Не страшно?
— Нет… — она улыбнулась еще шире. И вдруг добавила без перехода, живо переменившись в лице: — То есть, да. Теперь страшно.
Улыбка исчезла с ее губ, словно не было. Амилия сторожко замерла, глядя мимо Яна расширившимися глазами. В сумерках они казались еще темнее и глубже.
— Слышишь?
— Нет, — ответил Ян. И тоже поправился после заминки: — То есть, да.
Он внезапно осознал, что застоявшаяся тишина разбавлена утробным, мерзким звериным урчанием. Нечто похожее он уже имел неудовольствие слышать сегодняшним утром. Как и пронзительный скрежет когтей.
— Ева? Это ты там развлекаешься?
Амилия прижала к груди планшет, как-то сразу побелев. Нет, она и без того была бледная, а теперь словно засветилась в густых сумерках. Впрочем, и сумерки уже незаметно перетекли в ночь. Из Башен ночь не уходила далеко и являлась сразу же, как только исчезал дневной свет.
А во тьме неприятно тлели изжелта-зеленые глаза. И быстро приближались.
— Ева?
— Бе… бежим, — тихо пискнула Амилия.
Ян намеревался было возмутиться, расправить плечи и велеть Еве не валять дурака. Однако то, что надвигалось на них из тьмы, вряд ли даже помнило, что обладает именем. Милым, женским.
Оборотень вдруг прыгнул. Ян чудом увернулся, но инерционной отдачи пронесшегося мимо тела хватило, чтобы запоздало поразмыслить на тему откуда в тощей девушке столько живого оборотничьего веса?
— К-куда? — прорычала оборотниха. — Мя-со…
Хотя, если поедать все, что видишь…
Амилия резко дернула Яна за руку, и они понеслись по галерее.
— П-помнишь, куда бежать?
— Неважно!
И то верно. Одну дверь они захлопнуть успели, но разраженная Ева разнесла ее лапами в считанные секунды. О вторую преграду запнулась ненадолго.
— Мр-р… Ян, впусти меня! — в пробитую когтем щель заглянул зеленоватый, нечеловеческий глаз.
— Извини, Ева. Только если подстрижешь когти и подпилишь зубы.
— Я с-сама войду-у-у…
И ведь войдет. Толстенная дверь, окованная бронзой, содрогнулась от тяжелого удара. Потом треснула поперек. Туда! Нет, сюда… Здесь провал. Назад! Уже знакомый деревянный пол башни, источенный до ветхого кружева жучками.
— Я пробегу по центру… Я легкая, — вдруг, задыхаясь, воскликнула Амилия. — А ты по краю, где покрытие надежнее, а то она… догадается…
Сначала самому Яну нужно было догадаться, о чем спутница толкует. А потом ужаснуться:
— Да ты что! Там даже ты не пробежишь… Лучше я прыгну.
— Не допрыгнешь! — она уже бежала, как задумала.
Чистой воды безумие. Но когда тебе в спину дышит разозленный оборотень, то на многие вещи смотришь проще. И все равно они оба ошиблись.
От одной двери до другой шагов двадцать.
Амилия действительно легко проскочила дальше середины, а Ян пробежал примерно столько же по краю, когда Ева догнала их и рванула следом. Раздался чудовищный треск. Отчаянно взвыл оборотень. Ян почувствовал, как содрогнулся и стал крениться пол и под его ногами. Цепляться было не за что. Яна и Амилию потянуло к пролому в центре, в который уже ухнула воющая Ева. Амилия вскрикнула, упав на колени и тоже пытаясь ухватиться за расползающиеся перекрытия.
Вниз они провались одновременно.
Зато за это время тяжелая обортниха проломила и следующий этаж и глухо выла где-то внизу. А Амилия и Ян распластались по краям нового пролома, тяжело дыша. Сыпалась труха и каменная крошка. Пахло гнилым деревом и пылью. Оброненный фонарь гонял голубоватый луч по пятнистой стене. Второй фонарь провалился к Еве и лежал неподвижно.
— Прекрасный план… — пробормотал Ян, пытаясь собрать трясущиеся конечности.
— Ева! — Амилия подползла к краю пролома, пытаясь рассмотреть что-нибудь в темноте.
Ей навстречу выпрыгнуло с негодующим воем перепачканное грязью и паутиной чудовище, щелкнуло оскаленной пастью. Амилия живо отпрянула.
— Ну, во всяком случае, она не слишком пострадала, — Ян перекатился к стене, где пол казался прочнее.
Итак, что мы имеем? Обе двери, что вели наружу остались этажом выше, а значит на недосягаемой высоте. На том этаже, куда провалились Ян с Амилией выхода не было вовсе. Здесь вообще ничего не было, кроме остатков перекрытий пола, в центре которого зияла здоровенная дыра. Оттуда доносилось гневное подвывание и цокот когтей. Кажется, там тоже не нашлось выхода…
— Дотянешься до фонаря?
