В это поверил бы только сумасшедший, но Катя не позволяла себе усомниться в силе своего воображения. Оно спасало ее от детских страхов и одиночества, не давало погрязнуть в рутине, утешало и исцеляло. А потом создало Ника. И если существовало место, где Ник мог стать реальным, – то оно было здесь, в библиотеке. Она сожгла все бумажные черновики, чтобы написать новую историю, представляя не книжного персонажа, но настоящего человека. У этого Ника были карие глаза, отвратительный почерк и скверный характер. Этот Ник неумело бренчал на гитаре и порой пел мимо нот. Он состоял из несовершенств, странностей, свободных мыслей и чувств – совсем как обычный человек…
Мысль оборвалась: по библиотеке прокатился оглушающий грохот. Катя испуганно дернулась, и выводимое «о» обзавелось длинным зигзагообразным хвостом. Она оглянулась, высвечивая фонариком стеллажи. Шум не умолкал, объединяя в себе гулкий стук, будто падали камни, и беспокойный шелест, словно хлопали десятки крыльев потревоженных птиц.
Это были книги.
Катя вскочила со стула, готовая броситься на шум, но тут же передумала. Страх ощущался как тугой клубок под ребрами, а она, нитка за ниткой, разматывала его, чтобы найти в себе смелость проверить, что происходит.
Грохот смолк, библиотека снова погрузилась в дребезжащую тишину. Лишь тогда Катя сделала несколько осторожных шагов, освещая фонариком пространство впереди. Рука дрожала, и слабый поток света рябил перед глазами.
– Э-э-эй, – тихонько позвала Катя.
Высокие стеллажи поглотили ее голос. От испуга казалось, что они медленно смыкаются вокруг нее. И пусть это была только игра воображения, но дыхание перехватило по-настоящему. Минуты растянулись до бесконечности, время словно застыло в этих стенах.
Наконец, Катя добралась до середины ряда. Фонарик высветил какую-то фигуру на полу, но это оказалось всего лишь горой рухнувших книг. Ровные стеллажи зияли пустыми полками, словно кто-то нарочно сбросил их содержимое. Не раздумывая, как это могло произойти, Катя принялась судорожно собирать книги. Нужно вернуть все на место и убираться отсюда поскорее!
Она потянулась за очередным томом – и вдруг книжная груда зашевелилась. Катя вскрикнула, неуклюже отскочила назад и налетела на стеллаж. Тот качнулся и в следующее мгновение обрушил на нее книги. Катя инстинктивно прикрыла голову руками, выронив телефон.
В библиотеке стало темно и тихо.
В панике Катя бросилась искать под книжными завалами единственный источник света. Пальцы ощущали твердые переплеты и гладкие страницы, острые уголки обложек и шершавый срез бумаги. Но внезапно Катиной руки коснулось что-то странное. Оно едва дотронулось до запястья, точно боялось причинить боль. Слабый свет фонарика, пробившегося сквозь щель между книгами, высветил длинные, тонкие пальцы, покрытые вязью символов.
Она забыла, как дышать и двигаться. Все смотрела на эти руки как завороженная. Но когда кто-то тихо произнес ее имя, Катя закрутила головой, пытаясь в полумраке отыскать того, кому принадлежал бархатистый, тягучий голос.
Вначале она увидела темные глаза, в которых бликами отражался свет фонарика. Потом – широкие дугообразные брови, придающие лицу драматичности, скулы, подчеркнутые ровными строчками из символов, небрежно взъерошенные волосы… и бесчисленные символы на коже. Это было похоже на безумные татуировки, покрывающие все тело. Красивый и ужасный, притягательный и отталкивающий, он молча смотрел на Катю, позволяя привыкнуть к себе такому.
– Ник, – выдохнула она, впервые произнеся его имя вслух. Вместо ответа Ник кивнул, подтверждая, что догадка верна.
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, словно пытались сложить в голове персонажей-буквы и персонажей-картинки. Одно неловкое движение могло разрушить всю магию.
– Ты уничтожила все свои старые записи, – сказал он с сожалением.
– Все до единой! Ничего не осталось! Сожгла в мусорке старые тетради и вырванные из блокнота страницы. Стерла все, даже с компьютера!
– Было немного неприятно, когда ты жгла страницы, – признался Ник. Только сейчас Катя заметила темные пятна на его шее и предплечье, похожие на подпаленные края бумаги. Стало неловко и стыдно.
– Прости, – прошептала она, – но это был единственный шанс.
– Я боялся предложить тебе такой план. Боялся, что огонь уничтожит меня вместе с исписанными страницами.
– Заявление не для героя романа, – заметила Катя.
– Знаю, – хмыкнул он, в усмешке скривив губы.
– Но это вполне нормально для обычных людей. Ты для меня – не персонаж. Слышишь? Ты на-сто-я-щий, – последнее слово она проговорила по слогам, убеждая не только Ника, но и себя.
– Настоящий… благодаря тебе.
– Ты это в каком-то любовном романе вычитал, что ли? – Катя строго нахмурилась, но губы, не удержавшись, растянулись в улыбке.
– Вовсе нет.
Они одновременно засмеялись. Вряд ли стены библиотеки когда-нибудь слышали такой звонкий смех.
Ник взял ее за руку и мягко притянул к себе. Катя сразу уловила знакомый бумажно-древесный аромат, слегка отдающий типографской краской.
– От тебя пахнет как от новой книги. – Она осторожно коснулась его щеки, проведя кончиком пальца по линии чернильных букв.
– А от тебя осенью: чем-то дымным и пряным…
Он робко поцеловал ее в висок и шепнул на ухо:
– Только потом не пиши, что «его горячее дыхание обожгло мою шею» и все такое прочее…
– Обещаю. – Она крепко обняла Ника.
Когда они научатся говорить прикосновениями, слова утратят свой смысл.
Ночь за библиотечными окнами медленно выцветала. Стекла посветлели, и созвездия на них проявились уже отчетливо. Но двое в библиотеке не заметили этого. Только почувствовали, будто пространство сжалось вокруг них и перевернулось вверх дном.
Город превратился в снежный шар, а они – в неподвижные фигурки внутри него. Небо заполнилось снежинками… Или все-таки блестками? Катя не видела ни того, ни другого. Взгляд не выходил за границы чернильных букв.
Ей хотелось читать строчку за строчкой – от первой до последней, а потом заново…
Читать вслух – и чувствовать прикосновение слов на губах.
Читать вслух, чтобы разделить историю с тем, кто рядом.
