Странно было слышать столь взрослые речи от невысокой, мне по пояс, девчушки в легком белом сарафане, сшитом то ли из холстины, то ли из чего-то домотканого. Да еще этот детский голосок…
Но это не Двуликая, о которой речь не так давно шла. Та в разговоры вообще не вступает, просто приходит к заблудившимся и за собой их манит.
— Родитель их Ялпын-Уя. — Девочка очаровательно улыбнулась, продемонстрировав нам белоснежные зубы, после присела на корточки и щелкнула голову, что держала Светлана, по плоскому носу. — Помнишь его? По-о-о-омнит. Старый и мудрый змей размером с ту гору, где мы сейчас находимся. Вот такой!
Она резко распрямилась, заставив всех нас вздрогнуть, а после подняла руки вверх и встала при этом на носочки.
— Только не помогла ему стража, — хлопнула наша собеседница в ладони. — Ага! Он от родни стерегся, а сгинул от небесного огня. Тот ка-а-ак бахнул — и нет Ялпын-Уя. И еще двух гор, что там стояли, тоже, на их месте теперь озера плещут. И родни его тоже не стало, всех одним махом тогда, значит, того… А почему? Потому что больно сильно они о себе стали понимать, небесам то не по нраву пришлось. Но вот наги остались, чего им сделается? То одним служили, то другим, но чаще всего самим себе. И боялись с той поры только одного — огня, более ничего им не страшно. Так что, воин, ты все правильно сделал.
— А мы, значит, нет? — Марго повернула к себе голову и глянула ей в белесые глаза. — Экая досада!
— Чего же нет? — всплеснула руками девочка. — Все так! Надо до ума сделанное довести — и только! Так что плясать станем! И-и-и-и-их!
И она прошлась вокруг нас кругом, лихо перебирая ногами и взмахивая невесть откуда появившимся у нее в руках синеньким платочком. Делала она это настолько весело и азартно, что я и сам не заметил, что ноги мои пошли в пляс. Что там, мои спутницы, как и я, сбросив рюкзаки, тоже пошли лебедушками по кругу.
— Что рождение, что смерть надо пляской отмечать! — залихватски прозвенел голос малолетней затейницы. — Души, даже такие поганые, и встречать, и провожать надо с радостью! Охти мне! Их! Их! Их! Гойда!
Шутки шутками, а вскоре вокруг трех безголовых туловищ весело отплясывали четыре взрослых человека и одна безудержно кружащаяся девчушка в развевающемся сарафане, на подоле которого вдруг невесть откуда появилась ярко-красная оторочка, переливающаяся, словно живой огонь, что мигом навело меня на кое-какие мысли.
Впрочем, особо думать мне было недосуг, поскольку я, от себя того не ожидая, на самом деле азартно отдался дикому ритму танца, заламывал руки за голову, хлопал ладонями по каблукам тактических ботинок и время от времени залихватски ухал. Да что я? Аркаша так и вовсе вприсядку пошел, причем делал это довольно умело. Как видно, в детстве народными танцами занимался, паршивец эдакий! Да и Марго удивила, она откуда-то добыла белый платочек и лихо им размахивала, крутясь что юла.
Фрр! Сначала вспыхнуло одно тело, следом за ним два других, зеленоватое пламя шустро пожирало их, как обычный огонь сухие дрова. Ну а секунд через пятнадцать полыхнули и головы, которые мои спутницы так и держали в руках.
Пара минут — и от трупов недавних врагов даже следа не осталось. Хотя нет — несколько темных пятен копоти все же сохранилось, но и только.
— Славно поплясали, — заявила баловница останавливаясь, а следом за ней и мы застыли на местах, тяжело при этом дыша. — Но веселье весельем, им одним не проживешь. Так ведь, гости дорогие? Есть то, что поважнее плясок да смеха? Вы же сюда не для потех душевных пожаловали, а?
Глава 20
— Нет, — ответил я, присаживаясь на рюкзак, валяющийся на полу. — Врать не стану.
Моему примеру последовали все, причем Аркаша мигом начал массировать ноги, которые, похоже, после коленец, что он выбрасывал, порядком ныли.
— И правильно, — покивала девчушка, устраиваясь рядом со мной. — Хотя если историю какую занятную рассказывать, такую, что дух захватит, то там и загнуть чуток не грех. Знаешь, как раньше говаривали? «Врать — не устать, лишь бы слушали».
— Так и по-другому говаривали, — в тон ей ответил я. — Резва ложь, да правды боится. Но нам такое ни к чему. Мы сюда все не просто так пришли, каждый со своим интересом, и зазорных среди них нету.
— Ой ли? — прищурилась девчонка. — А ну-ка. Ты тут почто?
— Вещицу одну ищу, сильно непростую. Она, видишь ли, чудную петлю заложила, полстраны объехав и обратно в горы вернувшись. Она с давних пор тут хранилась, в могиле Святогора. Слыхала, небось, про такую?
— То мое дело, — погрозила мне пальчиком малая. — А говорить очередь твоя. Вот и не останавливайся.
— Добро, — покладисто кивнул я. — Горы тряхнуло, вещичку ту один ухарь к рукам прибрал, только ненадолго, скоро и с ней расстался, и свою голову до кучи потерял. Потом и вор помер, и другие люди, а она, как я сказал, обратно на Урал вернулась. След под Уфалейский хребет потянулся, вот я по нему и иду.
— Так может, хорошо, что она снова дома? — подковырнула меня собеседница. — И ей тут покойнее, и людям проще.
— Так, да не так, — усмехнулся я, после залез в карман куртки и достал оттуда барбариску. У нас всех они по карманам были распиханы, поскольку Аркашка этого дела купил с изрядным запасом. — Хочешь леденец?
— Уй, как хочу! — не стала выделываться малая и даже облизнулась. — Давай. Люблю ландрин — спасу нет, только не часто пробовать приходится. Но про вопрос мой не забудь, я ответ хочу услышать.
— Говорю — мне таить нечего. Те, кто вещицу ту к рукам прибрал, лихое дело замыслили. Они хотят одного из старых богов обратно вернуть, именем Куль-Отыр. Слыхала про такого?
— Что тебе в том за печаль? — Девчонка развернула конфету, сунула ее в рот, а фантик протянула мне. — Кто он тебе и кто ты ему? Твой род из других мест, он вряд ли туда заявится, чтобы лиходеить и жертвы для себя сыскивать. Да и бог-то он, однако, так, только на словах. Силенок у него сроду-роду было на грошик. Так, тучку нагнать, проклясть кого, дичь шугануть да кулаком братцу погрозить. Иной шаман дел навертеть втрое больше могет.
— У него сил нет, зато у тех, кто в него верит, их в достатке, — влезла в разговор Светлана. — Они туристов…
— Кого?
— Тех, кто на горы приезжает посмотреть, — пояснила оперативница. — Так вот — они их под нож в его славу пускают, на алтари кладут, воскресить Куль-Отыра пытаются. Такое никуда не годится.
— Ты, значит, против? — остро глянула на нее малая. — С чего бы?
— Моя работа — защищать людей от тех, кто им жить мешает, — кивнула Метельская. — И — да, такое надо пресекать, причем жестко. Не будет шанса на то, что он вернется, — со временем пропадут те, кто в это верит. Тогда и крови не будет.
— Ты блаженная? — с сочувствием глянула на нее наша новая знакомица — Чтобы кровушка людская не лилась, всем человекам надо одним махом исчезнуть. Насовсем. Как не было. Вот тогда да, тогда убивства прекратятся. А до той поры всегда найдется повод для того, чтобы друг у дружки жизни забирать. Даже если они голыми и босыми бродить по земле станут, все одно что-то да надумают.
— Ну прямо уж! — усомнилась Марго. — Не совсем мы все сволочи!
— Про тебя разговор особый, ты со смертью давняя подружка, — показала ей язык девчушка. — А человеки… Да как по другому-то? Вот все голые стоят, друг на дружку глядят. Девка лядащая на соседку зырк — а там и волос гуще, и титьки торчком! Эва, да еще и все парни на нее глазеют, слюни до колен пускают! Что, она такое стерпит? Да шиш! Ночи дождется, да камушком подруньку по голове и приласкает. Счастья бабьего всем девкам охота, даже таким, которые говорят, что они лучше одни будут, чем с никчемой каким. Про мужиков и вовсе речи нет, они мигом удами меряться примутся, у кого длинней да горбатей, а оттуда до драки — что от крыльца до отхожего места — два шага, и те бегом. А где драка, там и погибель. Так что пустое твое занятие, милаха!
