Снежные бури, накрывающие город своим колючим пуховым одеялом, длились по несколько дней. В такое время жизнь повсеместно останавливалась, все дома запирались. Город оказывался во власти ужасной метели — находиться в такое время на улице было верной смертью.
Сказать по правде, жители города боялись не только снега, но еще тех, кто якобы с ним приходил. Злые языки поговаривали о тварях, выжидающих в метелях и питающихся людьми, но никто никогда этих тварей не видел. Самые ярые выдумщики заверяли, будто слышали смех в ветре и видели жутких уродливых существ, ползающих по стенам домов и скребущих в штормовые ставни когтями. И хоть мало, кто верил этим россказням, в каждую бурю неизменно кто-то пропадал — не успевал добраться домой, терялся, замерзал насмерть и исчезал. Об этих несчастных потом писали на передовице газет всю неделю после того, как все заканчивалось.
Город пережидал ненастье, ветер постепенно стихал, и метель умирала — снегопад на короткое время почти прекращался. Тогда открывались люки и решетки канализационных сборников, и снег уходил под землю, где располагались гремпины — цеха по переработке. Автоматоны-уборщики выезжали на улицы и расчищали тротуары и мостовые, освобождали дома и их жителей из снежного плена. Постепенно жизнь снова возвращалась в норму. До следующего подобного предупреждения о приближающейся снежной напасти.
Последняя буря была почти три с половиной месяца назад и длилась ровно неделю. И вот в трамвае все принялись гадать, сколько продлится новая. Кто-то без особой радости в голосе сообщил, что наконец появится возможность дочитать книгу, еще кто-то достал из кармана блокнот и взялся составлять список покупок, чтобы пополнить запасы, а молодая мисс, сидевшая перед Финчем, посетовала на то, что спектакль в театре «Карди-Бра», на который она возлагала особые надежды, отменят.
Финч в общей нервозности, поселившейся в трамвае, участия не принимал, да и к тому же вагон наконец подошел к его станции. Сквозь запотевший иллюминатор он уже видел свой квартал: нестройный ряд домов с темно-зелеными крышами.
«Станция “Трум. Горри”», — сообщили вещатели, а затем трамвай остановился и с шипением раскрыл двери.
Финч со вздохом поднялся и направился к выходу.
Станция «Трум» была совсем крошечной. Над лаконичной платформой нависал небольшой кованый навес, множество раз залатанный, — под ним размещались одинокая скамейка да будка станционного смотрителя, старого мистера Перри. Часы с единственным циферблатом всегда отставали, стекло в них треснуло. Тепло-решетки на краю платформы пребывали в плачевном состоянии и вечно забивались или ломались.
Вот и сейчас, стоило лишь Финчу сойти с подножки, как он увидел мистера Перри в длинной шинели и съехавшей набок фуражке, ковырявшего что-то в медных конусах в глубине рычащего и фыркающего напольного радиатора. В руке старик держал механический ключ, при этом сам он раскраснелся и пыхтел, как паровоз.
— Добрый день, мистер Перри, — поздоровался Финч. — Снова чините решетку?
— О! Здравствуй, Финч, — отозвался станционный смотритель, подняв взгляд. — Уже третий раз за день забилась, проклятая. Один мистер не смог струсить снег, можешь поверить? А где это видано, чтобы в трамвай заходили с башмаками в снегу!
— Но у трамваев ведь есть свои тепло-решетки, — заметил Финч.
Мистер Перри был очень стар и при этом старательно не замечал происходящих кругом изменений. Он до сих пор искренне считал, что все городские автоматоны работают на пару, а уж об электриситете, который Уолшши добывают в гремпинах и которым питается весь центр города, он и слыхом не слыхивал.
— Ты что, Финч?! — махнул рукой старик. — Чтобы в трамваях стояли тепло-решетки?! Все ж на нас держится, на станционщиках… Этим трамвайщикам всегда на порядок было чихнуть и размазать.
— Да, вы говорили, мистер Перри, — не стал спорить Финч. Смотритель частенько жаловался на своих заклятых врагов — ленивых трамвайщиков, которые, мол, только то и делают, что колесят себе по рельсам и бед не знают. — Хорошего дня, мистер Перри.
— Передавай привет дедушке, — пробормотал старик и, подкрутив седые усы, снова склонился над решеткой. — Где-то тут был вентиль, похожий на ухо…
…Дом № 17 был потерян среди таких же старых и понурых домов улицы Трум. Семь этажей, темно-зеленая черепичная крыша, горбатые дымоходы, каминные и кухонные трубы, а также флюгер в виде часовой стрелки да круглое чердачное окно. Точно такой же дом, как № 16 или № 18.
Его бы совсем ничто не отличало, если бы не старый ржавый дирижабль на заднем дворе. На памяти Финча, эта сплошь облепленная снегом штуковина всегда там стояла, привалившись к кирпичной стене, будто прилегла отдохнуть и затем забыла, как подняться обратно. Финч не помнил, чтобы дирижабль когда-то взлетал или подавал хоть какие-либо признаки жизни. Если, конечно, не считать признаком жизни мистера Хэмма, старого сумасшедшего пьяницу, который квартировал внутри и клятвенно заверял всех, что его «Дженни» немало повидала во время войны, совершила множество опасных полетов и пережила бессчетное количество приключений. Разумеется, ему никто не верил. Стоило только взглянуть на «Дженни», напоминающую огромный сугроб, или понюхать самого мистера Хэмма…
Финч медленно брел к дому и, глядя на него, в очередной раз вспомнил, почему ему не нравится Горри. Он считал, что здесь живут одни только злые и несчастные люди. Время на этих улочках будто бы замерло, как во время снежной бури, — а на самой Трум вообще никогда ничего не происходило.
Жизнь в здешних крошечных квартирках была невероятно скучной и монотонной, день повторялся за днем, и порой было трудно понять, наступило ли уже сегодня или все еще тянется вчера. Да и люди, что обретались в Горри, соответствовали такой жизни: занудные, мелочные и мелкие, никого здесь ничто не заботило. Финч отчаянно не хотел вырасти и превратиться в кого-нибудь из местных взрослых: безликих, хмурых, почти всю жизнь просыпающих и просыпающихся, только лишь чтобы сделать какие-то унылые неважные дела, а затем снова лечь спать.
Если бы кто-нибудь спросил мнения Финча, он предпочел бы жить где-нибудь в другом месте. Но где именно, он не смог бы ответить. Тот же Шелли пугал его своими шумом, старыми мостами, которые могли в любой момент упасть на голову, да людьми, вроде мистера Кэттли, которые сходят там на станции. Ну а других районов он по сути и не знал… Как это ни грустно признавать, его место было в Горри, а его судьбой было здесь состариться и умереть, если скука или тоска не задушат его быстрее…
Вот и дом № 17. Он нависал над улицей, будто был готов завалиться. Вечер вступал в свои права, и некоторые окна уже светились.
Окно комнаты Финча было темным — конечно, он ведь здесь, внизу, еще не вернулся из школы. Рядом располагалось окно их кухни. Там сейчас был дедушка — как обычно, готовил обед и…
Окно кухни не светилось. Неужели дедушка заснул в своем кресле за газетой? Такое с ним в последнее время случалось все чаще…
Финчу оставалось перейти узкую мостовую, по которой ездил разве что крошечный старенький «трофф» мистера Дьюи, их почтальона, когда он увидел то, что заставило его поморщиться.
— Только тебя не хватало, — проворчал Финч и пригнулся.
Из-за угла соседнего дома показалась невысокая, но очень важная фигура.
На мисс Арабелле Джей было рыжевато-коричневое пальто. Ее рыжую шапку с длинными ушами-завязками, которые она, как всякая примерная девочка, завязывала под подбородком, было видно за полквартала.
Судя по коричневому бумажному пакету из лавки «Мередит Момм», который она прижимала к груди, как невероятное сокровище, мама посылала ее за покупками.
К невероятной досаде Финча, Арабелла была его соседкой и жила в том же доме, что и он, но этажом ниже. Зная гнусные повадки этой девчонки, мальчик предположил, что, пока он был наказан в классе миссис Оул, она уже успела сделать все уроки и даже пообедать. Финч всегда презирал таких исполнительных и прилежных воображал. Вот сейчас он ей отомстит за то, что из-за нее его наказали, ведь это именно ее он ненавидел, когда заметила учительница.
