— Впрочем, я многое узнал про него. Я поднял архивы, в том числе и сожженные, и восстановил все, что было можно… Я опросил замковых призраков… Поверьте, это было непросто, они зациклены лишь на себе, — он кисло усмехнулся. — Я могу рассказать вам, если хотите. Возможно, это наведет вас на догадку.
— Вы все еще думаете, что это кто-то из тех, кто близок ко мне?
— Я в этом уверен.
— Рассказывайте.
— Много лет назад в Замке случилось несчастье…
— …была убита девушка, помню.
— …некий юноша спустился слишком глубоко, — будто и не заметив вставленной реплики, говорил сыщик, постукивая незажженной сигаретой теперь уже по раскрытой ладони, — и лишился рассудка. Что там с ним случилось, нас не касается, но из Замка вернулось чудовище. Только поначалу этого никто не понял. То есть возможно заметили, что юноша не в себе, возможно, его поместили в клинику… Чуть позже тот же юноша привел в Замок девушку по имени Альбина. Чем он ее заманил, остается только догадываться… Как и о том, что произошло дальше. Видимо, она рассердила своего кавалера. Девушку убили ударом в висок, скорее всего в состоянии аффекта. А прежний горелом так же случайно оказался свидетелем этого события, за что и поплатился… Убийца исчез. Может, он осознал, что натворил, а может, просто затаился. О нем не было слышно ничего много лет. Пока в город не приехал новый горелом. Это разбудило зверя, что поселился в душе безумца… И теперь он снова действует.
— Раз вам так много известно, что же проще — поднимите документы клиники и сопоставьте имена и даты! То есть пошлите туда кого-нибудь из живых.
Если этого психа поместили именно в «Три родника», то можно понять, как он проник туда вслед за Яном и узнал о дочери художника. Сумасшедшие имеют лазейки даже там, где казалось бы нет выхода.
Сыщик отрицательно покачал головой:
— Это же легенда. Городской фольклор. Все что-то слышали, но достоверно никто ничего не знает. Убийца Альбины не был найден. Призраки Замка помнят этого безумца, но не в силах описать его. Никто из людей не назовет ни точной даты, ни подробностей. Нет никого, кого бы доставили в тот период в клинику с диагнозом «сошел с ума в Замке». Были нервные срывы, были параноидальные психозы, но… В общем, у меня есть полностью восстановленная история. Нет только имени. А у вас?
— Я не знаю. Надо подумать.
— Значит, у нас нет ничего, — устало констатировал сыщик. — Вообще. Особенно времени.
Ян молчал. Не ждал же сыщик, что Ян пожалеет его и Департамент расследований?
— Мэр негодует. Горожане требуют предпринять хоть что-то, чтобы избавиться от страха за жизнь своих дочерей. Департамент расследований бессилен. Либо этот монстр слишком умен, либо он вовсе не человек… Так или иначе, мне не остается ничего другого, как обратиться к вам за помощью.
— Вы уже…
— Нет, за другой помощью, — сыщик нахмурился, подумал и официальным тоном произнес: — Между вами и убийцей есть связь и, я уверен, вы обязательно встретитесь с ним. Это сокращает пространство потенциального воздействия вашего дара. Потому Департамент расследований города Белополя просит вас избавить город от душегуба. Отвести беду от невинных дев. Неважно, как, — добавил он после паузы. — А я, Максимилиан Гбор, от лица всех призраков Замка Тысячи башен и от себя лично прошу избавить Замок от беды, от этого выродка.
Ян привычно поморщился. Голова с готовностью отозвалась тупой болью. Ну, прямо, сговорились все сегодня. А самостоятельно никто уже ничего делать не собирается?
— Что он хотел? — спросила Ева осторожно, когда Ян приблизился.
— Как обычно. Счастья и покоя. Для всех разом.
— Как я его понимаю.
* * *
Если они считали, что притащить зеркало с часами к Замку — это сложно, то втянуть их наверх, в башню оказалось задачей раз в десять увлекательнее. К тому моменту, когда они все-таки перевалились через край башенного окна, в Яне скопился такой заряд ненависти ко всему сущему, что прикоснувшийся всерьез рисковал исполниться истинной благодати до конца своих дней. Только бы успел увернуться, от свалившегося на него увесистого счастья, объединенного массой в Яновы и зеркала десятки килограмм.
К сожалению, единственной пострадавшей оказалась Амилия.
— Вы воды не прихватили? — осторожно осведомилась она, едва новоприбывшие отдышались.
А хорошо, что в Серебряной зеркала небьющиеся… Не выдержать бы стеклу такой поток витиеватых выражений.
И все-таки Ева права… Что-то с ним неладно. Чувство стыда и вины, во-первых, за несдержанность, а во-вторых, за то, что про воду и еду для Амилии они и впрямь начисто забыли, подвигли Яна на то, что он добровольно вызвался снова спуститься вниз и добраться до магазина.
Кажется, Еву тоже мучила совесть.
— Сбежишь еще, — проворчала она. — Или в какой-нибудь костер угодишь. Давай лучше я.
— В записках сказано, что из Серебряной ход выводит к Мокрой башне. Там полно воды, — вмешалась деликатно Амилия, пожалевшая о своей несдержанности. — Может, не будем терять время?
— Еда там тоже есть?
— Если честно… Про еду мне лично в этом месте как-то… не думается.
— Похоже, она из тех, кто про еду вообще вспоминает, когда их сквозняки начинают с ног сбивать, — Ева смотрела в сторону. Трапеза на кухне Аглаи Пустец явно пошла ей на пользу, исчез голодный блеск из глаз и появилась некоторая умиротворенность.
— А у тебя есть идеи? — Ян повернулся к Амилии.
— Кого обделили физической силой — наградили интеллектом, — улыбнулась девушка и взъерошила обеими руками короткие волосы, видимо, чтобы приободриться. — Я, пока вас ждала, тут кое-что придумала… — Амилия запнулась, честно поправилась: — На самом деле я придумала это еще дома, когда читала записки. Я подумала, что зеркало и часы нужно расположить так, чтобы…
— Погоди, — вмешался Ян, перехватывая инициативу. — Что значит «подумала про зеркало и часы»? Про некие абстрактные зеркало и часы, или про те, что были в моем доме? Это ведь не совпадение, нет?
— Я… Я видела их прежде, когда…
— Заходила к тебе в гости, — подсказала Ева, пытаясь приладить на место отогнутую решетку на окне, чтобы не привлекала внимание. На всякий случай.
— Ага… Я еще могу допустить этот вариант с часами, но зеркало? У нас состоялось безусловно весьма близкое эмоциональное столкновение, но до ванны дело не дошло.
— Еще до того, как ты вселился в этот дом, я была там… однажды, — Амилия покусала губы, наконец, придав им яркости.
В ванной? — захотелось Яну уточнить мерзким голосом. Но, хоть на душе и скреблись кошки, он промолчал. Из плотной махровой тишины, сгустившейся в зале, можно было соткать недурной плед. С вкраплениями поддельных серебряных блесток.
— Вы же знаете про «памятные» зеркала, — Амилия решила вернуться к прежней теме, благо, что никто не возразил. — Думаю, это одно из них. Оно висело здесь и запомнило происходившее. Надо только извлечь это из него. Выставить на часах правильное время.
— Это сумасшедшие часы, — наябедничал Ян. — Иногда они отбивают времена года или наигрывают вальсы. Ни разу я не слышал, чтобы они отстучали нечто, совпадающее с общепринятым хронометражем.
— У них своя душа.
Вот здорово! Даже часам душа положена. А Яну почему нет?
— Даже если ты уговоришь их отсчитывать время суток, то все равно мы можем прождать долго, пока поймаем нужный час.
— Думаю, он был здесь вечером. После закрытия Замка, но еще до полуночи.
— Откуда ты знаешь?
— Он не любил ходить после полуночи, — Амилия, словно зачарованная, погладила лежащие на полу часы по циферблату.
— Откуда ты знаешь? — с нажимом повторил Ян.
— Я… — она встрепенулась и заметно смутилась, спохватившись, что сказала лишнее. Как тогда, в доме на Ольховой. — Я читала в записках…
Нет, врать она точно не умела.
— Покажи!
— Ян! — вмешалась Ева. — Тебе это действительно сейчас так важно?
— Да. Узнавать тайны людей не менее увлекательно, чем тайны башен. Причем в любое время.
Амилия прижала дневник к груди, словно надеясь на поддержку. Помолчала выразительно — внутри нее явно шла серьезная борьба привычки с необходимостью. Потом негромко и буднично произнесла:
— Прежний горелом города Белополя был моим отцом.
— Что?!
— Ты слышал, — проворчала едкая Ева. Ее сообщение ничуть не удивило. Знала?
— Не может быть.
— Почему? Потому что гореломы одиночки? Но ведь из любого правила есть исключения… До поры до времени. А потом все встает на свои места.
— Либо он был порядочным скотиной, либо не любил вас…
— Не смей так говорить! — Амилия даже притопнула от возмущения. Взъерошилась, как драчливая синица. Но взяла себя в руки и завершила сердито: — Он не был… скотиной. Он рискнул полюбить кого-то, кроме себя и надеялся переломить проклятие. А для этого хотел отыскать гробницу ведьмы.
