— Максим, я не хотел! — Крутился рядом Артем, заламывая руки и опасливо поглядывая на Борецких.
Его счастье, что они даже не воспринимают его за угрозу.
— Да это не ты, — отмахнулся, успокаивая.
Потом все-таки снял пальто и выжал его на землю. Накинул снова — лучше не стало.
— Как там? — волнительно уточнил княжич, явно намекая на события в Империи.
— Да нормально. — Пожал плечами. — Забрал маму, отправил с дедом к жене. Ника тещу к себе вызвала. Надо было как-то парировать.
— Стоп… — Замер Артем на полушаге.
— Что, стоп? Ты хоть представляешь, что теща наговорит обо мне ребенку? — Возмутился я. — Пусть при моей матери попробует.
— Ты всю эту войну развязал… Ты для этого Юсуповых под нож поставил? — Распахнул он глаза в явном шоке.
— Дети — самое важное. — Наставительно покачал я пальцем. — А родню я вытащу, — отмахнулся. — Им будет полезно.
— Разорят. — Категорически высказался Шуйский.
— Кого? Как?
— По праву войска! Они же теперь служат Императору.
— Вот. Служат. Так что не разорят, а разворуют. — Снял я ботинок, выливая целый ковш воды. — Ты мою родню плохо знаешь, скоро на рынок оптом вывалят казенные кирзачи…
— Нет, ну если так…
— Да шучу, — уселся я на землю, снимая второй ботинок. — Ситуация сложная, но решаемая. Я ж не психопат какой, ради войны с тещей двигать тысячные войска по карте.
Надо мной с сомнением качал головой Артем.
— А я тебе тут заготовил притчу о герое, убившем дракона, — скептически высказался он.
— Вообще мимо. — Выжимал я носки. — Меня есть, кому остановить.
— Кто? — мигом подхватился он.
— Ты его не знаешь. Но он как-то сказал мне, что в моей жизни будет много власти. Но если что, он придет и накажет.
— Подари мне на свадьбу его телефон.
— Ладно. — Вернул я спокойствие в его мятущуюся душу.
Но понятия не имею, зачем ему эта «нокия».
— У вас-то что нового? — Надел я обувь обратно.
— Ее высочество в номере заперлась и не выходит. Инка со свитой объявила тендер на архитектурный проект города. Сама, вон, поехала нашу гору смотреть, Марту с собой взяла. Та, оказывается, всю жизнь требовала с мужа поездки в горы, а тот не слышал. — Посмотрел он в сторону океана. — А так особо без изменений. День всего прошел, — пожал княжич плечами. — А! Хозяин отеля крышей поехал.
— Пойдем, посмотрим, — загорелся я интересом.
Собственно, искать даже не пришлось — рекомый восседал прямо посреди гостиной в позе лотоса и тихо стонал.
— Что случилось, уважаемый? — Мягко уточнил я у него.
— Я разорен, — констатировал Йохан, демонстрируя красные от недосыпа глаза.
— Это как? — Нахмурился я, зная, какие суммы уже были перечислены на его счет.
— Как, как я теперь смогу сдавать комнаты? — Шепотом ответил он. — Все вокруг пропитано историей! Я даже не смогу прибираться в номерах! Нет, я категорически разорен!
— Так берите плату за вход. — Понял я причины его беспокойства.
— В стенах этого эпохального здания ночевали особы императорской крови, создавались и разбивались союзы! — Загремел возмущением его голос. — Откуда у нищих туристов такие деньги?!
— Оставим его, Артем, тут все нормально. — Вздохнул я, вызывая лифт себе на этаж.
— Думаешь? — Сомневался тот, то и дело оборачиваясь на стонавшего в одиночестве мужчину.
— Ты как борешься с порывами жадности?
— Перепрятываю…
— Вот. А он еще не придумал себе медитативной и успокаивающей процедуры! Но не беспокойся, скоро он догадается торговать забытыми в его отеле носками его светлости князя Любека.
— Я, вроде, ничего не забыл и забывать не собираюсь.
— А он продаст штук сорок. — Наставительно произнес я, выходя из лифта.
— Не пропадёт. — Буркнул княжич, сначала шагнув за мной, потом некоторое время проскучав в гостиной, пока я переодевался в чистое и сухое.
— У тебя как с внутренним медведем? — Опередил я его с вопросом, вновь вызывая лифт.
— А что с ним должно быть не так? — Полез он чесать себе затылок. — Или ты насчет тещи все-таки решился?
— Когда он рвется наружу, ты его просто давишь, и все? Всегда?
— На людях давлю, дома даю волю. Иначе нельзя. С собой ссориться — вообще плохая затея, а с собственной Силой — тем более.
— Отомстит? — Зашел я в лифт и остановил руку у цифровой панели.
— Типа того, — неопределенно повел Артем рукой. — Отыграется. Если всегда давить, то просто откажет.
— Ясно…
— А ты чего спрашиваешь?
— Да так… Надо было кое-что уточнить. Пойду, прогуляюсь по городу.
— Составить тебе компанию? — Хотел он шагнуть внутрь, но я придержал его грустной улыбкой и жестом.
— Пожалуй, нет. Лучше побуду в одиночестве.
Закрывшиеся двери оставили недоумевающего княжича Шуйского.
Скрытая во внутреннем кармане под новым пальто, в бок ребром упиралась алая шкатулка.
***
Удары по бронированным дверям и хрип душимого человека. Сопротивлялись сталь и бетон подземного бункера таранным ударам извне. Напрягались мышцы шеи, пытаясь дать еще немного воздуха легким.
Человек затих первым, и уже потом рухнули створки, скатившись бетонным крошевом по ступеням подземного амфитеатра вниз, к осколкам разбитой посуды и разбросанным по полу фруктам.
— Вы от Валуа? — Тяжело дыша, поднялся Филипп Брандин над телом грузного мужчины на полу. — Это он вам нужен. Или он, — указал он рукой в окровавленном рукаве на тело Георга Ходенберга.
— Мы не от Валуа. — Некрасивый человек с подбородком, вросшим в грудь, замерший на верхней ступени, отрицательно повел головой. — Меня наняли передать, что ваша записка получена.
— Хорошо, — расслабил плечи Филипп.
— У него есть условия. Встреча должна быть в самом лучшем ресторане города. Обязательна живая музыка.
— Где я их найду… — Пробормотал последний сеньор Ганзы, уже, в общем-то прикидывая, как действовать.
Шорохом отозвался звук обуви — нежданный гость пожелал уйти столь же стремительно, как появился.
— А вы знаете, что это не Аденауэр подставил вас с лодкой? — Спросил Филипп Брандин ему в спину.
Соломон Бассетт замер в разрушенном проеме. Он повернулся, посмотрел на окровавленного мужчину, на два трупа на полу и на пустые кресла лидеров еще недавно одной из самых могущественных организаций мира.
— Весьма вероятно, вы правы. Но я предпочту вам не поверить.
Эпилог
В запахах недавнего дождя мерещился вкус свежего пепелища — отличные виды ресторана на реку и залив ныне играли ему плохую службу. Черные пятна вместо старого города и завалы там, где проходили широкие трассы, отдавали горечью в блюдах, хотя повара явно расстарались, накрывая единственный на все заведение стол для четверых человек. Вкусы каждого изучили особо, стараясь угодить: и любимое вино Ее высочества принцессы Елизаветы, и прихотливо украшенный фазан перед Филиппом Брандином, и даже Николай Борецкий с определенным энтузиазмом разбирал ножом и вилкой красную рыбу под соусом — словно вспоминая ее вкус. Мне предложили стейк, а я изобразил, что и тут они угадали — только в средней прожарке все равно чудилась гарь, а под зубами хрустел уголь сгоревших домов.
— Ваше высочество, я же обещал вам ужин в хорошем ресторане. — Заметил я, что принцесса так и не притронулась к своему салату, а бокал ее пуст, и самолично поухаживал, налив вино.
Наверное, вино и в самом деле любимое — закинула она в его себя в одно мгновение.
— Смею заверить, это — лучший в городе. — Немедленно вставил слово Филипп Брандин.
Из тех, что не сожгли, надо бы добавить, но люди и так вели себя нервно. Последний Золотой пояс Ганзы то и дело косился на Борецкого. А тот поглядывал в ответ, как бульдог на цыпленка — всего одно движение, чтобы свернуть шею — но как очень мудрое существо, понимал, что от цыпленка будет больше пользы, если дать ему набрать вес. Ее Величество же будто пыталась осознать, как жизненный путь привел ее в это место — и мудрость явно собиралась черпать в вине, кое тут же обновил ей расторопный служка.
