Мария Чурсина - Дети закрытого города

Она вдруг опустила взгляд и совсем по-взрослому вздохнула. Исчезли ямочки на щеках, хотя Вета думала, они вечны.

— Вы думали, он защитит вас?

— Ну да, он же должен был нас защищать, это ведь мы его создали. Мы не знали, что так получится. Сначала он там мелочи требовал — срезанные волосы, кровь на платочке. Потом кого-то из наших потянуло к отрытому окну. На восьмом этаже. Не выпрыгнули тогда, но испугались. Мы побежали жаловаться учителям — родителям боялись сказать. Конечно, когда уже очень страшно стало. Но мы же не думали, что нас никто не будет спасать.

В наступившей тишине все тяжело дышали, и бился в стёкла уже совсем нестрашный ветер.

— А вы точно знаете, что он ушёл? — спросила Алейд, до крови кусая губы.

Вета рассеянно посмотрела на неё.

— Да, я точно знаю. Думаю, вам лучше про него забыть. Хотя это сложно, я понимаю. Я обещаю, что он к вам не вернётся.

Она ушла к окну и задёрнула плотные шторы. Ветер постучался ещё, поскулил под карнизом и улетел.

Ближе к ночи пришёл папа Алейд, похожий на геолога, зачем-то стал пожимать Вете руку. Он говорил, что очень рад, а Вета всё хотела сообщить ему о своём увольнении, но так и не решилась. Это было бы, наверное, не к месту и не ко времени.

Они ушли, и в непривычно пустой и тихой квартире она снова села ну стул, уложила на коленях пояс плаща. Горела лампа под потолком — и не гасла. Вета подумала, что пропустила вечерние новости, что, наверное, включать радио уже бесполезно, но всё-таки пошла и включила. На всех частотах шипели помехи.

От нечего делать она сполоснула чашку, умылась сама. Какой долгий вечер.

За окнами кухни темноту разгоняли жёлтые фонари. Вета подошла к окну, постояла, упираясь руками в подоконник. Стекло слабо дрогнуло от порыва ветра. Она улыбнулась и потянула створку на себя.

В комнату ворвался тихий гул, похожий одновременно на шум воды в трубах и далёкий стук поезда. Ветер скользнул по её лицу, по шее, под плащ, осторожно тронул волосы.

— Ты вернулся, — сказала Вета. — Значит, не сердишься больше?

Мигнули фонари у подъездов, погасли и снова вспыхнули их отражения в низком небе.

— Я скучала, — просто призналась Вета. — Веришь?

Она подставила лицо навстречу запаху прелых листьев и асфальта под дождём.

— Конечно, я люблю тебя.

Ей на подоконник ветер принёс пучок чудом уцелевших ещё ярко-жёлтых кленовых листьев.

— Давай заберём её себе? — сказал Мир, оборачиваясь в сторону школы.

Мигнул светофор, и машины тронулись с перекрёстка. Миру пришлось отвернуться, но он всё-таки повторил, побарабанив пальцами по рулю:

— Давай? Мне её жалко. Посадим в большой аквариум, может, она оставит свои мечты о побеге?

— Ну уж нет, — фыркнула Вета. При одном воспоминании о черепахе её пробирала дрожь, и холодные мурашки ползли по спине.

Весной в школе сдохли два кролика — она узнала об этом тоже от Мира и только пожала плечами: «Я же говорила лаборантке, что нужно тащить их к ветеринару. А она: антибиотики, антибиотики!»

— А что, правда, — предложил тогда ей он. — Приходи в музей работать. Будем вечерами вместе сидеть, разве сложно? И Лилия уволилась.

Он тут же отвернулся, сделал вид, что занят своими бумагами, потому что — Вета знала — её лицо превратилось в злую, жёсткую маску, губы сложились в тонкую ниточку. Внутри стало очень холодно и пусто.

— Я никогда не вернусь в школу.

— Да ладно, я же только предложил.

Если ей случалось попасть в тот район, она тратила время, мёрзла, убивала ноги в неудобных туфлях, но обходила школу десятой дорогой.

— Приехали. — Мир отстегнул ремень безопасности.

Рядом с высоким белым зданием толпились студенты. «Студенты — совсем не то, что школьники», — думала Вета, каждый раз входя в университет, но ей всё равно становилось слегка не по себе среди этих молодых, ярко одетых, постоянно хохочущих людей и… магов. Не тринадцатилетних, но всё же.

Хорошо хоть научный руководитель пока не заставлял Вету вести занятия. Может, когда-нибудь потом, когда она успокоится, станет уверенней в себе.

Возле кафедры Вета попрощалась с Миром, мимолётно поцеловав его в щёку.

— До вечера.

Летом она приехала в родной город. Тётя очень обрадовалась, приготовила столько еды, что не вмещалось в старенький холодильник. Мама достала целых десять плиток дефицитного шоколада, и Вета не стала ей говорить, что в закрытом городе уже объелась им. По просьбе тёти Вета даже сходила в университет к Ми, хоть и нельзя было сказать, что такое решение далось ей просто. Ми улыбалась, расспрашивала, хвалила новое платье Веты и туфли — таких здесь не было ни у кого, — рассказывала о новом приборе. Потом махнула рукой на обиды и спросила, не хочет ли Вета вернуться.

А та в ответ рассказала о новой интересной теме для научной работы. Красочно разрисовала перспективы и даже показала новую статью. Ми вежливо улыбнулась в ответ.

У Веты было две недели законного отпуска, но через три дня её невыносимо потянуло обратно. Когда позвонил Мир, она вдруг расплакалась в телефонную трубу, различив на заднем фоне знакомый гул, похожий на шум ветра в сухих листьях. Мир растроганно принялся её успокаивать.

— Любишь его, да? — спросила тётя особым тоном. Они так немножко секретничали, сидя вечером на продуваемой сквозняком кухне, пили чай. Никогда раньше они не говорили по душам.

— Люблю, — призналась Вета, и ощутила, как кривит губы глупая улыбка. Сердце сладко дёрнулось. — Люблю… у меня в жизни всегда будет только один мужчина.

И ей показалось, что фонарь под окном подмигнул ей рыжим глазом.

В тексте использованы цитаты: М. Яснов, В. Меладзе, Флёр