Повернув голову, он обнаружил какую-то незнакомую больничную аппаратуру. Он, наверное, в реанимации. Что же произошло…
Сначала из небытия возникла моторная лодка, летящая по ровной штилевой воде. Сбоку от нее бежала солнечная дорожка, вспыхивая на мелкой ряби. Тоник, закутанный в чужие ватники, лежал щекой на нагретом фальшборте и прислушивался к ровному звуку двигателя. Удивлялся: куда делась едва не убившая его волна?! Не мог даже пошевелиться, только радовался: его спасли. Успели. Случайные люди, которые теперь везут его — почему-то не в Приозерск, а в Петербург. Жизнь продолжается. Затем сознание снова ушло, чтобы через некоторое время еще и еще раз ненадолго вернуться…
А потом через все травмы и немочь проступила эта выматывающая боль. Он быстро понял: не просто боль, а жуткая, всепоглощающая тоска, тяжелая, непереносимая. Тоска по погибшей Женьке? Депрессия?
Скучно. Ночь, свет в палате приглушен, все спят давно, дышат ровно, похрапывают. Унылая тишина. Даже за окном не на что отвлечься: с кровати видны только низкие тучи, скрывшие от него и небо, и звезды, и луну. Изредка по потолку пробегает светлая полоса фар проезжающей мимо машины. Полоса тонет в переплетении мелких подвижных теней: машина заезжает за деревья, потом пропадает вдали. Тонику не дает покоя боль, которой нет конца.
Теперь ему только и остается, что вспоминать. Но голова пуста, никаких мыслей, почти никакой информации о прошлом. Он повернулся, отыскивая взглядом хоть кого-нибудь, с кем можно поговорить. Но нет, все спят. Значит, это не реанимация: там полагается все время находиться кому-нибудь из врачей.
Ночь тянулась и тянулась — без конца, без надежды заснуть. Тоник лежал и не мог понять — то ли бодрствует он, то ли бредит… пока вдруг не открыл глаза и не обнаружил, что яркое солнце бьет в окно, а светлые лучи падают прямо ему в лицо.
Он попытался вскочить — но тут же упал головой на подушку. Движение заметили, сразу же рядом материализовались двое: молодая медсестра и мужчина в халате, небрежно накинутом поверх уличной одежды. Явно посетитель.
— А, пришел в себя, — скупо улыбнулся он. — Говорить можешь?
Тоник кивнул. Медсестра села рядом, глядя на мужчину.
— Как тебя зовут, помнишь?
Он подумал и еще раз кивнул. Сообразил, что этого недостаточно:
— Антон… — Тут же опять приподнялся, поморщившись. — Дайте мне мобильник, домой позвонить!
— Чего? — переспросил посетитель.
— Мобильный телефон, — Тоник беспокойно оглядел палату в поисках куртки. — Был у меня в кармане. Только он, кажется, сел. Надо сообщить, что я тут, меня, наверное, ищут! Проверьте, пожалуйста, работает ли мой мобильник!
Медсестра недоуменно переглянулась с мужчиной. Тоник раздраженно скомандовал:
— Достаньте мою куртку.
Девушка еще раз странно посмотрела на него и вытащила из стенного шкафа его штормовку, уже сухую. Сухую… Тоник понял, что, когда он упал в воду, трубка, разумеется, испортилась. Он тяжело вздохнул и отдал куртку медсестре.
Мужчина мягко переспросил Антона:
— Что ты хочешь?
— Да телефон! Ну можно хотя бы ваш? — в отчаянии попросил Тоник. — Или сами позвоните…
Они облегченно вздохнули:
— Куда позвонить? Номер?
Куда? Домой или на базу? Дома, возможно, вообще не знают, что с ним что-то случилось. Уехал на все лето — и ладно. Он слишком часто уезжал, чтобы о нем там кто-то беспокоился. У сестры — своя жизнь, а родители… их нет давно.
— Плюс семь… — начал диктовать Тоник.
— Постой, что это за номер? — неподдельно удивился мужчина.
— А что?
— Таких номеров не бывает, — терпеливо, как душевнобольному, сообщила медсестра.
Они его разыгрывают?!
— Вы наберите, — так же мягко ответил Тоник, начиная закипать. — А потом, если не получится, позвоним еще куда-нибудь.
Она вышла. Антон, прикусив губу, смотрел в окно. Что-то такое происходит, чего он не может понять… какой-то бред…
Девушка вернулась вместе с доктором. Доктор поздоровался и сел на край кровати. Сообщил:
— Нет такого номера. Где ты его взял?
Тоник молча уставился на них. Что происходит?!
— Я не сошел с ума, — произнес он вслух. Задумался. — Ладно, тогда позвоните, пожалуйста, мне домой.
Обычный городской номер медсестра записала без претензий и тут же убежала звонить.
Может, это они все с ума посходили?! Мужчина-посетитель тяжело вздохнул:
— А ты помнишь, какой сейчас месяц?
— Весна, — после короткого замешательства ответил Тоник. — Апрель.
— Почти угадал.
Он посмотрел на этого мужчину. Наверняка из милиции.
— Вы, наверное, не просто так сюда пришли?
— Я из Северного РОВД, — ответил посетитель рассеянно, а потому не очень официально. — Хотелось бы узнать, как ты там оказался, на скале посреди Ладожского озера, во время баррантиды, — он передернулся.
Разве такой РОВД есть в Ленинградской области? И вообще происшествием на Ладоге должна, наверное, заниматься транспортная милиция… неважно. Надо ему рассказать все, что произошло. Интересно, добрался ли до базы Серега? Тоник уничтожит его, как только выберется отсюда. Если Сергея не посадят за убийство, конечно…
Но тут вернулась медсестра. Удивленно сообщила:
— Ты что-то путаешь. По этим телефонам никто тебя не знает. Может, тебя зовут как-то иначе?
Антон вцепился в простыню: да что же такое?! Как будто бы весь тот устойчивый, надежный мир, в котором он до сих пор жил, странным образом испарился.
Но ведь он ясно все помнит! Знает, кто он такой, где живет и какой у него номер телефона!
Мужчина осведомился:
— Так что случилось? Это ты помнишь?
Вовремя спросил, потому что Тоник уже был готов поверить, что сошел с ума. Усилием воли он отвлекся от происходящего кошмара и заставил себя говорить. Коротко рассказал всю историю, вплоть до гибели «Лилии», дал координаты всех действующих лиц, сообщил, где он работал раньше и где работала Женька, дал адрес турбазы и даже вспомнил телефон ее директора. Прямой семизначный мобильный номер… Милиционер все записал:
— Я сегодня же туда поеду. Если Сергей добрался до базы, он будет задержан.
— Наверняка добрался, — Тоник недобро прищурился.
— Так ты говоришь, все это произошло в апреле? — В голосе собеседника звучало сомнение.
— В самом конце. А… сейчас что? — с легким испугом спросил Антон. Уж лучше сразу все выяснить.
Мужчина проигнорировал его вопрос. Поднялся, собираясь уходить:
— Ладно, отдыхай. Только я сомневаюсь, что твой Сергей выжил. Прямо через вас прошла баррантида.
— В смысле? — удивился Тоник. — Это что такое?
Снова странный взгляд. Они переглянулись с медсестрой. Милиционер осторожно спросил:
— А ты не знаешь?!
— Видимо, у меня амнезия, — безнадежно пробормотал Тоник, но милиционер ехидно улыбнулся:
— Как любопытно: что такое «амнезия», ты прекрасно помнишь. А баррантида… — Голос его изменился. — Всего лишь время, когда появляются новые привидения.
Показалось, или милиционер пытается скрыть ужас? Страх перед таким иррациональным понятием, как «привидения», не гармонировал с обликом этого безусловно мужественного человека. Медсестра вовсе побледнела. Безжизненно произнесла:
— Землетрясение под Ладогой. Потом обычно возникает волнение, шквал, гроза — все как ты сказал. Шторм ведь был?
— Самый обычный весенний шторм, он длился несколько дней.
— Туман… — добавила она. — Баррантида несет непрозрачный туман.
Антон сразу вспомнил свое блуждание в лесу. И двоих спутников. «Но ведь до этого я умер…»
Тут же возникло ощущение, будто еще ничего не кончилось. Вот он, редкий лес в густом тумане. И Тоник идет, нащупывая дорогу, не видя даже своих рук… а все, что происходит сейчас — больница, медсестра, милиционер, — этого нет. Так, то ли галлюцинация, то ли сон наяву.
— Со мной больше никого не нашли?
Они оживились:
— Ты же только что рассказывал: остался на яхте один…
Действительно. Значит, не было никаких спутников. И баррантиды тоже не было.
— Ерунда, я не помню никакого тумана, — сообщил Тоник, переводя взгляд с одного на другого.
Но они отвели глаза. Не поверили. Было что-то очень плохое в том, что он появился из баррантиды.
Милиционер нарушил молчание:
— Хорошо, я выясню про Сергея и зайду. До свидания, — он ушел.
Медсестра выскочила за ним, оставив Тоника одного в палате.
Что-то было не так. Его не покидало ощущение ошибки. Пока что не разгаданной, роковой ошибки. Что-то явно изменилось. Временами Тоник почти верил всем этим людям. Видимо, у него включилась какая-то ложная память. Все, что он помнил о своей жизни, — это просто бред, порождение больного разума…
И непроходящая тоска. Непонятная тяжесть на душе. Как будто его постоянно что-то мучает, какая-то утрата или ужасная, тяжелая мысль — неясно, о чем, но это плохая мысль. Тоник никак не мог вспомнить, что же он потерял, пытался разгадать, но не мог… Потом постепенно тяжесть опять переросла в леденящую боль, так мучившую его ночью. Как будто кусок души остался в каком-то чужом, холодном и страшном месте…
