Чего бы он не отдал сейчас, чтобы те двое снова оказались рядом!
Колокола звонят по невинно убиенным.
Память постепенно возвращалась к Сереге. Видать, сама Ладога не простила его, потому что иначе не объяснишь…
Тоник мог бы жить… Пока Серега об этом рассуждал, его лодка летела в открытую Ладогу, на восток, в темноту. Он ничего не видел и не хотел видеть, лишь дремал, положив безвольные пальцы на руль…
Прожектор вдруг сам собой выключился, и вокруг как будто посветлело. Сергей открыл глаза и увидел, что синее сумеречное пространство широко раскинулось во все стороны, до линии горизонта. Только вода и ясное небо, усыпанное звездами. Куда-то пропали тучи, совсем недавно плотно обложившие горизонт и грозившие снегопадом; заштилело. Без ветра сразу стало значительно теплее, и он расстегнул куртку. Видимо, скоро настанет утро. «Джина не увидит… Тоник… если „Лилия" затонула, тоже… лишь я один до него доживу», — подумал Серега. Ушла усталость, куда-то бесследно выветрился алкоголь. Хорошо, что он идет на моторной лодке, которой не страшны перепады глубин — на Ладоге много мелких мест, а карты с лоцией, разумеется, у него нет. Может, у Тоника и была, но где ее сейчас искать?
Вдалеке слева смутно желтел тусклый огонек — то ли костер на очень далеком берегу, то ли фонарь на не очень далекой лодке. Шум двигателя заглушал все другие звуки. Вокруг — острова, разбросанные на приличном расстоянии друг от друга, — Ладожские шхеры. Серега попытался найти впереди трубы Приозерска, по идее, освещенные огнями, но ничего не увидел. Он не знал, что идет в противоположную сторону…
Вдалеке что-то тяжело шарахнуло. Словно пушечный выстрел, прозвучавший, как показалось Сергею, с того света. Эхо принесло его звук — низкий, неприятно отозвавшийся в животе. Что это? Может, за ним организовали погоню? Бредовая мысль. Словно в ответ, с абсолютно чистого неба ударил раскат грома. Серега сжался, прислушиваясь. Темно-синий свод над ним оставался недвижимым, тусклые перед рассветом звезды складывались в знакомые созвездия, а непонятный грохот прокатился с запада на восток и замер…
«До первой грозы они тоже не дожили. Откуда она идет?» Он оглянулся по сторонам, но нигде не увидел темных туч и сверкающих молний. Второй раскат грома, ближе и страшнее прежнего, ударил словно из-под земли.
Серега заглушил двигатель. Сразу будто звук выключили: Ладога подозрительно притихла, лишь дюралевое днище со слабым звуком резало воду — «казанка» продолжала двигаться по инерции. Ни одного живого существа… Сумерки. Безвременье…
«Я умер? — осенило его с пугающей отчетливостью. — Теплое, пустое Ладожское озеро — не существует? Я так же умер, как и Женька… как Тоник?!»
Сумеречное, темно-синее, прозрачное небо. Чужое и незнакомое — или это только кажется? Серега дернул стартер и с трудом удержался в «казанке», обняв мотор: он не убрал газ, лодка сразу рванула с места. Зато чем-то заполнилась тишина. Двигатель воет, руль и стлани мелко вибрируют — значит, Серега не совсем еще мертвый…
По зеркальной воде прошла полоса ряби — он с удивлением уставился на нее, спешащую с запада на восток, навстречу прежнему направлению ветра. Вслед за ней на беззащитное суденышко откуда-то обрушился шквал. Вода неожиданно вскипела, волны покрылись пеной. Пока Серега завороженно смотрел вокруг, судорожно сжимая руль, двигатель захлебнулся и заглох, а лодку теперь несло неведомо куда. Он вскочил и схватился за весла: нельзя допустить, чтобы «казанка» перевернулась. «Белым шквалом накрыло. Вроде бы тащит на восток, — сообразил Серега, посмотрев, наконец, на компас. — Это ничего. Там, по крайней мере, открытая вода, не разобьет о скалы… Но что же это такое — я до сих пор боюсь смерти? Значит, я не умер. Ни тот, ни этот мир не могут забрать меня окончательно… или дело не во мне?»
По мере того как светало, пространство вокруг стремительно затягивалось густым туманом. Он налетал клочьями, вихрями, которые переплетались между собой, смешивались, сливались в непрозрачную стену. Ветер при этом тоже не утихал. Что-то очень странное творилось с природой, совершенно неестественное, в жизни так не бывает. В тумане время от времени сверкали мертвенно-белые молнии, гремел все теми же длинными раскатами гром. Из-под воды доносились страшные, низкие, на грани слышимости, удары, словно орудийные выстрелы, и они больше всего пугали Сергея. Он с трудом выгребал против волны, стараясь отслеживать направление, и больше всего боялся, что молния шарахнет прямо в лодку. Чем дольше он смотрел на взбесившуюся Ладогу, тем сильнее крепла в нем уверенность: это еще не смерть. Белый шквал действительно запросто может убить его. То, что происходит сейчас — дьявольская гроза, почти невидимая в тумане, страшные молнии, захлестывающие его с головой волны, ураганный ветер, — это все абсолютно настоящее. Не мертвое. Но… пути назад нет. Ему не стоит ждать, что буря выкинет его в свой, привычный мир, — нет, все кончилось, и Серега останется здесь навсегда…
Ему показалось, что шум воды изменился. Не успел Сергей сообразить, что это может значить, из тумана на него надвинулась скала. Он выдернул из уключины тяжелое весло и опустил его в воду, готовясь отпереться… лодка чуть рыскнула и увернулась от смерти, только слегка чиркнув по граниту скулой. Неприятно качнулась. Тут же сквозь туман смутно проступили контуры каменистого берега. Серега выглянул за борт: воды под ним было едва ли по пояс. Выскочил наружу, одновременно хватаясь за борт, чтобы хоть немного замедлить ход. Если лодка разобьется, ему придется остаться здесь насовсем… Он не удержал тяжелую «казанку», упал, потащился за ней, пытаясь хоть за что-то уцепиться ногами. Ударился коленом о двигатель. Наконец лодка с разгону выскочила на полкорпуса по гладкой скале на сушу и остановилась, ударившись винтом. Серега бессильно обвис на ее корме. Фу… живой.
Туман закрывал от него вершину скалы, около которой вылетела на берег «казанка». Серега сделал шаг, чтобы подняться на эту скалу, и вдруг…
Жуткая боль, разрывающая душу, накрыла его. Черная, невыносимая, страшная — настолько нестерпимая, что он остановился, не в силах сделать и шагу. Присел, сворачиваясь в клубок, пряча голову. Что же это?! Серега прокусил до крови губу; корчась в невыносимой муке, упал на камни и приложился лицом — но не замечал ничего, сраженный болью. И, через нее, — ужасное озарение: не радуйся, что ты не мертв… ты — и не жив!
Едва открыв глаза, он увидел все тот же туман, белый, непроглядный, скрывший от него и Ладогу, и «казанку», оставивший только окровавленные камни, по которым он теперь катался, не в силах даже ругаться… и еще бледного человека. Молодого парня с обветренной физиономией, только что расцарапанной об камни…
Словно его собственное отражение вышло из своего зеркального мира и смотрит на ополоумевшего Серегу с сожалением и превосходством!
— Тебя нет, тебя не может быть, — губы не слушались Сергея. — Всего этого не может быть…
Парень спокойно сел рядом:
— Ты давно умер.
От этих слов Сергею стало еще хуже. С трудом взяв себя в руки, он сел, сгорбился, стер кровь с лица:
— Я… то есть ты…
— Ладогу плющит, — этот, второй Серега ухмыльнулся так, что снова стало страшно. — Баррантида. Горе тому, кто погибнет во время баррантиды.
— Я… мы… погибли?!
— Ты еще раньше умер. Только сейчас это ничего не значит…
Двойник поднялся, легко взбежал на горку и исчез за скалой.
— Стой! — Серега вскочил на ноги, охнул от боли в ушибленном колене. — Подожди!
Это уходил он сам. Не двойник, не копия, не призрак. Сереги здесь нет: он только что пропал в тумане.
Все пропало в тумане. Только тоска, приглушенная, тягучая, нудная… тоска осталась. Ноющая рана на том месте, где был он сам…
И прошла, наверное, бесконечность, пока он не встретил парня и девушку.
Тот парень, у которого были шкертики, вдруг с необъяснимой уверенностью понял: они, все трое, мертвы.
Они умерли недавно, а девчонку тянет к воде, потому что именно там, на безмерной глубине, лежит ее окоченевший труп. Лежит, запертый в каюте «минитонника».
Но что случилось, почему они обречены бродить здесь?!
Тоник открыл глаза и уставился в потолок. Белый до тошноты, кое-где покрытый неизбежными трещинами, обычный потолок. Неинтересный. Он не отвлекал от боли. Тоскливой, тянущей боли, которая поселилась и внутри, и вокруг, заняв все жизненное пространство, ничего не оставив самому Тонику. Возможно, сейчас сюда кто-нибудь придет и сделает укол, который облегчит его страдания, но что делать с душевными муками, кто бы ему подсказал…
Повернув голову, он обнаружил какую-то незнакомую больничную аппаратуру. Он, наверное, в реанимации. Что же произошло…
Сначала из небытия возникла моторная лодка, летящая по ровной штилевой воде. Сбоку от нее бежала солнечная дорожка, вспыхивая на мелкой ряби. Тоник, закутанный в чужие ватники, лежал щекой на нагретом фальшборте и прислушивался к ровному звуку двигателя. Удивлялся: куда делась едва не убившая его волна?! Не мог даже пошевелиться, только радовался: его спасли. Успели. Случайные люди, которые теперь везут его — почему-то не в Приозерск, а в Петербург. Жизнь продолжается. Затем сознание снова ушло, чтобы через некоторое время еще и еще раз ненадолго вернуться…
