— А что он делает?
— Душу ищет. Ведьма его душу скрала и запрятала в камнях, а потом сверху замок возвели и тысячу башен, чтобы обмануть того, кто за душой придет.
— Говорят, завладевший душой первого горелома, сможет кого угодно заставить полюбить себя.
— Не душой, а сердцем! Стоит предъявить заколдованное сердце своей пассии, и она не сможет тебя отвергнуть.
— Да оно уж усохло за века, что там предъявлять? — среди любителей легенд всегда находятся скептики. Вот сам факт наличия магии в чьей-то душе или сердце их не беспокоит, а его сохранность — пожалуйста!
— Ой, а я слыхала, что ведьма душу горелома с собой в могилу забрала вместе с кучей сокровищ! Надо только правильно угадать самую первую башню.
— Да тут почитай в каждой что-нибудь сыщется. В одной из башен точно схоронен выкуп за Невезучего герцога.
— А еще где-то по замку скачет золотой олень и летает золотая птица. Птицу нужно ловить на икру лунной рыбы, а чем приманить оленя — не знаю…
Нарисованный человек на старом полотне не желал сокровищ. Он, опустив голову, тяжело опирался на крестовину меча, косо вонзенного между скальными обломками. Безразличный ко всему, погруженный в собственные думы.
— Где-то я такой клинок уже видел.
— У егерей. У них кинжалы похожей формы, только размер меньше. Это традиция.
— Постойте… — кого-то в очередной раз запоздало осенило провести параллели. — Значит, егеря — наследники первого горелома?
— Он был охотником на нечисть. Так что в каком-то смысле — да. Егерям — компактную версию меча, гореломам — проклятие.
— Тоже компактное?
Гурьба посетителей потихоньку переместилась в сторону, изучая остальные картины и обмениваясь новыми способами быстрого обогащения за счет мифических Замковых сокровищ. За спиной усталого владельца меча зыбко и вечно тлел горизонт, обозначая мертворожденное утро. Даже освещенное солнцем, полотно оставалось темным.
Перед картиной задержалась только коротко стриженная девушка, показавшаяся Яну поначалу подростком. Она стояла, сцепив руки за спиной, и уставилась на картину, словно в окно. Не рассматривая полотно, а глядя внутрь. С печальной серьезностью.
— Они не хотят…
— Что? — машинально отреагировал Ян, не сразу сообразив, что девушка просто думает вслух. Но теперь он привлек ее внимание.
— По преданию любой из гореломов может снять свое проклятие, если спустится вниз и вернет свою душу, — девушка посмотрела искоса. — Вы слышали, чтобы кто-нибудь из них пытался это сделать?
Сам не зная с чего, Ян поддался на провокацию:
— Если б все было так просто, то разве остались бы на земле еще гореломы?
— А вы думаете, что каждый из них действительно мечтает снять свое проклятие?
— Любой нормальный человек захотел бы избавиться от такого дара, — Ян вдруг не без удивления осознал, что уклонился от прямого и однозначного ответа.
— Вы считаете их нормальными? — собеседница повернулась, глядела теперь уже прямо и испытующе. Глаза у нее были большие, прозрачные, но темные. Как глубокая вода.
— А вы — нет?
— Думаю тем, кому приходится вести подобный образ жизни, трудно сохранить душевное равновесие.
— У них же нет души… — Ян криво усмехнулся. — И вообще, это всего лишь легенда.
— Зачем гореломам возвращать себе душу? Чтобы позволить себе любить, не опасаясь погубить? Чтобы страдать, как все? Переживать, отчаиваться, верить? Гораздо проще считать это легендой. Избавляет от необходимости что-либо менять.
— Некоторые вещи невозможно изменить или отменить. Даже у обычных людей желание сберечь своих близких часто приводит к несчастьям. Особенно для тех, кого они так берегут.
— По-моему, все равно стоит сражаться за того, кого любишь. Вопреки обстоятельствам и проклятию. И у вас получится защитить его от любых бед. И в первую очередь от себя самого.
— Скажите это родителям, чьи дети умирают в хосписе.
— Я не скажу им это, — строго возразила девушка, резко выпрямившись и окатив Яна еще больше потемневшим взглядом. — Потому что им уже не нужны слова, а еще потому, что им это известно лучше меня. Они ведь не страшатся любить тех, кто обречен.
— Вы либо слишком наивны, либо… — «идиотка» перехватил на выдохе Ян едва не соскользнувшее в раздражении слово.
— Либо? — она чуть приподняла уголок брови. Услышала?
— Вы понятия не имеете о чем говорите.
— Не обижайтесь, но про вас я могу сказать то же самое.
Ян чувствовал, что вскипает. Голова болела все сильнее, а еще эта упрямая пигалица спорит с ним о сущности гореломов. И чего он вообще ввязался в этот дурной разговор?
Светловолосый, мосластый человек в вязаном свитере с кожаными заплатами на локтях, что топтался возле соседней картины и делал в пухлой тетради короткие заметки, уже некоторое время с любопытством прислушивался к разговору и, не выдержав, вмешался:
— А я бы сказал, что это замкнутый круг. Зачем гореломам душа, если они не испытывают неудобств от ее отсутствия? А если они страдают, то значит, душа у них уже есть и ее поиски бессмысленны.
Ян с девушкой переглянулись. Сказанное сбило гневный накал с обеих сторон, ссора угасла, толком не начавшись. Человек в свитере широко улыбнулся, сунул тетрадь под мышку и приблизился:
— Простите, что влез без спросу, но уж больно тема занятая… Вы напрасно считаете, что охотников разгадать тайну башен не находилось. Желающих спускаться вниз, на поиски хватало во все времена. Большинство не душу, конечно, хотели раздобыть, а сокровища. Даже я, грешным делом, не удержался…
— А вы что искали, тайны или сокровища?
— Как историку мне и то, и другое одинаково полезно, — обезоруживающе засмеялся собеседник. — А человеку запасная душа всегда пригодится.
— И как? Успешно?
— Обнаружили много любопытных артефактов, сделали несколько археологических и исторических открытий, но никаких бесхозных душ, увы, не нашли.
— Может, плохо искали?
— Трудно сказать. Всякие были искатели, даже из полицейских… Один молодой человек, по слухам, с ума сошел от разочарования. Но когда лет десять назад произошел несчастный случай, погиб человек, власти закрыли доступ вниз.
— Башен не так уж и много. А Замку много веков. Хотели бы что-то найти — давно нашли, — проворчал Ян несколько разочарованно.
— Дело ведь не в том, что и как искать, — тихо возразила девушка. — А в том, зачем вы это ищете.
Она повернулась и направилась к выходу. Легкая и неброская, удивительно уместная в этих сумрачных покоях, несмотря на джинсы и курточку. Сошедшая со старинной гравюры. Вот-вот растворится в тенях…
— Странная девушка, — произнес блондин, глядя ей вслед. — Часто приходит сюда, постоять возле этой картины. И грустит. Будто больного навещает… Эй, простите! — он взмахнул тетрадью, окликая двинувшегося в противоположную сторону Яна. — Туда посторонним нельзя, это закрытая часть комплекса.
— Мне можно. Я ищу Авана Бугга, он сотрудник Замка.
— Тогда поздравляю, вы его нашли. Чем обязан?
— Я Себастьян Хмельн, — веско произнес Ян. Это не произвело впечатления — мосластый продолжал глазеть вопросительно, похлопывая тетрадью по свободной ладони, поэтому пришлось копаться по карманам в поисках волшебного знака, открывающего все двери. И закрывающего надежду на приятное общение.
Когда-то металлические бляшки с грубой чеканкой подобные Яну носили на шее. Сейчас позволено, и даже рекомендовано, держать их скрытыми.
— Ах, вот оно что… Хмельн! — Бугг медленно заложил выпавший из тетради карандаш на прежнее место. — Понимаю. Да, мне говорили, что вы придете, просто я как-то… Мне казалось, что вы должны быть старше.
Ян нетерпеливо пожал плечами. Бугг недоверчиво прищурился:
— Ведь это вы сломали «волчий лед»? Это же было лет десять назад. Сколько же вам было?
Тринадцать. И вот уже десять лет он пытается забыть об этом, но всегда находится кто-то более памятливый.
— Расскажите мне, что тут у вас произошло, — прервал Ян нового знакомого, может быть слишком бесцеремонно.
— Пройдемте, — Бугг не обиделся. — Здесь неудобно разговаривать…
Чем, интересно, неудобно? К этому моменту никого, кроме них двоих, в зале не осталось.
* * *
Кабинет Авана Бугга располагался не в самих башнях, а в пристройке, втиснутой между двумя соседними. Половина отведена под книжные полки, шкаф и стол, остальное занято хозяйственными стеллажами, уставленными бронзовыми фонарями, глиняными кувшинами, алхимическими ретортами и прочим барахлом.
— Хотите кофе? Нет? А я только им и живу…
Закопченная до угольной черноты турка запузырилась кремовой пенкой. Плотная, ароматная жидкость беззвучно полилась в керамическую, украшенную горгульей кружку с отбитой ручкой. Выпуклые глаза горгульи полыхнули багрянцем, почуяв тепло.
