Урам перевел взгляд на Елену, в его глазах – ярких, прекрасно-зеленых – танцевали блики смеха.
– Он думал, что он особенный, потому что я взял его с собой. К несчастью, я на какое-то время позабыл о нем, – этот наполненный силой взгляд налился злостью, глаза стали алого цвета. Сверкающий зеленый цвет вдруг стал гнилостным.
Елена сидела очень, очень тихо в том углу, где Урам ее бросил, задумываясь, забрал ли он ее оружие. Она не ощущала его на теле, но, может, архангел упустил одно или два – например, тонкий кинжал в ее волосах или плоский клинок, встроенный в ножны в ее ботинках. Она согнула пальцы и ощутила обнадеживающую уплотненность в сапогах. Эти ботинки Ренсом принес ей, ради прикола – и Елена никогда не любила этого идиота больше, чем в этот момент.
Взгляд Урама впился в нее.
– Но мой верный Бобби действительно пригодился. – Урам вновь посмотрел на Роберта – так ведь? Он стал самым тонким ценителем моих маленьких игр.
Елена видела, как руки вампира выкручиваются в цепях, как его тело дернулось и ощутила, как разгорается ее ярость. Урам знал, что делает – вампиры почти бессмертны, но им нужна кровь, чтобы действительно выжить. Не позволяя ему питаться, Урам эффективно заставлял тело Роберта поедать самого себя. Вампир никогда в действительности не умрет, не от голода. Но теперь для вампа каждый вдох, как агония. И если это продолжалось долго...
Голову Елены наполнили воспоминания о единственном случае, встреченном ею, когда вампир голодал. Это было в учебнике, который она изучала на последнем году обучения в Академии Гильдии. Того вампира – С. Мэтисон – поймали во время фамильной вражды, в которой участвовал его сир. Кто-то замуровал его в бетонном гробу и похоронил в фундаменте строящегося здания.
Его нашли спустя десять лет.
Живым.
Если можно было его таковым назвать. Подрядчик, который невольно разбил гроб, подумал, что нашел скелет, и вызвал представителей власти. Судмедэксперт был в восторге от перспективы нахождения мумифицированных останков. Прибыв на место с небольшой командой криминалистов, они начали фотографировать, проводить измерения, а рабочие наблюдали. Затем одна из криминалистов порезала палец, поворачивая череп, и прежде, чем поняла, что произошло, потеряла палец. Кость была ровно срезана одним из острых, как бритва, клыков.
Вызвали парамедиков. Тело С. Мэтисон регенерировало от постоянного переливания. Но с его мозгом произошли какие-то необратимые метаморфозы. С. Мэтисон не разговаривал, ничего не делал, помимо того, что улыбался, как дурак и ждал, чтобы кто-нибудь подошел слишком близко. Трое врачей потеряли части своих тел, прежде, чем С. Мэтисон бесследно исчез. Общее мнение было таковым, что ангелы позаботились о нем. Плохо для дела, когда есть вампир, поедающий людей.
Роберт не достиг еще пока такой стадии. Все еще было что-то в его глазах, какое-то чувство и понимание человечества. Елена увидела, как Урам направился к вампиру, закрывая собой обзор на свои действия. Затем Роберт издал ужасный звук, и она едва остановила себя, чтобы не закричать на Урама. Вместо этого она воспользовалась возможностью подтянуть ногу ближе. Еще ближе.
Урам повернулся, на его губах играла легкая улыбка.
– Что ты думаешь о моей работе?
Елена подготовила себя, зная, что архангел совершил что-то ужасное. Но ничто не могло подготовить ее к такому зрелищу – жалость сдавила ее горло, разливая по всему телу ярость. Урам вырвал глаза Роберта. И сейчас, удерживая взгляд Елены, поднес скользкие глазные яблоки ко рту, будто собираясь их съесть. Елена не моргала.
– А ты сильна, – посмеиваясь, он бросил глаза на пол, растаптывая их каблуком сапога. – Не съедобны.
Оттолкнув Роберта, который, казалось, перестал шевелиться, Урам брезгливо вытер руки о платок и направился к ней.
– Ты очень тихая, охотница. Не геройствуешь, чтобы спасти вампира? – он выгнул бровь, что выглядело неуместно по-царски.
– Он всего лишь еще один кровосос, – ответила она, борясь с болью в желудке. – Надеялась, что он отвлечет тебя на достаточное время, чтобы я смогла сбежать.
Он улыбнулся, и озноб, который ползал по ее позвоночнику, начал ощущаться, как тысяча паучьих лапок. Затем, так же молча, Урам присел рядом с Еленой на корточки, положив свою руку ей на лодыжку. Шире улыбнулся. И вывернул ногу. Треск кости послал вопль боли по ее телу, настолько обжигающей и жестокой, что она закричала.
"Рафаэль!"
Зрение помутнело, когда вновь ее накрыло состояние, близкое к обморочному. Но что-то удержало ее разум от падения во тьму.
"Елена, скажи мне, где ты" .
От пота ее футболка прилипла к спине, влага стекала по лицу. Но Елена держалась за этот голос, голос Рафаэля и выцарапывала обратный путь в полное сознание. Урам по-прежнему сидел перед ней, наблюдая с довольным выражением кого-то, кто загнал свою добычу в угол.
– Ты пахнешь кислотой, – прошептала она. – Резкой, яркой, особенной.
Выражение его лица изменилось, стало почти по-детски любопытным. Но это было самым искаженным вариантом детской любознательности, который она когда-либо видела.
– Что на счет Бобби? – очередная улыбка, даже при том, что глаза Урама покраснели. – Он хочет знать.
Она сглотнула. "Вода, – произнесла Елена про себя, чертовски надеясь, что Рафаэль ее слышит. – Я могу ощущать воду".
– Бобби, – прошептала охотница. – Бобби пахнет пылью, землей и смертью.
"И еще шум. – Елена сконцентрировалась. – Резкий, чеканящий, равномерный ритм". Что-то знакомое.
Урам убрал прядь волос с лица Елены. Она ожидала, что он схватит ее за шею, но через мгновение он убрал руку. В тот момент, когда Елена ощутила облегчение, поняла, он питается ее страхом, мучая ее неопределенностью. Ублюдок оставил ее в живых для своего удовольствия... или?
– Почему ты не убил меня? – спросила Елена.
"Молчи, Елена" .
"Ох, тсс. Я раздражительна, когда мне больно" .
Урам вновь улыбнулся, сжав рукой лодыжку Елены. Боль почти отправила ее в пустоту, но он точно знал, когда следует ослабить давление.
– Потому что ты – его слабость. Когда я раздумывал над этим, решил, что больше смысла оставить тебя в живых.
"Это ловушка. Не смей позволять ему ранить тебя" .
"Я разберусь с Урамом. Твоя задача – остаться в живых" .
Приказ почти заставил Елену улыбнуться, даже находясь в недрах кошмара.
– Я – игрушка, ничего больше.
– Конечно, – отпустив лодыжку, Урам отмахнулся от ее слов.
Его готовность согласиться потрясла ее больше, чем хотелось бы. Но, эй, учитывая ее нынешний прогнозируемый срок жизни, она полагала, что имела право глупо влюбиться. Любовь. Вот же черт.
