— Так затем и нужна торговля! Купленное за деньги в печи не сожгут, а, напротив, внимательно исследуют, проникнув по ходу дела в суть некоторых вещей. Очень немногих, конечно, — все-таки просто прописи. Но все равно неплохо, лучше, чем ничего.
Тони кивает и, кажется, собирается что-то добавить, но тут на улице начинают смеяться. Сперва раздается низкий басовитый хохоток, потом заливистый девичий смех, к ним тут же присоединяются невидимые нам, но шумные подружки и их кавалеры, и вот уже большая компания ржет от души под нашим окном, вернее, над нашим окном, потому что мы сидим в полуподвале, почти в подземелье, и наша позиция имеет то преимущество, что все уличные звуки и голоса доносятся к нам сверху. И нам это очень нравится — приятно думать, будто ты насмешил небеса или хотя бы небольшую группу младших сотрудников Небесной канцелярии, которые как раз шли мимо, волокли на ближайшую свалку списанный ксерокс для умножения сущностей — например.
— Однако мы заболтались, — вдруг говорит Тони. — А мне же Янку надо встречать. Отдать ключи, донести рюкзак, рассказать о тайной жизни ее возлюбленных растений и все в таком духе. Пойдешь со мной? Или у тебя дела?
— Конечно, у меня дела. И первоочередное из них — проводить тебя на вокзал. Чтобы не заблудился. Когда там Янкин автобус?
— Минут через сорок, если не опоздает.
— Отлично, успеваем. Пошли.
Сорок минут — это не так уж много, если пешеходы, следующие из пункта А в пункт Б со скоростью пять километров в час, непременно дадут хорошего крюка, чтобы вопреки условиям задачи выпить кофе под черным ромбом на Вокечю. К счастью, очереди в кафе нет, а у пешеходов, напротив, есть совесть и здравый смысл, поэтому они не станут рассиживаться на бульваре, а закупорят картонные стаканы крышками и пойдут дальше, почти бегом свернут на Руднинку, перейдут на красный свет неожиданно пустую улицу Пилимо и, только оказавшись на Швенто Стяпано, слегка притормозят, сообразив, что у них в запасе еще двадцать минут, а вокзал — вон он, рядом, рукой подать, как ответ в конце учебника.
Поэтому по Швенто Стяпано мы идем неторопливо, попивая не успевший остыть кофе, глазеем по сторонам. Честно говоря, смотреть тут особо не на что: это самый потрепанный край Старого города, за шедеврами архитектуры, увы, не сюда, за модной публикой тоже, и даже местные коты отсиживаются по дворам, вместо того чтобы грациозно потягиваться на подоконниках. Зато Швенто Стяпано — одна из самых переменчивых улиц в городе, хоть через день здесь ходи, а все равно всякий раз обнаруживается что-то новенькое: на месте магазина тканей открылась художественная галерея, исчезла разноцветная вывеска экологической кондитерской, в бывшую пивную как раз вносят манекены и шляпные коробки, на подоконнике заколоченного прежде окна стоит китайская роза в огромном горшке, и только надпись на стене: «Если я сойду с ума, будешь ли ты по-прежнему называть меня Суперменом?» — всегда на месте, уже как минимум десять лет. Но это, пожалуй, единственная константа. Поэтому, когда мы ходим по улице Швенто Стяпано, почти невольно присматриваемся: что на этот раз нового? И никогда не бываем разочарованы.
— Вот этого царства серого трикотажа раньше точно не было, — говорит Тони, тыча перстом в витрину швейного ателье, и правда донельзя унылую.
— И в следующий раз, на что спорим, снова не будет, — утешаю его я.
— А тут явно что-то вкусное. — Тони указывает в сторону только что открывшейся пекарни. — Хорошо бы они продержались подольше! Пахнет на весь квартал… Слушай, а эти платки здесь раньше были?
— Платков не было, а магазинчик прежний, они просто в очередной раз все переделали. Зимой этот манекен был одет в мужское пальто и увешан дамскими сумками, потом стоял голый, утопая по пояс в куче старомодных туфель, а теперь обмотан платками. Может, потому и магазин никуда не делся, что они так часто меняют витрину?
— Наверняка, — соглашается Тони. — Так, стоп, а это что?! Слушай, я правильно понимаю название? Или я просто дурак, и по-литовски это означает что-нибудь совсем другое, да?
Я его почти не слушаю. Мне не до того. Я разглядываю вывеску очередной новой лавки, возникшей между салоном тканей из Италии и воротами с надписью «Здесь живет генерал Йонас». Очень может быть, что и правда живет, уличные надписи врут куда реже, чем кажется. Повезло генералу Йонасу, что тут скажешь. Поселиться рядом с магазином подержанных канцтоваров — это надо уметь.
На этом месте у меня наконец включается голова. И я начинаю понимать. Конечно, Тони проходил здесь вчера. Или позавчера, неважно. Увидел невероятную вывеску, восхитился и знатно сегодня меня разыграл. Собственно, правильно сделал, отлично провели время. И ясно теперь, почему мы пошли на вокзал именно этой дорогой: Тони как честный человек был просто обязан показать мне эту лавку сегодня же. Пока она не закрылась к чертовой матери, на улице Швенто Стяпано все ненадолго.
— Так вот откуда ты стибрил идею! — восхищенно говорю я. — А я-то ду…
— Понимаю ход твоих рассуждений. Только одна небольшая неувязка: магазин подержанных канцтоваров — это была твоя идея. Я точно помню, как поначалу еще сомневался, кому они могут понадобиться. Но ты меня убедил.
Растерянно киваю. Он прав. Но как?..
— Так что это еще большой вопрос — кто из нас гулял вчера по Швенто Стяпано и — как ты говоришь? — стибрил? — вот именно, стибрил идею, — заключает Тони. — Только мне почему-то кажется, что ты видишь эту вывеску в первый раз. Как и я.
И я снова киваю, совершенно потрясенный такой проницательностью. Другой на его месте…
Но Тони плевать, что сделал бы на его месте другой. Он прилип носом к стеклу. И я тоже. Хотя можно просто зайти, тут открыто. И высокий красивый старик что-то объясняет покупательнице, белокурой барышне в пальто из цветных лоскутов. Подводит ее к витрине, увлеченно жестикулирует. Наверняка расхваливает достоинства авторучек для любовных писем. Или старых точилок, щадящих карандаши. Но заходить я почему-то робею. И Тони, похоже, тоже совсем не рвется туда. Не сейчас. Может быть, завтра, если лавка не успеет исчезнуть. Некоторые заведения умудряются продержаться на Швенто Стяпано несколько месяцев кряду, и почему бы магазину подержанных канцтоваров не оказаться в их числе.
— Янку все-таки надо встретить, — вздыхает Тони, с явным сожалением отлипая от окна. — Потом вернемся. Что скажешь? Почему молчишь?
— Потому что думаю, — объясняю я.
И только двумя минутами позже, уже свернув на Шопено, выдыхаю:
— Слушай, ну мы даем. А Небесная канцелярия какова! Не то захотели нам подыграть, не то просто дразнятся. Делать им больше нечего. Но спасибо, конечно.
