Олег Авраменко - Я, мой черт и...

Чертей я поминаю часто. Среди множества всевозможных выражений, с помощью которых я даю выход своим чувствам, от разочарования до восторга, есть одно наиболее часто употребляемое мной — «черт меня возьми». На протяжении многих лет своей земной жизни я по нескольку раз в день ритуально призывал чертей взять меня, но ничего особенного со мной как будто не случалось. Да я и не хотел, чтобы что-то случилось, просто выражал свои эмоции, и все. Как и другие люди, кстати. Так продолжалось до определенного времени и, казалось, так будет всегда. Однако…

Был жаркий, душный летний день. Я поставил последнюю точку на последней странице моего романа, затем, после недолгих, но горестных размышлений, добавил к ней еще две, перевел курсор на следующую строку и нажал еще пять клавиш. На экране компьютера появилось самое желанное и самое ненавистное для всех писателей слово: КОНЕЦ.

Подперев голову руками, я тупо смотрел на него, ощущая, как на меня накатывается девятый вал безнадежного отчаянья. Со мной всегда так бывает, когда я заканчиваю работу над своим очередным опусом, и, наверное, поэтому я очень неохотно берусь писать повести и рассказы, отдавая предпочтение романам, — чтобы поменьше в моей жизни было таких моментов, похожих на острые приступы похмелья после продолжительного запоя.

Я выключил компьютер, встал из-за стола и растянулся на диване. У меня началась жесточайшая депрессия. Мне было горько, мне было грустно, мне было тоскливо. Хуже быть не могло. Я чувствовал себя совсем одиноким, покинутым своими героями, к которым успел привязаться, полюбить их всем сердцем, как близких родственником, самых лучших друзей, любимых… И когда сказал в сердцах: «Черт меня возьми!» — то имел ввиду только то, что на душе у меня мерзко, и я не знаю, куда деться со своим паршивым настроением. Вызывать черта я не собирался. Честное слово!

Но, как это не странно, он появился. Настоящий черт: хвостатый, рогатый, волосатый, с поросячьим рыльцем и копытами. Он стоял посреди комнаты, грациозно помахивая хвостом со стороны в сторону, и пристально осматривал меня с головы до ног.

При других обстоятельствах я, возможно, прореагировал бы на появление черта более бурно — нервы у меня никудышные; но в тогдашнем состоянии глубокой апатии, безразличия ко всему на свете, я был неспособен чему-либо удивляться. Поэтому я не потерял сознания, не забился в истерике, и даже не сообразил ущипнуть себя за ухо, чтобы убедиться, что не брежу. Ну а насчет того, не свихнулся ли я, то меня ни на секунду не посетила такая безумная мысль.

Одним словом, я воспринял это, уж никак не обыденное явление, с олимпийским спокойствием, словно чуть ли не каждый день мне приходилось сталкиваться с нечистой силой. Я лишь немного приподнял голову и вяло произнес:

— Ты черт?

Рогато-хвостатый мой гость в ответ вытянулся в полный рост, залихватски цокнул правым копытом по полу, щелкнул хвостом, как кнутом, и отрекомендовался:

— Альфред фон Бурбурмуло, дьявол-искуситель восьмой категории.

В ноздри мне ударил резкий запах серных испарений. Я откинулся на подушку и зажмурил глаза.

«Ну конечно же, — подумал я с горечью. — Восьмой категории, иначе и быть не могло… А кто я, собственно, такой, чтобы ко мне присылали чертей первой, второй или хотя бы третьей категории? Да никто!»

Я сокрушенно вздохнул, отчаянным усилием воли заставил себя раскрыть глаза и внимательнее присмотрелся к черту. Вне всяких сомнений, моему гостю было далеко до выходца из адской элиты — жалкий с виду был бес. А вонь какая — просто ужас!

— Если не возражаешь, — сказал черт, — я присяду.

Я не возражал. Черт, поджав хвост, устроился на стуле рядом с диваном, где я лежал. Серный смрад становился все более нестерпимым.

— Гм, — несмело начал я. — Нельзя ли… это… без серы?

— Само собой, — ответил черт. — Можно и без серы. Просто это наш традиционный, так сказать, имидж. Ты думаешь, мне это приятно?

Я медленно покачал головой:

— Ничего я не думаю.

— Ну если так, — сказал черт, — то обойдемся без серных испарений.

В тот же миг смрад исчез, будто его и не было. Воздух в комнате стал чистым и свежим, напоенным приятным цветочным ароматом, а на журнальном столике возникла красивая хрустальная ваза с букетом красных роз.

Я оживился и с интересом посмотрел на вазу. Как это ни парадоксально, но должен признать, что появление вазы с розами удивило меня гораздо сильнее, чем появление черта.

Черт отметил мой интерес к вазе и сказал:

— Это в общий счет не входит. Считай ее просто небольшим презентом от фирмы перед нашей сделкой.

Я вопросительно поднял брови:

— Перед какой сделкой?

Черт принял деловой вид.

— Человек! — торжественно промолвил он. — Что ты хочешь в обмен за свою душу?

Всему на свете есть свой предел, моей апатии — тоже. Эти слова черта пробудили во мне критичность мировосприятия, я наконец-то понял ирреальность того, что происходит со мной, и, как подброшенный пружиной, вскочил на ноги.

— Чего?! — воскликнул я, ошалело глядя на моего гостя. — За мою душу?

Было видно, что черт растерялся.

— Ну, да, — растерянно промямлил он. — За твою душу. Ведь ты же вызывал меня, чтобы заключить кабальный договор.

— Что за глупости?! Я никого не вызывал, ты ошибся! — Тут мне пришла в голову одна идея, которую я не замедлил воплотить в жизнь. — Изыди, нечистый! — жутким голосом произнес я и осенил черта крестом.

Знамение на него не подействовало — по крайней мере сразу. Он поскреб когтями лохматый лоб между рогами и как-то виновато сказал:

— Наверное, в канцелярии что-то напутали, — и лишь тогда изыдил.

Около минуты я простоял посреди комнаты, таращась на пустой стул, потом протер глаза и посмотрел на вазу с розами, которая стояла на журнальном столике, явно не собираясь исчезать.

— Ага! — припомнил я. — Ведь черт говорил, что это презент.

Я подошел ближе и оглядел презент со всех сторон. Ваза была очень красива и, наверняка, дорогая. Цветы в ней были свежие, только что срезанные, с каплями росы на нежных лепестках.

— Великолепный презент, — сказал я сам себе. — Они там в аду действительно что-то напутали, а мне из-за их ошибки достался такой чудесный подарок.

Вдруг за моей спиной раздался тихий вздох, а вслед за ним — знакомый уже голос:

— Никакой ошибки.

Я резко обернулся. Черт (тот самый Альфред фон Бурбурмуло) снова сидел на стуле, положив ногу на ногу, и жалостно смотрел на меня.

— Ты же сказал «черт меня возьми», — пояснил он. — И вот, я к твоим услугам.

Я вернулся к дивану, присел и закурил сигарету.

— Да, я так сказал, — не стал отрицать я. — Но просто так сказал. В сердцах.

— Знаю, знаю, — закивал черт рогатой головой. — Однако в канцелярии это зарегистрировали как вызов. Произошла не ошибка, а досадное недоразумение, такое время от времени случается. И ничего тут не поделаешь: вызов есть, и он числится за мной… Вот такой я неудачник.

— Ба! — сказал я. — Я тоже неудачник. И что нам делать?

— Инструкция требует, чтобы я искушал тебя, — ответил черт.

— Что?!

— Искушал. Теперь я должен разными дьявольскими соблазнами добиваться от тебя добровольного подписания кабального договора о залоге души.

— Ага… — Я положил сигарету на край пепельницы и не спеша прошелся по комнате. За время, минувшее после первого появления черта, я уже заметно очухался и теперь чувствовал себя очень неуютно в его компании, по спине у меня пробегали мурашки, а от последнего его предложения мне вообще стало не по себе. Несмотря на это я и дальше пытался держать марку, оставаясь внешне невозмутимым. — Значит, заложить душу?

— Конечно, конечно, — кивнул черт со слабой надеждой. — На определенный срок, по желанию клиента. Можно совсем ненадолго, скажем, на тысячу лет.

Осмелев, я взял сигарету и помахал ею перед свиным рылом черта.

— Э, нет, дружок мой лукавый, и не надейся! Я ни за что не поддамся на твои дьявольские соблазны.

— А я и не надеюсь, — обреченно сказал черт. — Не стану я тебя искушать, не переживай.

— Гм-м… — Меня удивила и насторожила такая уступчивость. — Позволь спросить: почему?

— Потому, что не могу, — честно признался он. — Не умею.

— Вот те на! — Я был поражен. — Не умеешь? Но ты же дьявол-искуситель…

— Восьмой категории, — уточнил черт. — В сфере искушения я оказался полным неудачником — слишком уж я честный и чуткий, совсем не приспособленный к суровым реалиям адской жизни. — Он тяжело вздохнул и весь поник.

За ним вздохнул и я, потому что и сам был неудачником в жизни и никак не мог приспособиться к ней. Невольно я ощутил какое-то душевное родство с этим несчастным сыном Преисподней.