ДОЛИНА ПРОКОПИЕВ
Пирс ЭНТОНИ
Перевод с английского Ирины Трудалюбовой
Туговато иногда приходится сыну огра и нимфы. То папа-огр вдруг начинает расшвыривать вещи и выжимать водицу из камней, просто так, для развлечения. То мама-нимфа истерику устроит. Потому-то Эхс и нашел себе потаенное убежище. Когда в доме становилось слишком жарко, он уходил туда – посидеть в тишине, отдохнуть. Родителей своих Эхс любил, но и в одиночестве тоже много хорошего.
Эхс осмотрелся и прислушался. Ему не хотелось, чтобы какой-нибудь ксанфянин, ручной или дикий, заметил, как он входит в убежище. Если кто-то один узнает, до родителей тут же дойдет – и прощай уединение. А местечко он подыскал в стволе высохшего пивного дерева. Ему повезло, потому что он в конце августа проходил мимо пивного дерева, а как раз в это время деревья расстаются со своими летними жильцами – духами лета. Эхс даже успел заметить спину удаляющегося духа.
Значит, решил он, место свободно. Эхс встал перед деревом и зычно, истинно по-огрьи, крикнул: «Эй, гость!» И дерево согласилось. Духам двери не нужны, а огр без них не может. Эхс проделал в стволе дверь и сделал еще дырку, чтобы запах пива выветрился. Мать Эхса, нимфа Танди, оторопела бы, если бы почувствовала, что от сына несет ливом. Затем Эхс натаскал внутрь соломы и подушек с ближайшего подушечного куста, после чего вырезал ножичком на стенах картинки, очень прекрасные! Как же он гордился собой. Рассказать бы кому-нибудь, да нельзя.
Стало быть, Эхс осмотрелся, вокруг не было ни души. Он сунул ноготь в щель и потянул дверцу на себя. На самом деле это была не дверь, а так себе, дверца. Эхс вошел и со вздохом уселся на кучу подушек.
– Эй!
Эхс вздрогнул от неожиданности.
– Кто тут? – удивленно спросил он.
– А ну убери с меня свою клумбу!
Приказ раздался снизу.
– Какую клумбу?
– Не клумбу, так лужайку, – дерзко ответил голос. – Огородик, садик, толстый за…
Эхс смутно догадался, что сейчас прозвучит, и быстро встал с подушки.
– А ты где? – спросил он.
– Здесь, ослище! Да ты понимаешь, что прямо мне на лицо бухнулся своим.., садовым хозяйством?
– Но ведь подушки для того и нужны, чтобы на них…
– А ты хоть у одной подушки спрашивал, что ей нужно?
– В общем-то нет, но я же…
– Так-то, обалдуй! А теперь выметайся, дай мне поспать.
Эхс послушно выбрался из дерева. По дороге домой он крепко задумался. Как же это ему удалось – поговорить с подушкой? С неодушевленными в Ксанфе только один человек умеет разговаривать – король Дор. Все знают, что в Ксанфе у каждого обитателя свой магический талант, за исключением донных прокляторов, у которых один талант на всех. Вот и выходит, что с подушками Эхс разговаривать не может. Он лично одарен иным талантом – возражать, перечить. Мать иногда упрекает его, что он уж очень много перечит, но она же не сомневается, что это у сына талант такой, магический. Но подушка говорила, несомненно, и он, Эхс, ей отвечал. Как же так?
И тут он понял! Огры в общем-то умом не блещут, но Эхс был не чистокровным огром, а наполовину человеком, поэтому в размышлениях упорно шел к своей цели и, действительно, иногда кое до чего додумывался. Это не его талант проявился, а подушкин? Подушка, скорее всего, попалась волшебная, живая, а он не обратил на это внимания и вместе с остальными приволок ее в пивнушку! Значит, выбросить ее – и вся недолга.
Невдалеке показался его дом. Позабыв о своих горестях, Эхс втянул носом воздух и почуял восхитительный аромат. Алый бульон! Это кушанье папа Загремел начинал готовить, когда вспоминал, что он все-таки огр. Загремел получился огром тоже только наполовину, потому что огр Хруст, его отец и дедушка Эхса, в свое время взял в жены актрису из племени донных прокляторов, то есть матушка Загремела огрессой не была. Но иногда Загремел входил в полную огрью силу, и тогда его от чистокровного огра нельзя было отличить – он вдруг становился настоящим великаном, так что человечьи брюки жалким лоскутком слетали с него. Но жене его Танди, по происхождению нимфе, супруг больше нравился в облике человека, поэтому Загремел старался сдерживать огрий размах.
Эхс лишен был способности по собственной воле превращаться в огра, но стоило ему разгневаться, и тут же нечто похожее на огрью силу проявлялось и в нем. Сила накатывала и тут же откатывала, но для нее долгий срок и не требовался: один полновесный удар огрейной руки мог разбить в щепки ствол железной балки, одного из самых крепких ксанфских деревьев. Эхс был недотепой, но когда надо, мог вдруг стать умным и сообразительным. В такие минуты в нем просыпалась остроумная бабушка из рода донных прокляторов. Поскольку в обоих родителях Эхса текла и человеческая кровь, он тоже большую часть времени оставался человеком. И с довольно заурядной внешностью. Глаза у него были серые, а волосы то ли русые, то ли.., в общем, неопределенного цвета. Эхс часто мечтал о том, как бы он жил, если бы все сложилось иначе, но жизнь шла своим чередом и, как видно, не готовила для Эхса ничего особенного.
Ну и незачем тужить. Папа сварил отличный бульончик!
***
Через два дня Эхсу стало так грустно, что он рискнул вернуться к пивному дереву. Он вошел и рассмотрел подушки. Все выглядели вполне невинно. «Какая же из них живая?» – озадаченно гадал он, но ответа не было.
И тогда он схватил в охапку всю кучу, отнес под куст и бросил там. Потом набрал новых и втащил в пивнушку.
Помедлив, он все-таки сел на подушки. Живая подушка язвительно назвала его толстым, но он вовсе не был толстым. Сейчас бы он нашел, что ответить этой нахалке, да поздно. Вот так всегда: пока вынимаешь ответ из кармана, отвечать уже некому. Увы, тугодумство тоже было наследственным – нимфы и огры не очень сообразительны.
Захотелось есть. Эхс пошарил кругом и отыскал кусок пирога, который сам запрятал в пивнушке какое-то время назад. Пирог был сделан из ленивого теста. Вкусными такие пироги становятся не сразу, а только через неделю, через две после приготовления, когда окончательно облениваются, то есть становятся необыкновенно мягкими, даже рыхлыми. Прошло уже три недели, то есть пирог замечательно успел облениться.
Эхс поднес лакомство ко рту и…
– Убери-ка свою восьмерню!
Это явно сказал пирог.
– Какую восьмерню? – уставился на кусок пирога Эхс.
– Ну не восьмерню, так семерню, шестерню…
– Пятерню? – невольно подсказал Эхс.
– Ну да, пятерню, – согласился пирог, – Ты чего сделать удумал, огрий сын?
«Огрий сын», – мысленно повторил Эхс. Выражение ему понравилось. Только потом он сообразил, что пирог-то наверняка не похвалить его хотел, а оскорбить.
– Я просто хотел переку…
– Чтобы больше никаких «переку», понял?
– Но я же…
– А ты полюбопытствуй, нравится ли пирогу, когда им перекусывают! Ну хорошо, урыльник, ступай с миром, а я хочу отдохнуть.
– Слушай, лепешка, а ведь это мое дерево! – начал вскипать Эхс. – Я тут только что одну говорливую подушечку пристроил, могу и тебе дорожку указать, пирожина!
Эхс схватил пирог, распахнул дверцу и швырнул. Ленивец покатился колесом и исчез в лесных зарослях, а Эхс прилег на подушки, собираясь вздремнуть.
На дворе было не очень жарко. Огры как раз такую погоду любят, прохладную, но Эхс предпочитал тепло. Он отыскал старое ветхое одеяло, принесенное сюда на случай холодной погоды, и укрылся.
Но одеяло вдруг скрутилось в жгут и обвилось вокруг его ног.
– Ты чего! – крикнул Эхс.
– Сам чего, чурбан! – перекривило одеяло. Да, посреди ветхой тряпицы вдруг образовался рот.
И тут взыграла огрья сила; Эхс дернул ногами – и одеяло с треском разлетелось в стороны.
Но оно тут же в виде тумана поднялось в воздух и закачалось перед Эхсом.
– Ну, тачка навозная, сейчас я тебе задам! – пригрозил рот.
Но огр уже поднялся в Эхсе во весь рост. Он схватил одеяло обеими руками: «А вот мы сейчас поглядим, дырка на дырке, кто кого!» – и разорвал одеяло в клочки.
Клочки растворились. И снова образовалось облако тумана. Через секунду облако сгустилось, так что получилась.., какая-то демонесса.
– А на вид ты слабее! Правда, надолго ли твоих силенок хватит, козявкин ум?
– Чей ум?
– Козявкин, букашкин, таракашкин…
– У меня бабушкин.
– Хоть и дедушкин. Ну что, сдаешься?
– Подушка.., пирог, – вдруг осенило Эхса. – Так это ты была?! В их обличий?!
– Конечно я, умник, – насмешливо сказала демонесса. – Таким образом я пыталась ласково указать тебе на дверь. Но, как видно, хорошими манерами букашек не проймешь. Придется скрутить тебя в бараний рог и скормить дракону.
У подушки и пирога рук не было, а у демонессы были, и она угрожающе протянула их к Эхсу.
– А.., драконы бараньих рогов не едят, – пролепетал он и понял, что испугался. О демонах и демонессах в Ксанфе никто слова хорошего сказать не мог. Наделенные нечеловеческой силой, но при этом абсолютно бессовестные, они вдобавок умели проходить сквозь стены. Если бы Эхс знал, что здесь демонесса, ни за что бы в спор не вступил. Но теперь уже поздно.
