Елена Жаринова
Охотник на санги
Длинная фура передо мной шла довольно быстро, под сотню. Она закрывала обзор, и я уже битых десять минут пытался обогнать ее, но никак не мог выбрать момент. Наконец рискнул и вырвался на встречную.
Начинался подъем дороги. Не лучшее место для обгона… Я схватил руль покрепче и выжал из педали газа все, что мог.
И тут из-за пригорка показался серебристый «мерс» – он летел мне навстречу. Тормозить было поздно, справа шла фура. Бросив взгляд на обочину, я вывернул руль влево – другой возможности уйти от столкновения не было.
Но этот идиот на «мерсе» испугался и тоже свернул! Мы вылетели на обочину одновременно, как мастерицы синхронного плавания вылетают из воды…
Мне казалось, все происходит, как в кино, при замедленной съемке. Не хватало только печальной музыки в качестве фона.
Вместо нее – визг тормозов, скрежет железа, шорох осыпающегося стекла… И – глубокая, ватная тишина. Куда-то исчезли черные от ужаса глаза напротив. Салон чужой машины оказался совсем близко – я даже разглядел фотографию, упавшую на «торпеду». Вокруг уже сгущалась темнота, а я все видел женское лицо, засыпанное стеклянной крошкой. Вскоре погасло и оно.
Ты ничто. Ты нигде… Этот миг ледяного ужаса длился целую вечность. А потом впереди замаячила яркая точка. Я рванулся к ней, повинуясь инстинкту младенца, покидающего материнскую утробу.
Темнота не хотела меня отпускать. Она накрывала с головой и тянула назад. Но я карабкался, я продирался вперед, потому что знал: на кон поставлено больше чем жизнь. И когда последние из последних сил оставили меня, я упал навзничь в лужу теплого тумана.
Надо мной склонились незнакомые люди. Из-за тумана казалось, что они облачены в белое. Перед глазами плыло, разглядеть лиц я не мог, но смутно чувствовал исходящее от них сострадание. Врачи, подумал я. Какие, к черту, врачи после лобового столкновения?
Я замычал.
– Добро пожаловать в Атхарту, – бодро отозвался один из них.
Другой добавил, помогая мне подняться:
– Поверьте, ничего страшного не случилось. Рано или поздно это происходит со всеми. Вы просто умерли, мой друг.
Ухоженная рука психотерапевта легла на клавиатуру.
– Как вас зовут?
– Ася Валентиновна Суровицкая, – выдохнула пациентка.
– Ася – это ваше полное имя? – уточнил доктор.
– Да, – смущенно улыбнулась его визави. – Меня об этом все спрашивают.
– Прекрасно. Сколько вам лет?
– Тридцать три. Исполнится в конце августа.
– Значит, полных тридцать два года, – пробормотал доктор, стуча по клавишам. – Чудненько. Замечательный возраст. Ну-с, Ася Валентиновна, с чем вы ко мне пожаловали?
– Понимаете, – пациентка до хруста сжала руки, – мне каждую ночь снятся разные люди. Точнее мужчины… Но я почему-то знаю, что это один и тот же человек, только выглядит он каждый раз по-новому. Ну знаете, как это во сне бывает?
– Бывает по-разному, – заметил доктор, разглядывая ее.
Красивая, хотя неврастения никого не красит. И напряжена. Ужасно напряжена. С ней будет сложно работать.
– Вот что, Ася. Там, за ширмой, кушетка. Устраивайтесь на ней поудобнее. Снимите туфли, расстегните пуговицы… Я не буду на вас смотреть. И рассказывайте. Говорите все подряд, как будто сами с собой.
Ася помедлила, нерешительно оглянулась на ширму, потом поднялась, аккуратно придвинув кресло к столу.
– Вы, кстати, кем работаете? – спросил доктор.
– Я бухгалтер, – она опять смутилась, – веду несколько фирм. Раньше была менеджером.
Вот как – с такой фигурой, и просто бухгалтер… Высокая, длинноногая, светловолосая. Стройная до худобы – так что кости выпирают под узкой юбкой. Лет десять назад вполне могла быть моделью.
А еще очевидно, что она из бывших. Из старых русских. Девочка из хорошей семьи, потерпевшей фиаско после перестройки. Ее научили из последних сил цепляться за прежние духовные ценности и с достоинством переносить неустроенность своей новой жизни. Бедная… Ей наверняка придется во многом себе отказывать, чтобы заплатить за лечение у знаменитого психотерапевта.
Ну-с, послушаем, что там в бухгалтерии стряслось. Доктор раскрыл блокнот и вытащил из подставки паркер. Официальные записи он держал в компьютере: это удобно и производит благоприятное впечатление на пациентов. Но рабочие заметки вел от руки: так лучше думалось.
– Едва ли не каждую ночь мне снится старый друг, – глухо прозвучал голос из-за ширмы. – Мой бывший одноклассник. Мы не виделись много лет, но три года назад я узнала, что он погиб. Разбился на машине. Теперь он приходит ко мне во сне и рассказывает про свою жизнь на том свете.
– Угу… – глубокомысленно протянул доктор. – И давно это с вами происходит?
– Два с половиной месяца. Понимаете, это необычные сны. Часто бывает, что ночью снится всякое, а утром ничего не помнишь. Но я, проснувшись, помню все, что мне рассказали. Практически дословно! Я даже стала записывать наши беседы.
– А кроме этих разговоров что-нибудь происходит? – спросил психотерапевт. – Вы занимаетесь любовью?
– Иногда, – помолчав, еле слышно ответила Ася. – А иногда мне снится, что я вспоминаю, как мы занимались любовью. Но дело не в этом, – она нетерпеливо повысила голос, – дело в той информации, которую содержат сны. Я уже и к батюшке ходила, и к экстрасенсам, но никто не воспринимает меня всерьез.
– Значит, вы считаете, что ваши сны содержат именно информацию? – произнес доктор полуутвердительно-полувопросительно.
В таких случаях надо быть очень осторожным: с одной стороны, не стоит поощрять болезненные фантазии. С другой – нельзя оскорбить пациента недоверием: он замкнется в себе. Малейший намек, малейшая ирония в интонации… Черт, с досадой подумал доктор, глядя, как Ася вылетает из-за ширмы, на ходу надевая босоножки. Кажется, резковато зашел…
– Что-то не так? – очень спокойно спросил он. Ася замерла с сумкой в руке: светлые волосы взлохмачены, серо-голубые глаза набухли слезами и тут же просохли. А вот это она зря. Ей бы лучше расплакаться. Не иначе тушь бережет. Эх, женщины, не цените вы дар божий – способность плакать…
– Значит, вы тоже будете надо мной глумиться?! – звеняще выкрикнула Ася. – За мои же деньга? Я плачу вам не для того, чтобы вы умничали!
– Разумеется. Кстати, записи вы с собой захватили? Ну вы сказали, что стали записывать сны?
Вот теперь правильная интонация. Чтобы прекратить истерику, надо не замечать ее. Окажись сейчас на месте врача дурак-муж, он бы повелся на провокацию. А истеричке только того и надобно, вот бы она развернулась…
Ася умолкла на вдохе. Поднесла ладонь к губам. Выдохнула:
– Ох… Извините, доктор. Не знаю, что на меня нашло, я никогда себя так не веду. На самом деле, – она потупилась, – если честно, вы мне совсем не по карману. Но мне нужна помощь… Еще раз извините меня.
Она вытащила из сумки и положила на стол сложенные вдвое листы. Довольно толстая кипа… Доктор, потирая глаза, смотрел на них. Наконец он принял решение:
– Знаете, Ася, как мы с вами поступим? Мы разобьем нашу консультацию на две части. Будем считать, что первая уже состоялась. А на вторую я приглашу вас через недельку. К тому времени я уже прочту ваши… вашу рукопись. Плату за сегодняшнюю встречу отдадите секретарю, а в следующий раз я с вас ничего не возьму. Идет?
– Когда мне прийти? – покорно спросила Ася.
Доктор перелистал ежедневник.
– Вам удобно во вторник? Часиков в шесть? Прекрасно. Кстати, мало ли, возникнет что-то экстренное… Возьмите визитку. Там есть мой мобильный телефон. И не благодарите, пока не за что. Кстати, – доктор закинул руки за голову, – а что вам посоветовал батюшка? Просто любопытно.
Ася покачала головой. Фыркнула. Возвела глаза к потолку. Ответила:
– Обратиться к психотерапевту.
Когда за пациенткой закрылась дверь, доктор Марк Александрович Зимин попросил секретаршу принести кофе. Осторожно, чтобы не обжечься, он сделал маленький глоток. Потом взял первый из сложенных листов, а остальные положил под пресс.
Сны – незаменимая вещь как для диагноза, так и для лечения. Человек, который записывает свои сны, сам себе врач, даже если не знает об этом. И даже если он – длинноногая блондинка средних лет.
Ну-с, почитаем, почитаем эти байки из склепа. Доктор аккуратно разгладил ладонью лист, исписанный округлым школьным почерком.
Монитор казался дрожащей стеной голубой воды. Вдруг по центру пробежала трещина. Оттуда вынырнула акулья голова. Ее распахнутая пасть была раза в четыре больше экрана. Акула исчезла, а ее зубы еще несколько секунд с тихим клацаньем плясали в воздухе. Потом они скрылись за стеклом, которое вновь заливала голубая зыбь. Моя любимая заставка! Называется – «Вставные челюсти»…
Большая прозрачная сфера висела в полуметре от пола. Мы – я и Лила Вазова – присев на корточки, наблюдали за шариками, которые кружились внутри сферы. Шарики были разные. Одни тусклые, малоподвижные – они быстро оседали на дно, лопаясь, как мыльные пузыри. Другие – яркие, шустрые. А еще были ослепительные, как вспышка сверхновой звезды.