Глава 1
Капля дождя стекала по стене. Медленно, но неутомимо преодолевая каменную кладку. Все-таки на улице дождь, а пансион давно не ремонтировали. Я смотрела как, залетев в маленькое оконце, сумасшедшая капля катилась вниз по стене. Вот она рванула по гладкому камню, а вот — застряла в цементе между.
Делать в карцере, ой, то есть в комнате для размышлений, все равно было нечего, а подумать над чем — было. Смешно, но видимо не зря директриса пансиона называет это подвальное помещение комнатой для размышлений. Тем более, что мыслей было много и надо было их хоть как-то выстроить, иначе можно просто сойти с ума.
Сойти с ума… Еще недавно, я думала, что уже сошла…
Мой саркастический смешок прозвучал чересчур громко в пустом помещении, ударяясь о стены и возвращаясь обратно ко мне. Но мне было все равно.
До утра за мной вряд ли придут. Если директриса очень разозлилась, то и до вечера ждать никого не стоит. Так что время подумать у меня есть.
Тем более, что в этот я сама призналась в том, чего не делала. Во-первых, не люблю несправедливость, а Юлианночка похоже совсем заигралась, подставляя других воспитанниц. Выйду — побеседую с бывшей, а точнее «перманентной» подругой. Намеков, Юлианна, не понимает, так что придется прямым текстом объяснить, что и меня, и мою новую соседку, и всех тех, кто находится рядом со мной надо оставить в покое. В противном случае ее грязный секрет, станет известен не только мне (а Юлианна не знает о том, что я в курсе ситуации), но и директрисе, Юлианниному жениху, да и любому, кто готов будет слушать. Не думала, что придется прибегать к шантажу, а вот же ж… Бывшая подруга прямо не оставляет другого выхода. Почему я раньше этого не видела? Риторический вопрос…
Во-вторых, мне просто надо было подумать. Новая информация, полученная мною за последние сутки, требовала анализа и принятия решения. А также выдержки и смелости, потому что в при любом исходе событий, я очень рисковала… Очень…
Деревянная лежанка, матрас, набитый соломой не первой свежести и старое одеяло. В общем, неплохо. Спине правда холодновато, потому что отопление на подвал не распространяется, но с другой стороны — сейчас лето хотя-бы.
Зимой здесь конечно топят небольшую металлическую печку, которая стоит в углу, и чья труба выходит в это малюсенькое окошко наверху. Правда зимой оно обычно засыпано снегом, так что сейчас смотреть из него на дождь — это все же намного лучше, чем просто пялится в стену. Магические тепловушки никто в карцер нести не будет. Их и в спальни к нам зимой приносят редко, а тут… Зачем согревать провинившегося и отбывающего наказание? Воспитательный эффект пропадет. Вдруг понравится в карцере сидеть? Тепло, хорошо и мухи не кусают.
Отвлеклась. Возвращаемся к анализу ситуации. Все-таки с ума я не сошла. Последние два года выдались сложными. Иногда я вполне серьезно сомневалась в своей адекватности. А потом — я просто научилась с этим жить. С семейным даром… Или проклятьем… Смотря с какой стороны посмотреть…
Привет, наследие рода Белевских (по маме)! Давай теперь придумывать как выбираться из сложившейся ситуации. Возможные варианты развития событий — включая бездыханное тело у меня на руках — не прельщают. Так что, думай, Ариадна — думай…
Пансион, он же приют для тех, чьи родственники могли заплатить за образование и воспитание девушек до нашего полного совершеннолетия, которое наступало в 20 лет, находился относительно недалеко от Огнедара, столицы Антарийской империи. На новом транспортном средстве — автомобиле — около часа езды, на лошади — два-два с половиной часа.
Автомобиль — техника жутко дорогая и видели мы ее всего пару раз, когда за одной из девочек заезжал отец, чтобы забрать ее на знакомство с женихом. Вот странно: покинуть пансион без разрешения родителей или опекунов до 20 лет — нельзя, а выдать замуж после 18 — можно. Поэтому совершеннолетие многие девочки встречали уже в статусе замужней дамы и просто плавно переходили из рода родителей в род мужа, не успевая оценить свою самостоятельность и независимость. Хотя некоторым девочкам удавалось покинуть пансион в 20 лет и даже найти работу. В конце концов, нас учили различным гуманитарным и естественным наукам, чтобы уметь поддержать разговор в любой ситуации, быть хозяйкой дома, для чего давались азы экономики и бухгалтерии, а также магии на бытовом уровне, поэтому работа секретарем, учительницей, няней или гувернанткой для выпускниц нашего пансиона считалась хорошим выходом.
К тому же на обучение здесь у опекунов, дальних родственников деньги находились, а вот на приданное — часто уже нет. И приходилось девочкам идти работать.
Правда, я бы хотела, чтобы у меня был такой шанс — пойти работать. Но мне такое развитие событий, к сожалению, не светит. Совсем. Если только я что-нибудь не придумаю…
А я придумаю, обязательно.
Началось все, когда мне исполнилось 16 лет и в пансион приехал поверенный нашей семьи.
Хотя нет, началось все, когда мне было десять и мои родители погибли. Мы тогда только вернулись из одного из восточных княжеств, где отец служил дипломатом. Граф Александр Алексеевич Чернышев служил не за должность или плату, ему «за державу было обидно». Известный дипломат. Я нашла потом статьи про него в старых газетах, которые каким-то чудом избежали гибели при ежегодном ремонте и оклеивании обоев в жилых комнатах. Имя мое, Ариадна — необычное для Антарийской империи, но достаточно рядовое в Вельдском княжестве, в котором мой отец служил дипломатом более десяти лет. И где я появилась на свет, собственно.
Мне до сих пор не известны подробности их гибели. Десятилетней девочке никто не торопился их рассказывать. Просто родители куда-то уехали, оставив меня в поместье с учительницей и няней, которую я помню с раннего детства, и не вернулись.
В один день передо мной появился пятиюродный дядюшка Вениамин Семенович Венюков, который и объявил, что так как я теперь сирота, он будет за мной присматривать, для чего меня и отправляют в пансион для благородных девиц.
Осознание, что родителей нет, и мама больше никогда не обнимет, а папа — не взъерошит челку, наступило значительно позднее. Вместе с горячкой, когда я пролежала в бреду больше недели. Правда пока в доме, отправить в пансион меня тогда еще не успели, а вот уволить учительницу и попытаться отправить в деревню няню — вполне. Няня уперлась и даже написала письмо императору, о том, что интересы сиротки не учитываются. Не думаю, что до императора дошло письмо, но ей разрешили обо мне заботится до отъезда в пансион. А это все-таки месяца три. Пока я восстановилась.
Если сравнивать пансион с семьей, где тебя любили — конечно здесь намного хуже, а если сравнивать с другими заведениями из которых к нам иногда попадали девочки — то все не так уж и плохо. Нам не приходилось сушить хлеб из столовой на батарее, потому что все время хотелось кушать. У нас пресекались издевательства старших над младшими. Некоторые особо «талантливые» гадили, конечно, но ни членовредительства, ни пыток, ни других страшных вещей, рассказанных Наташей Старицкой у нас не было.
Наташа воспитывалась в обычном детском доме на содержании императора. В детском доме, куда она попала после смерти матери в 14 лет ей было не сладко. Они очень плохо питались, и ребята помладше воровали все, что плохо лежит на ближайшем рынке. А те, кто постарше — отнимали у них еду.
Криминальные проблемы привлекли к детскому дому внимание жандармерии. Как результат — огромный скандал и громкое расследование, в результате которого у обычной девочки, дочки портнихи, нашелся достаточно знатный папа, который признал девочку, отправил ее в хорошее учебное заведение и планировал дать за ней хорошее приданное, правда общаться особо не рвался. Наташа видела его в среднем — раз в год. И это ее совсем не расстраивало.
Я бы своего опекуна была бы рада видеть так же «часто», но в последнее время, он зачастил в пансион. Хорошо хоть, что все встречи проводились в присутствии воспитателя или директрисы. Я от нее — не в восторге, но это заставляло барона Венюкова вести себя прилично, поскольку после некоторых событий я бы ни за что не осталась с ним наедине. Но это тоже позже.
