Мужчина долго смотрел на фото, потом вздохнул и занёс руку, чтобы постучать по стеклу. Но, увидев, что оно слегка опущено, передумал.
Он достал кошелёк, открыл его и извлёк сотенную купюру. Сунул её обратно. Достал красноватую пятихатку. Повертел её в руках, обернулся, посмотрел на окна своего дома и сунул обратно. Достал тысячную купюру. Оглянулся по сторонам — не смотрит ли кто, сложил купюру поперёк, протолкнул её в щель приоткрытого стекла и быстро пошёл прочь.
Не оборачиваясь.
* * *
— Зачем вы чините машину? — спросил Миша через несколько дней у старика.
Тот демонстративно стал копаться во внутренностях автомобиля с ещё большим усердием. Но мальчик не отступал, и старику пришлось сдаться.
Он достал папиросу и, закурив, ответил:
— Чиню, чтобы уехать отсюда. А зачем ещё чинят машины?
Но ребёнок не дал себя сбить:
— А куда Вы хотите уехать?
Старик достал сигарету и внимательно посмотрел на ребёнка. Тот выдержал взгляд и улыбнулся.
— Ну, коли не шутишь и тебе правда интересно…, — старик сделал паузу, почесал затылок и решился. — В Африку — вот куда я хочу уехать.
— Почему туда? — не унимался мальчишка.
Старик усмехнулся. По-доброму так, собирая лучики морщин возле глаз:
— Мне там понравилось, вот почему.
— А когда вы там были?
— Эх, ну что же ты такой настырный, — неожиданно засмеялся старик. — Конечно, был. Давно ещё, при Союзе. Плотины неграм строил, понимаешь?
Мишка кивнул. Глядя на серьёзное лицо мальчика, старик улыбнулся ещё шире и протянул руку, чтобы потрепать его по волосам. Но остановился — рука была грязной.
Миша в ответ подошёл чуть ближе и спросил:
— А я могу как-то помочь?
Старик замер, потом судорожно хватанул ртом воздух и выдавил:
— Помочь? Мне… Н-не знаю…
Мальчик опять кивнул:
— Если могу, то вы скажите, хорошо?
Старик медленно, очень медленно кивнул.
— До свидания, — сказал ребёнок и пошёл домой.
— Погоди, — окликнул его старик и когда мальчик обернулся, негромко сказал, — Я придумал. Ты это… приходи иногда. Поговорить.
Миша улыбнулся и кивнул. Потом подпрыгнул и побежал, шлёпая по лужам.
Старик проводил его взглядом, потёр глаза запястьем и вернулся к аккумулятору.
* * *
Так прошёл октябрь. Миша иногда приходил к старику. Ненадолго — минут на пять, больше не разрешали родители. Они всегда ругались, если видели, что сын околачивается возле автомобиля.
Миша не околачивался. Он спрашивал про Африку.
Старик улыбался и рассказывал.
— Африка, — говорил он, глубоко затягиваясь папиросой и глядя куда-то мимо мальчика, — Африка это что-то. Представляешь, там негры себе в мочки ушей специально грузики привешивают, чтобы вытягивать их до плеч и даже ниже. Спросишь почему? Хе-хе… Красота, Мишка, красота. Они такие уши красивыми считают. Ну и пусть их — у каждого народа свои правила, свои, понимаешь, представление о красоте. Вот так.
Миша слушал и улыбался. Ему нравился этот чужой дедушка.
* * *
Незаметно подкрался ноябрь. Тёплую, пусть и дождливую осень сменили почти зимние заморозки. Старик продолжал копаться под капотом «Волги», Миша продолжал изредка приходить к нему и спрашивать про Африку.
Но однажды мальчик задал другой вопрос:
— Вы так долго её чините… А почему до сих пор не починили?
Старик вздохнул, отложил гаечный ключ, повернулся к Мише, открыл рот — и ничего не ответил. Но мальчик всё понял.
Он подошёл к старику, взял за руку и, заглянув в глаза, сказал:
— Вы не волнуйтесь, я обязательно что-нибудь придумаю.
Старик промолчал и Миша ушёл.
Через два дня, задувая торт на свой день рождения, мальчик загадал желание.
— Что ты загадал, миленький? — спросила его мама.
— Мам, ну ты же знаешь, что нельзя рассказывать, — ответил ребёнок, укоризненно покачивая головой, — А то не сбудется.
Она не стала больше спрашивать.
Ночью, уже засыпая, Миша улыбнулся, прижал к себе медведя и подумал, что старику в потрёпанной «Волге» его желание должно понравиться.
* * *
Иван Николаевич Смирнов, дремавший на заднем сидении своего автомобиля, неожиданно проснулся. Ему показалось, что кто-то его окликнул.
Сын? Неужели передумал? Неужели?!..
Иван Николаевич выскочил из машины и замер, озираясь по сторонам.
Никого.
Показалось. Старик опустил плечи, сгорбился, и, с трудом достав папиросу, закурил. Постоял, посмотрел на окна, в которых, несмотря на поздний час, уютно горел жёлтый свет, и полез обратно в машину.
Но почему-то не назад, под старое покрывало, а на место водителя, за руль.
Что-то толкнуло его под руку. Он достал ключ зажигания из-под козырька, и вставил его. Повернул.
Машина, которой хватило только на то, чтобы привезти его сюда, на Автозаводскую из Марьино, вдруг зачихала, кашлянула пару раз и взревела мотором. Так же громко и резво, как во времена своей молодости.
Иван Николаевич глянул на приборную панель и брови его поползли вверх. Удивительно, но бак оказался полным.
Иван Николаевич нажал на педаль газа, и мотор заревел ещё громче, ещё бодрее.
Впереди, в метрах двух перед капотом, воздух загустел, заклубился и разлетелся в стороны, как занавес. И старик увидел — Её.
Бескрайнюю саванну с редкими деревьями и высокой сухой травой, стадо пасущихся зебр, пугливых антилоп, толстых носорогов, нелепых жирафов. И негров, у которых мочки ушей оттянуты настолько, что касаются плеч.
Иван Николаевич выдохнул и коснулся рукояти переключения передач. Движение рукой, потом ногой, и машина, слегка дёрнувшись, поехала в синий воздух, прямо туда — в саванну.
* * *
Когда Миша проснулся утром, он первым делом подбежал к окну. Старенькой «Волги», окна которой закрывали порванные занавески, нигде не было.
А место, где она раньше стояла, весело засыпал первый снег.
Миша засмеялся, подмигнул игрушечному медведю и побежал на кухню — смотреть мультики.
— Итак, все здесь? — председатель заседания сверился со списком и обвёл присутствующих долгим взглядом поверх очков.
— Да, — отозвался нестройный хор.
— Хорошо, — кивнул председатель, — В таком случае внеплановое заседание международного совета авторов народных сказок, объявляю открытым.
Раздались жидкие аплодисменты. Переждав, председатель продолжил:
— Коллеги! Я собрал Вас здесь, чтобы сообщить пренеприятное известие.
— «Ревизора» цитируешь? — съехидничал автор неувядающей «Курочки Рябы», присутствующий здесь как представитель от России, поскольку председатель не имел права голоса. — Не по нашему ведомству, между прочим.
— Да постоял рядом, — отмахнулся председатель, — вот и набрался. Кроме того, и момент соответствующий.
— В чём дело? — осведомился тощий нигериец, автор классической «Мбанга и паучок».
Председатель откашлялся, протёр очки, водрузил их обратно и начал:
— Уважаемые коллеги, на настоящий момент наши позиции сильно упрочнились — нас стали массово издавать, повсеместно ставить в театрах, даже снимать в кино. На лицо прогресс, не так ли?
— Всё так, — подтвердил сухопарый англичанин, автор «Трёх поросят».
— Да, всё так, — согласились с ним остальные.
— Однако, — продолжал председатель, — Несмотря на все наши сегодняшние успехи, мы не должны расслабляться.
— Это понятно, — пробасил швед, — Работать над улучшением качества нужно всегда. Но стоило из-за такой банальности собираться?
— Да, — подхватил японец, — чтобы похвастаться нашими успехами — мои, кстати, и не такие уж выдающиеся — можно было дождаться очередного собрания. К чему спешка?
— Я ждал этого вопроса, — председатель сел и продолжил. — Дело в том, что успехи могут вскружить нам голову. И мы кое-чего не заметим. Вспомните моего Колобка — сначала мир был прекрасен, и ничто не предвещало беды. Но появилась лиса — и всё! Нет Колобка.
— Можно без таких тонких намёков? — поморщился испанец. — Говорите уже прямо.
— Да, — подхватил автор «Рябы», — у тебя всегда была болезненная тяга к многословию. «Колобка» можно было на страницу уложить, а ты его растянул почти на лист.
— Нэ согласэн! — воскликнул грузин. — Харошей сказки далжно бить много!
— Прекратите, — остановил их председатель, — литературные споры — в том числе касающиеся и меня — прошу оставить до более благоприятных времён.
— Да не томите вы! — воскликнул итальянец. — Объясните уж понятно — что такое случилось.
— Я тоже хочу быстрее перейти к делу, но мне мешают, — председатель кивнул в сторону автора «Рябы».
— Ладно, — хмыкнул тот, — давайте уж к делу.
