Он порывисто вскочил на ноги и откинул полог шатра.
– Передай всем, я стану молиться и спрашивать Вечное Небо о грядущем походе.
Хан скрылся из виду, а кидаец хмуро покачал головой и отправился к юртам воинов. Сейчас Дон Жу не сомневался, что духи подскажут Тандыру идти в набег. Ранняя осень прошла в маленькой победоносной войне против гордых баурсаков – западных степняков-скотоводов. Теперь, когда подвластные хану роды откочевали в горы да к лесам, чтобы спастись от суровых степных вьюг и морозов, наступала пора спокойствия.
Должна была бы наступить. Но ход времен исказился, зимы не будет.
Значит, впереди новое долгое лето после нечаянной весны, а потом – жестокая морозная зима. В трактатах древних кидайский мудрец встречал многочисленные свидетельства того, что сразу после теплого года следует холодный. Если же в установленный Небом закон вмешиваются могущественные силы, последствия бывают стократ опаснее.
Дон Жу Ан неторопливо шагал вниз по пологому склону, скользя отсутствующим взглядом по обширному ханскому куреню. Две сотни юрт. Из каждой поднимался сизый дым, там и тут бегали дети, трудились женщины и харачу – рабы-батраки, захваченные в набегах. Мужчины собирались у вечерних костров, беседовали, смеялись… Да, племенам, вставшим под знамена Тандыр-хана, жаловаться было не на что. Но через год наступит голод. Об этом знает ученый, знают и шаманы. Вождь тоже большой разумник.
Походу быть.
Остановившись у костра, у которого отдыхали темники[3], кидайский мудрец поприветствовал их и передал ханскую волю.
Водители тандырских полчищ оживились, большинство обрадовалось, и лишь несколько темников не разделили общего ликования. У Дон Жу затеплилась надежда: вдруг разумники переубедят остальных? Но кидаец вновь ошибся.
– Подождите кричать, как дети! – осадил товарищей старый соратник хана Консер-батор. – Следуйте обычаям предков. Вот скажут свое слово духи, тогда порадуемся.
В этот миг Дон Жу Ан возненавидел высокого сухопарого темника, чьи жилистые руки запросто могли бы оторвать умную головенку мудреца, и скуластое, иссеченное ветрами лицо Консер-батора даже не поморщилось бы.
Значит, войско хочет войны. Одно к одному.
«Ты несчастный человек, Дон Жу, – подумалось кидайцу. – Исповедуя мир, ты живешь на острие самого кровожадного копья этого мира. Способен ли ты сохранять верность пути неделанья или настала пора менять внутреннюю эпоху твоего духа?»
Глава четвертая,
в коей перед близнецами предстает стольный град Мозгва, а за ним – еще большие проблемы
В Москве хлеба не молотят, а больше нашего едят.
Русская пословица
Комар приходит в этот мир ненадолго. Жизнь его опасна, ибо подчинена кровавой страсти.
Егор хлопнул себя по потному лбу и тем самым остановил сердце еще одного насекомого.
– Отрыв башки – октябрь, а комаров пропасть, – сказал он, обмахивая шею своей кобылки-тяжеловоза.
– Карачун предупреждал, что зимы не будет, – откликнулся Неслух-летописец, не отрываясь от рукописи. – Что вам комары? Мошки безвинные. Вот погодите, еще недовольные медведи начнут из-за растерянности лютовать.
Черные от чернил пальцы книжника ловко управлялись с пером и пергаментом. Ослик мелко топал и смиренно горбатился, стараясь не болтать шеей, на которой лежал «стол» Неслуха.
Близнецы представили лютующих медведей и убоялись. Ефрейтор Емеля принялся оборачиваться на воз, катящийся следом. Торгаши-Керим не стал отряжать мозговскому князю две телеги, зато единственную нагрузил так, что она могла перевернуться на особо высоких кочках. Пара волов тащила купеческие подарки не без труда.
Старшой толкнул брата в бок:
– Чего ты все оборачиваешься?
– А вдруг опять эти клоуны в мешках… – ответил Егор.
– Ну, они со всех сторон повалят, – «успокоил» Иван, в глубине души убежденный, что разбойники больше к ним не сунутся, ведь Мозгва близко.
Слава прошлых битв бежала впереди близнецов, и встречные обозчики с уважением глядели на великана-Егора. Зато девицы, едущие с купчинами-отцами, больше глазели на статного красавца Старшого.
Братья, пользуясь занятостью неумолкающего Неслуха, разговорились. Они мысленно вернулись домой, в доармейский еще, беспечный период.
– Помнишь, в школе классная заставила меня пойти в кружок физики? – спросил Иван.
– Ну.
– Только не говори, что я не рассказывал, как после лабораторного опыта Николай Анатолич допытывался, что такое удельное сопротивление кожи человека.
– Не помню.
– Короче, лабораторка такая была – прикладываешь руки к электродам и пропускаешь ток.
– Двести двадцать вольт?
– Ага, три тысячи, блин, – саркастически ответил Старшой. – Конечно, маленький! Снимаешь показания с приборов, потом по формулам рассчитываешь сопротивление тела.
– Сурово.
– Нет, фигня, – отмахнулся Иван. – Так физик вопрос задал: что такое удельное сопротивление? Мы все как-то замешкались, а он добро так улыбнулся и сказал: «Сейчас объясню. Вот возьмем кубометр человеческой кожи…» А глаза, заметь, добрые-добрые! Маньяк реально.
– Ну, Анатолич вылитый маньяк, это не новость. – Взгляд Егора затуманился, парень вспоминал коротышку-физика, повернутого на своей дисциплине.
– Ты дальше слушай. Он предложил потом мысленно запихать это богатство в куб и пропускать через две противоположные стороны равномерный ток. Вот величина сопротивления и есть удельное значение.
– Отец нашего физика явно в концлагере на руководящей работе был, – схохмил Емельянов-младший.
– Тебе смешно. А ты представь, сколько людей надо было освежевать для науки!
– Наука требует жертв. Человеческих в том числе.
– Да ты нынче в ударе, – одобрил Старшой. – Вряд ли на одном человеке больше пяти литров кожи надето. В кубометре тысяча литров, так?
– Допустим.
– Итого 200 человек!
Егор с опаской посмотрел на близнеца:
– Ты, Вань, сам с этой физикой маньяком стал.
– Да ладно, шучу.
Вот такими беседами скрашивали Емельяновы дорогу.
Миновав пару зажиточных деревень, путешественники выехали на широкий тракт. Вскоре расступился лес и вдалеке замаячила Мозгва.
Стольный град стоял на семи холмах. Солнце освещало дома и подворья, алым всполохом вычерчивалась каменная крепость. Братья Емельяновы ожидали увидеть кремль и не ошиблись. Правда, здешний был попроще, чем привычный нам московский.
Кремль возвышался на самом главном холме, а остальные постройки облепляли его, словно грибы. Впрочем, город простирался далеко в стороны, и красностенная крепость уже не казалась главной. Несколько дерзких зданий подпирали крышами сизоватую дымку, висящую над столицей Мозговского княжества. На реке торчал какой-то странный гигантский идол.
– Это что, Перун какой-нибудь? – поинтересовался Иван.
– Нет, сие есть князь Путята, – степенно изрек Неслух.
Близнецы знали, кто такой Путята. Основатель Легендограда, где Емельяновы попали в адский детектив.
Летописец ударился в размышления:
– Я разумею, мозгвичи не смогли простить Путяте, что он, ихний князь, их покинул. Вот и отомстили через три века, поставив эту крокодилу богомерзкую.
– А небоскребы откуда? – спросил Егор.
– Чего-чего?
– Ну, дома высоченные, – пояснил Старшой.
– Дома-то? – Неслух почесал макушку. – Купчины да ростовщики сподобили. Бесятся с жиру, богатеи. Или вон еще Останковская башня. Построили ее из останков древнего ящура в знак крепости княжьей власти. И неча тут хихикать пошленько.
Иван мысленно сравнивал Мозгву с Легендоградом, и получалось, что последний был симпатичнее. Продуманнее, красивее. Мозгва напоминала яркое одеяло, сшитое из цветных лоскутов-райончиков. Купеческие да боярские хоромы соседствовали с лачужными островками, колоссальные здания – с трущобами. Да и сами богатые поселения, очевидно, строились по проекту «кто в лес, кто по дрова». Никакого единообразия. Старшому стало неуютно.
Егору, наоборот, понравилась пестрая Мозгва.
– А что это за район? – Ефрейтор указал на скопище одинаковых каменных домов, стоящих далеко от центра.
– Тутанхамовники, – промолвил летописец. – Поселение, отстроенное рабами – выходцами из далекого Ягипта. Там даже храм их бога есть. Тот-Да-Не-Тот зовут. Я, между прочим, со жрецом знаком. Имхотепом кличут. Чрезвычайной скромности разумник.
«Издевается что ли? – подумал Старшой. – ИМХО[4] – это же из интернетовского жаргона».
– Окрест княжьего городища много всяких поселений, – не унимался Неслух. – Самое ближнее – Кидай-город, там хитрые кидайцы торговлю держат. Или вон Чертяково, сторона нечистая.
