– Почему он так обошелся со мной? Я ведь делал все, что он говорил. Он же мог убить меня!
Эрни достал из потайного кармана тулупа странно прозрачную фляжку.
– В такие холодные ночи я без вот этой подружки, – он постучал по фляжке, – даже за порог не выхожу. Очень бодрит, снова живым себя чувствуешь.
– НЕУЖЕЛИ? – отсутствующе произнес Смерть, оглядываясь по сторонам и шумно втягивая воздух.
– Ну и как мне теперь объясняться? – пробормотал Эрни и сделал большой глоток.
– ЧТО-ЧТО, ПРОСТИ? ПОНИМАЮ, ЭТО ОЧЕНЬ ГРУБО С МОЕЙ СТОРОНЫ, НО Я ПРОСЛУШАЛ.
– Да я так, жалуюсь… Что я людям-то скажу? Какие-то подлецы угнали мою телегу… Нет, меня точно уволят. Интересно, какие еще неприятности меня ждут…
– Э… ГМ. ЭРНЕСТ, У МЕНЯ ДЛЯ ТЕБЯ ЕСТЬ ХОРОШИЕ НОВОСТИ. ОДНАКО, ЕСЛИ ПОДУМАТЬ, ЕСТЬ И ПЛОХИЕ.
Эрни внимательно все выслушал, бросая недоверчивые взгляды на лежащий у ног труп. Странно, изнутри он казался себе куда больше… Впрочем, у Эрни хватило ума не спорить. Когда определенные вещи сообщает тебе скелет семи футов ростом да еще с косой в костлявой руке, тут особо не поспоришь.
– Стало быть, я умер? – наконец заключил он.
– ПРАВИЛЬНО.
– Гм… а священнослужители утверждают… ну, это… когда умираешь, будто бы открывается дверь, а на другой ее стороне… в общем, там такое… Страшное всякое…
Смерть посмотрел на его обеспокоенное, полупрозрачное лицо.
– ДВЕРЬ?
– Ага.
– СТРАШНОЕ ВСЯКОЕ?
– Ага.
– Я БЫ ТАК СКАЗАЛ: ТУТ ВСЕ ЗАВИСИТ ОТ ЛИЧНЫХ ПРЕДПОЧТЕНИЙ.
Улица опустела, и на ней осталась валяться лишь пустая оболочка усопшего Эрни. Однако немного спустя в воздухе опять возникли серые силуэты.
«Честно говоря, в последнее время он совсем обнахалился», – покачало капюшоном одно из одеяний.
«Он что-то заподозрил, – сказало другое. – Вы заметили? Как будто почувствовал наше присутствие. Оглядывался, искал нас. Он… начал проявлять участие».
«Да, но… вся прелесть нашего плана в том, – откликнулось третье, – что он ничего не сможет сделать».
«Он способен проникнуть куда угодно», – возразило первое одеяние.
«А вот это не совсем так», – ответило второе.
И с неописуемым самодовольством силуэты опять растворились в воздухе.
Снег падал все сильнее и сильнее.
Это была ночь перед страшдеством. В саду спали птички, и рыбы благополучно спали в прудах, ведь была зима.
А вот мышка за печкой не спала (вообще-то, никакой печки не было, а был камин, но ведь это не важно – правда?).
Она исследовала совсем не праздничного вида мышеловку. Которую, однако, поскольку надвигался праздник, зарядили жареной свиной корочкой. Запах сводил мышку с ума, и теперь, когда все вроде бы отправились спать, она решила рискнуть.
Признаться честно, мышь и не подозревала, что перед ней мышеловка. Мышиное племя так и не усвоило пользу передачи информации от одного представителя вида другому. Мышат не водили к знаменитым мышеловкам, чтобы сказать: «Вот, смотрите, именно здесь скончался ваш дядя Артур». Поэтому ход мышиных мыслей был прямым и незатейливым: «Эй, какая вкуснятина! На дощечке с проволочкой».
Стремительное движение – и челюсти сомкнулись на кусочке свинины.
Вернее, прошли сквозь.
«Упс…», – подумала мышка, обернувшись на то, что лежало под проволочной скобой.
А потом она подняла взгляд на фигуру в черном, проявившуюся на фоне плинтуса.
– Писк? – спросила она.
– ПИСК, – кивнул Смерть Крыс. А что тут еще можно было сказать? Проделав необходимый ритуал, Смерть Крыс с интересом огляделся. В процессе исполнения своих крайне важных обязанностей, сопровождая мышей и крыс в страну Сыра Обетованного, где он только не оказывался: и на сеновалах, и в темных подвалах, и внутри кошек. Но это место было совсем другим.
Во-первых, оно было богато украшенным. С книжных полок свисали пучки плюща и омелы. Стены были увешаны яркими гирляндами – такое редко увидишь в мышиных норах и даже внутри самых ухоженных кошек.
Смерть Крыс прыгнул на стул, а оттуда – на стол, вернее, в бокал с янтарной жидкостью, который тут же упал и разбился. Лужа залила четыре репки и начала впитываться в лежащую рядом записку, написанную достаточно корявым почерком на розовой бумаге. Записка гласила:
«Дарагой Санта-Хрякус,
На страждество я хатела бы барабан и кукалку и мышку и Жуткую Камеру пыток Амнеакской Инквезицыи с Завадной Дыбой и Пачти Настаящей Кровью, Каторую Вы Можыте Использавать снова и снова. Она прадается в магазине игрушек на Кароткой улице всево за 5,99. Я вила себя харашо и пригатовила тебе бокал хереса и репки для Долбиллы, Клыкача, Рывуна и Мордана. Надеюсь ты пралезешь в нашу труб хоть мой друк Уильям и гаварит что на самам деле ты это не ты а мой папа.
Заранее большое спасиба,
Вирджиния Пруд».
Смерть Крыс отгрыз кусочек пирога со свининой – таков был порядок, ведь как ни крути, а он являлся воплощением смерти мелких грызунов и потому должен был вести себя надлежащим образом. По той же причине он усладил желудок кусочком репки – фигурально выражаясь, разумеется, поскольку у скелетов, даже у таких маленьких и в черных мантиях, желудок отсутствует как класс.
После чего Смерть Крыс спрыгнул со стола и побежал, оставляя пахнущие хересом отпечатки лапок, к росшему в углу комнаты дереву в горшке. На самом деле это было никакое не дерево, а большая голая ветвь дуба, но она была настолько густо увита остролистом и омелой, что так и сверкала в свете свечей.
Также на дубовой ветви висели блестящие украшения, разноцветные ленты и маленькие мешочки с шоколадными монетками.
Смерть Крыс взглянул на свое сильно искаженное отражение в одном из шаров, а потом поднял взгляд на каминную доску.
Одним прыжком он взлетел на камин и неторопливо прошелся вдоль расставленных там открыток. Его серые усики презрительно подергивались, когда он читал такой, например, текст: «Жылаю Радасти и Веселья в Свячельник и На Пратяжении Всего Следущего Года». На паре открыток изображался толстый весельчак с большим мешком. Еще на одной тот же самый весельчак горделиво восседал в санях, запряженных четверкой огромных кабанов.
Смерть Крыс понюхал вязанный чулок, который свисал с полки, почти доставая до каминной решетки. Огонь в камине уже превратился в несколько мрачно мерцающих угольков.
Смерть Крыс ощущал какое-то напряжение в воздухе, чувствовал, что очень скоро это место станет некой сценой, на которой разыграются некие, гм, сценки. Словно бы образовалась какая-то дыра, которую срочно следовало заткнуть пробкой…
Послышался далекий шорох. Из каминной трубы посыпалась сажа.
Смерть Крыс кивнул.
Шорох стал громче, потом последовал момент тишины, а затем раздался громкий лязг, когда нечто большое вывалилось из трубы и сбило набор декоративных каминных приборов.
Наконец фигура в большом красном балахоне распуталась, поднялась на ноги и заковыляла через комнату, потирая ушибленное кочергой бедро. Смерть Крыс внимательно наблюдал за вновьприбывшим.
Приблизившись к столу, фигура прочла записку. Послышался едва слышный стон – или это Смерти Крыс показалось?
Репки скрылись в кармане, за ними, к вящей досаде Смерти Крыс, последовал и пирог со свининой. Налицо было злостное нарушение всяких традиций: пирог полагалось съесть на месте.
Фигура еще раз пробежала глазами намокшую записку и направилась обратно к камину. Смерть Крыс поспешно юркнул за открытку с надписью «Паздравляем-Паздравляем, Счастья-Радасти Жылаем!».
Рука в красной рукавице сняла чулок. Послышалось шуршание, и вскоре чулок был водружен наместо, только теперь выглядел более толстым, а на торчащей оттуда коробке виднелась надпись: «Фигурки Жертв В Комплект Не Входят. Для детей в возрасте 3-8 лет».
Лица щедрого дарителя не было видно. Из-под большого капюшона торчала только длинная белая борода.
Убедившись, что чулок держится, фигура сделала шаг назад и достала из кармана бумажный листок. Подняла его к капюшону, словно бы внимательно изучая. Второй рукой ткнула в камин, в черные следы на коврике, в пустой бокал, затем в чулок. После чего еще ближе поднесла листок к капюшону, как будто пытаясь разобрать мелкий шрифт.
– АГА, – наконец изрекла она. – Э-Э… ХО. ХО. ХО.
И, пригнувшись, нырнула обратно в камин. Некоторое время она шумно возилась там, но в конце концов остроносые башмаки, очевидно, нашли опору и фигура исчезла.
Смерть Крыс вдруг поймал себя на том, что в потрясенном волнении грызет рукоять своей крошечной косы.
– ПИСК?
Он спрыгнул на едва теплые угли и принялся быстро карабкаться вверх по каминной трубе, причем так разогнался, что, вылетев наружу, несколько секунд дрыгал лапками в воздухе, прежде чем упасть на покрытую снегом крышу.
