— Чернильницы? Заливать чернила в чернильницы? — удивился Мокрист, — да это ведь всего лишь старое здание полное… полное… забитое старой бумагой! У нас нет покупателей!
— Я должен поддерживать чернильницы полными, сэр. Правила Почтамта. Заполнять чернильницы, полировать медь…
— Вы даже не убрали голубиное дерьмо!
— Странная штука, но про него нет ни слова в Правилах, сэр, — сказал старик, — а правда в том, сэр, что мы больше никому не нужны. Теперь повсюду семафоры, проклятые семафоры, щелк, щелк, щелк. У всех теперь есть семафорные башни, сэр. Это модно. Передают со скоростью света, так говорят. Ха! В них нет души, сэр, нет сердца. Я их ненавижу. Но мы наготове, сэр. Если появится почта, мы доставим ее, сэр. Мы просто мгновенно заработаем, мгновенно! Только вот почты нет.
— Конечно, нет! До горожан давно дошло, что отнести письмо на Почтамт это то же самое, что просто выбросить его!
— Нет, сэр, вы снова неправы. Мы все сохранили, сэр. Вот что мы делаем. Мы сохраняем все как есть. Стараемся никого не беспокоить, сэр, — добавил Грош тихо, — мы стараемся не беспокоить ничего!
То, как это было сказано, заставило Мокриста призадуматься.
— Чего — «ничего»? — спросил он наконец.
— О, ничего, сэр. Мы просто… осторожны.
Мокрист оглядел комнату. Кажется, она как будто стала меньше? Действительно ли удлинились и стали еще темнее тени? Правда ли вдруг повеяло холодом?
Нет, конечно, нет. Но Мокрист чувствовал, что все это совершенно определенно могло случиться. Волоски у него на шее встали дыбом. Мы произошли от обезьян, и это значит, что тигр у тебя за спиной, так Мокрист слышал.
На самом-то деле у него за спиной был мистер Помпа, просто стоял там, с глазами, горящими ярче, чем удавалось изобразить любому тигру. И это было гораздо хуже. Тигры не могут преследовать тебя по дну морскому, и кроме того, иногда спят.
Он сдался. Мистер Грош явно жил в каком-то своем странном заплесневелом мирке.
— И вы называете это жизнью? — спросил Мокрист.
Впервые с начала их диалога, Грош посмотрел ему прямо в глаза.
— Это гораздо лучше, чем смерть, сэр, — сказал он.
Мистер Помпа последовал за Мокристом через главный зал, они вышли через центральные двери и тут Мокрист повернулся к голему.
— Ну хорошо, так каковы же правила? — требовательно спросил он, — вы собираетесь ходить за мной повсюду? Вы же знаете, я не могу сбежать!
— Вам Дозволено Самостоятельное Перемещение Внутри Города И В Ближайших Окрестностях, — прогрохотал голем, — Но Пока Вы Не Освоитесь, Мне Также Предписано Сопровождать Вас Для Вашей Защиты.
— Защиты от кого? От человека разозленного тем что письмо его пра-прадедушки не дошло до адресата?
— Не Могу Сказать, Сэр.
— Мне нужно подышать свежим воздухом. Что там происходит внутри? Почему от этого здания у меня… мурашки по телу? Что случилось с Почтамтом?
— Не Могу Сказать, Сэр, — безмятежно ответил мистер Помпа.
— Ты не знаешь? Но ведь это твой город, — саркастически заметил Мокрист, — ты что, последнюю сотню лет проторчал в какой-нибудь дыре?
— Нет, Мистер Губфиг, — ответил голем.
— Ну и почему тогда… — начал Мокрист.
— Это Были Двести Сорок Лет, Мистер Губфиг.
— Что было?
— Время, Которое Я Проторчал В Дыре, Мистер Губфиг.
— Ты о чем вообще толкуешь?
— Ну Как Же, О Времени, Что Я Проторчал В Дыре, Мистер Губфиг. Помпа — Это Не Имя, Мистер Губфиг. Это Описание. Помпа. Помпа Номер 19, Точнее Говоря. Я Стоял На Дне Дыры В Сотню Футов Глубиной И Качал Воду. Двести Сорок Лет, Мистер Губфиг. А Теперь Я Брожу Под Солнцем. Это Лучше, Мистер Губфиг. Это Лучше!
Этой ночью Мокрист лежал без сна, глядя в потолок. До потолка было три фута. С него невдалеке свисал небольшой фонарь со свечкой внутри, разумеется, безопасный. Стэнли настоял на этом, что и не удивительно. Все это здание могло вспыхнуть, как порох. Именно Стэнли показал ему это место; Грош не пришел — где-то дулся. А ведь он был прав, черт его забери. Мокристу был нужен Грош. Практически, Грош это и был Почтамт.
Минувший день был непростым, да и предыдущей ночью Мокристу не довелось как следует поспать, что было затруднительно, свисая вниз головой с плеча мистера Помпы да еще и получая время от времени удар копытом от впавшей в истерику лошади.
Небеса знают, здесь ему тоже не очень-то хотелось ночевать, но другого жилья у него не было., и даже этак каморка по меркам забитого под завязку города была просто роскошью. О том чтобы поселиться в раздевалки и речи быть не могло. Так что он просто забрался на огромную кучу мертвых писем, заполнявших помещение, которое, теоретически, было его кабинетом. В общем, тут было совсем неплохо. Человек его профессии быстро привыкает спать в самых разных обстоятельствах, даже когда буквально ближайшей стеной рыщет разъяренная толпа. По крайней мере, кучи писем были сухими, теплыми и не таскали с собой всякие острые штуки.
Старая бумага похрустывала под ним, пока он пытался улечься поудобнее. Лениво потянувшись, он взял наугад одно из писем; оно было адресовано кому-то по имени Сурьма Паркер26, Лоббистская27, 1, а на обратной стороне конверта заглавными буквами было написано: «З.Л.П.О.Д.» Он открыл конверт ногтем, бумага внутри крошилась от прикосновений.
Мой Наидражайший Сурик,
Да! Женщина, Осознающая Великую Честь, какую Оказал Ей Мужчина, не должна разыгрывать из себя Скромницу-Кокетку. Я знаю, ты уже поговорил с Папочкой, и, конечно же, я согласна стать Женой Самого Доброго, Самого Удиви…
Мокрист взглянул на дату письма. Оно было написано сорок один год назад. Мокрист не был склонен к самокопаниям, это послужило бы помехой в работе, но в этом случае он не мог не задуматься, вышла ли, — он взглянул на письмо, — «твоя любящая Бесчелюстия28» за Сурьму, или их романтическая связь умерла здесь, в этой гробнице для бумаги.
Он поежился и сунул письмо за пазуху. Надо будет спросить Гроша, что значит З.Л.П.О.Д.
— Мистер Помпа! — крикнул он.
Из угла комнаты, в котором по колено в почте стоял голем, раздался тихий грохот.
— Да, Мистер Губфиг?
— Вы не могли бы закрыть глаза? Я не могу спать, когда на меня смотрят красные горящие глаза. Это… ну, это с детства.
— Извините, Мистер Губфиг. Могу Повернуться Спиной.
— Это не поможет. Я же все равно знаю, что они открыты. Да и свет от стены отражается. Да послушайте, ну куда я сбегу?
Голем задумался.
— Я Пойду И Встану В Коридоре, Мистер Губфиг, — решил он наконец и побрел к двери.
— Да уж, пожалуйста, — сказал Мокрист, — а утром займись поисками моей спальни, окей? Проведи расчистку в кабинете, в некоторых кабинетах есть свободное место под потолком, ты можешь запихать письма туда.
— Мистеру Грошу Не Нравится, Когда Почту Перекладывают С Места На Место, Мистер Губфиг, — прогрохотал голем.
— Мистер Грош не почтмейстер, мистер Помпа. Я — почтмейстер.
«Боже мой, безумие заразительно, — подумал Мокрист, когда голем исчез в темноте за пределами кабинета, — я не почтмейстер, я несчастный ублюдок, ставший жертвой какого-то глупого… эксперимента. Что за место! Что за ситуация! Что же надо быть за человеком, чтобы поставить осужденного преступника во главе целого отдела городского правительства? Не говоря уже о, скажем, рядовом избирателе».
Он попытался найти точку зрения, найти способ… но в голове у него продолжал звучать последний диалог с мистером Помпой, фразы, казалось, отскакивали от стенок черепа и возвращались снова и снова.
Представь себе колодец, колодец глубиной сто футов и полный воды.
Представь тьму. Представь себе на дне колодца человекоподобную фигуру, которая в этой крутящейся тьме каждые восемь секунд нажимает на рычаг помпы.
Скрип… Скрип… Скрип…
Двести сорок лет.
— И ты терпел? — спросил Мокрист.
— Вы Имеете В Виду, Не Скрывал Ли Я Негодование, Мистер Губфиг? Но Ведь Я Делал Нужную И Полезную Работу! Да И Кроме Того, У Меня Было Достаточно Пищи Для Размышлений.
— На дне колодца, полного грязной воды? Да о чем же ты там размышлял, черт тебя побери?
— О Перекачке Воды, Мистер Губфиг.
А потом, рассказал голем, случилась остановка, затем был слабый свет, понижение уровня воды, обхват цепей, медленное движение вверх, появление в мире света и цвета… и других големов.
Мокрист кое-что знал о големах. Их изготовили из глины тысячи лет назад и оживили, поместив в голову свиток с волшебными письменами, они никогда не устают и работают, всегда. Их можно увидеть подметающими улицы, или работающими на лесопилках и в кузницах. Но большинство из них вообще никто не видит. Они крутят невидимые колеса там, внизу, во тьме. Вот, собственно, и все что он знал о них. А и еще: они были, практически по определению, честными.
