У меня дрогнули руки, все, теперь заездят нас общественным трудом до смерти. Я глянула в ужасе на подружек в надежде, что они ляпнут что-нибудь, пока директор не придумал для нас очередное задание. Алия тоже все поняла и состроила мне отчаянное лицо, тогда я наступила на ногу Лейе.
— A-a-a!!! — разразилась воплем мавка, заметила наши с Алией гримасы и заверещала: — А нас в актеры не пускают! А мы тоже хотим!
Феофилакт Транквиллинович отшатнулся, а Кощеиха растерянно заморгала глазами:
— Как же не пускают? Я же всех спрашивала, кто желает выступать, записывайтесь. Вы же… вы же не подходили!
Но мавка не унималась, брызгая во все стороны фонтанами слез, противно вытягивая на одной ноте:
— Мы-ы бы-ли за-ня-ты-ы!
— Да!!! — заорал из своей клетки Гомункул. — У нас есть несколько скетчей, которые в легкой и доступной форме объясняют молодому поколению предназначение архонов.
Даже мы удивленно на него уставились. Крыс отпустил прутья клетки, переводя взгляд с наставника на нас и обратно на наставника, и невинно поинтересовался:
— А разве нет?
— Конечно, есть! — возмущенно загалдели мы.
— Чур я первая выступаю! — запрыгала разом просохшая от слез Лейя, вырвала у кого-то из рук зелененький платочек и полезла на помост, установленный специально для праздника.
— И чего она будет петь? — заинтересованно проводила ее взглядом Алия.
— Какая разница? — замороженным голосом откликнулась я, леденея от дурных предчувствий. — Мы следующие. — Показав кулак Гомункулу, я пригрозила: — Ты тоже пойдешь, провокатор!
— Петь будут все! — отмахнул лапкой крыс и забегал по клетке. Дайте мне бумагу! Дайте мне чернила! Я должен набросать текст и ноты!
Лейя тем временем, взгромоздившись на помост, просто лучилась счастьем. Завязав на голове платочек и подперев пальцем щеку, она закатила глаза и стала дура дурой.
— О! Щас споет! — подтолкнула меня локтем Алия. Директор тоже с интересом смотрел на мавку. Лейя вздохнула и, прыгнув козочкой, выдала шедевр:
Говорила мама мне, клятвы есть обманные, да напрасно
тратила слова,
Затыкала уши я, я ее не слушала и архон с собою не брала!
Ах, мамочка, на саночках каталась я не с тем!
Обещал мне Ванечка за поцелуй по пряничку,
Ах, я ему поверила зачем?
Бусы в магазине я покупала синие и платок зеленый, как трава,
Но в сапогах сафьяновых зря ждала Степана я,
Ах, мама, мама, как же ты была права!
Ах, мамочка, на саночках каталась я не с тем!
Мне Сережка хвастался, что он будет свататься,
Ах, я ему поверила, зачем? —
звонко впечатав каблучок в сцену, Лейя отвесила всем земной поклон. Присутствующая нечисть зааплодировала, а Офелия Марковна побагровела, словно ей рассказали сальный анекдотец.
— Давайте, закрепляйте успех, — пробурчал Гомункул и сунул мне сзади в кулак записку. Мы с Алией двумя неуверенно покачивающимися упырями полезли на помост, оттирая с него окрыленную успехом мавку, славшую всем воздушные поцелуйчики.
— Мы только еще не спелись, — пробасила Алия, косясь в записку. Я быстро пробежалась глазами по микроскопическим буковкам и, выдав зубастую улыбку, жизнерадостно завопила, а школьные музыканты подхватили мотив:
Позвала меня подруга: «Слышишь, выходи!
Школой выданный архон тоже прихвати!
Понаехали купцы, барахлом трясут,
За товар заморский свой дорого берут».
Я дела все побросала, золото сгребла,
Ведь давно уже с купцами дел я не вела,
Но «забыла» свой ар хон в кошелек вложить,
Ведь навьи дети не умеют без обмана жить!
Знают взрослые и дети:
Обещанья нечисти — слова на ветер!
Кто без клятвы на архоне наше золото берет,
Или дурачок с рожденья, или просто идиот!
Мы вдвоем с моей подругой по рядам пойдем,
Поторгуемся с купцами, спеси с них собьем,
За обновки наши станем золотом платить,
Но навьи дети не умеют без обмана жить!
Вот полез купец в кошель, и глаза на лоб,
Вместо золота лежит там лишь дохлый клоп,
Что орешь ты, дурачина, я ведь не клялась,
Что наутро весь барыш не превратится в грязь!
Мавка не выдержала, завизжала и, ухватив с собою парней, устроила под помостом плясовую:
Знают взрослые и дети:
Обещанья нечисти — слова на ветер!
Кто без клятвы на архоне наше золото берет,
Или дурачок с рожденья, или просто идиот!
Вот!
Офелия Марковна, стойко перенеся вид развратного веселья, нервно глянула на кашлянувшего Феофилакта Транквиллиновича, спросившего:
— И какая из всего этого следует мораль?
— Мораль щас будет! — уверил его крыс, выходя из клетки с видом князя, несправедливо осужденного, но добившегося свободы. Он кивнул Феферу, и тот, подхватив лиру, начал ему аккомпанировать:
Да, друзья, как ни обидно, но конец наш приближается,
Умной нечисти не видно, нечисть просто вырождается.
И великое наследство мы на глупости истратим,
Потому что врем друг другу, вечно пакостим и гадим.
А ведь клятва на архоне — это обращение к богам,
Мудрым, древним и великим, не чета рогатым нам.
И они там, в небесах, слышат все, что мы бормочем,
И рыдают день и ночь, им за нас обидно очень.
Так что прочь нелепый вздор из головы!
Вы уже не просто нечисть — братство вы!
Вы — хранители традиций и последний наш оплот,
Вы ученики великой Школы, покровителем которой сам Архон.
Феофилакт Транквиллинович удовлетворенно крякнул, а Офелия Марковна зааплодировала.
— Общая идея мне понравилась, — наконец сознался директор, — и я, в общем, не против. Только желательно немного расширить и представить в виде оратории.
— Во влипли, — шепнула Алия, я ее ущипнула: — Лучше глотки драть, чем спины гнуть.
— Кстати, — спохватился директор, глядя на Гомункула, — мы же не определились с вашим статусом.
Гомункул сел на край помоста и, заинтересованно сложив свои лапки, сказал:
— Я неплохо управился с этой троицей и, думаю, вполне бы мог быть педагогом вашей Школы. История, мифотворчество, музыка, театральное искусство, все это мне вполне по силам. — Он мечтательно закатил глазки, но наставник спустил его на землю:
— Я хочу предложить вам пост нашего архивариуса. Конечно, после того, как откопают алхимикуса и расчистят подвал.
Крыс тут же подскочил и, ухватив Феофилакта Транквиллиновича за палец, начал страстно его трясти:
— Что ж, архивариус так архивариус. Уверяю, я справлюсь. Нет недостойной работы, есть недостойные… э-э… мм… индивидуумы. И дико завизжал. Это Алия наступила на хвост предателю.
На следующий день великое событие состоялось. Мы в мантиях, стоя на хорах, тоскливо тянули Гомункулов шедевр, а актеры в масках богов представляли рождение мира и заключение первого договора на архоне. Было так поучительно, что аж скулы сводило. Нет, Лейе понравилось, но то, что вылетало из уст Алии, тянуло на хорошую порку. Я на такое не отважилась и хрипло тянула речитативом нудный текст, ожидая, когда мне наконец-то выдадут эту золотую цацку и отпустят. Так что, когда у меня на шее застегнули цепочку архона, я не испытала ни трепета восторга, ни дрожи соучастности к великому, единственное, что чувствовала, так это то, что у меня ноги гудят и спина разламывается. Свою первую клятву быть верной Школе и братству оттарабанила, как какой-нибудь умрун, тупо повторяющий за некромантом. Алия была в таком настроении, всю дорогу к нашей комнате выпытывая точный текст клятвы, который успела забыть, едва про из неся. И только мавка новорожденной козочкой скакала вокруг нас, восторгаясь тем, все романтично и торжественно.
Какой-то недомерок, попавшийся на дороге, предложил нам спор архоне. Алия не задумываясь треснула его в лоб и промаршировала по бесчувственному телу, вздохнув:
— Нет, надо быть скромнее, больше никаких погромов. Только учеба, прогулки на свежем воздухе, посиделки по вечерам. — А Лейя, весело щебетавшая, вдруг ахнула и замерла, уставившись в потолок. — Что? — спросили мы с Алией.
— А мне один юноша, ну, в общем, клялся в любви. Ведь я могу теперь проверить его слова на архоне!
— Вали, — напутствовала ее Алия, — давай, резвись, пока подруги умирают от изнеможения.
— А? А куда сначала бежать?
— Туда, где твой… этот… юноша, — сказала я.
— А я сказала, что один? — потерла лоб мавка. — Какая-то я рассеянная стала.
Но тем не менее рванула со всех ног по коридору прочь. Мы зашли в комнату и плюхнулись на свои кровати и тут же едва не вскочили, услышав из-под шкафа мерзенький голосок:
