— Где бы не встали!!! — завопил Рорик, воодушевленный зрелищем легкой победы.
Но дружинники не успели ответить на клич своего командира.
Титан вмазался в перевернутую телегу, разнося ее в щепки. Импровизированные баррикады и «ежи» из воткнутых в землю рогатин были пустым местом для монстра, способного с легкостью опрокинуть броневик.
Сразу два наконечника утонули в громадной груди чудовища, вминая стальные чешуйки и орошая землю горячей кровью. Но и только. Закованный в латы наездник пронзил крепкий северный панцирь. Под остервенелый дребезг стального стержня, кавалерийское копье переломилось, взрываясь снопом стружки, искр и кусками плоти.
Не сбавляя хода, титан увлекал своего наездника все дальше и дальше, стирая оставшуюся пару северян в кашу.
Случайно подвернувшийся гвардеец в сером плаще мгновенно лишился головы — в приступе животной ярости титан рванул свою длинную лошадиную пасть к нерасторопному мужчине. Под звучный хруст, его обезглавленное тело рухнуло в раскисшую землю.
На фоне неба, через бруствер из копошащихся человеческих тел проплыла громадная тень, облаченная в кольчужную накидку. Сверкнувший меч подтвердил свое пафосное имя и мгновенно разорвал лошадиное брюхо, вызвав целый ливень из горячей крови и мягких внутренностей. Приземлившийся всадник разделил участь скакуна — ближайший дружинник звучно разбил его шлем сапогом.
Мир заволокло треском рыцарских копий и черным сиянием лошадиных глаз. Вид широкого наконечника, утонувшего в вытянутой пасти, сменился протяжным гулом в ушах и вспышкой искр перед глазами.
Пытаясь впустить в ушибленную грудь хоть каплю воздуха, я ощущал нестерпимое давление сверху. Первым сигналом в вернувшемся сознании стал бетонный обломок и мерно вращающиеся танковые катки. Чувство дежавю вытеснило нестерпимую боль во всем теле, позволяя поднять веки и уставиться на придавившую меня широкую лошадиную грудь.
Попытка сбросить грузную тушу ничего не дала, вынуждая елозить стальным панцирем по грязи, изображая червяка. Вот что значит, настоящий доспех. Будь на мне одна лишь стеганка и кольчуга — все органы собственными бы ребрами порвало. Впрочем, судя по тошноте и отсутствию шлема, моя больничная карта все же пополнилась новым сотрясением.
Выбравшись из-под бьющейся в агонии и часто сопящей лошади, я заметил собственное отражение сверху. Возвышаясь надо мной и блестя полированными до зеркального отражения доспехами, незнакомый рыцарь уже воздел наполовину сломанный меч.
Широкий каблук берца впечатался в мужскую промежность и отозвался звонкой руганью — в отличие от пехотных лат, кавалерийские редко имеют защиту снизу. Задницу прикрывает седло и сама лошадь.
Повалив незнакомца на землю, я попытался нашарить какой-нибудь камень или оружие, но пальцы хватали лишь землю, мокрую от крови и утренней росы. Не найдя ничего лучше, я просто навалился на голову мужика, вдавливая его лицо в грязь.
Ругань сменилась проклятиями, кашлем и приглушенными мольбами о пощаде — чем больше рыхлой земли пробивалось сквозь забрало крепкого шлема, тем отчаяннее становилось сопротивление. Дрожь земли и какофония битвы отступили под напором статики. Топя голову незнакомца в грязи, я не слышал ничего, кроме писка умирающей рации. Я ощущал мерзкую эйфорию. Чувство изумительной простоты.
Никакой вины, никаких «зачем, да почему».
Только я и он. Только предсмертные конвульсии и жажда жизни. Никаких правых и виноватых, только живые и мертвые.
Темно алые волосы и отвратительно красивое юношеское лицо вырвали меня из забытья. Блестя глубоким порезом на переносице, Гена испуганно теребил мое плечо:
— Сир! Сир, очнитесь! Сир, они разворачиваются!
— Че?
Удивленно хлопая глазами, я оторвал дрожащие руки от утопленного в землю шлема. Центр лагеря переполнился мертвыми телами. Лошади, всадники, дружинники, гвардейцы… От всего первого отряда осталось не более дюжины выживших, включая меня. Строй рыцарей, вихрем пронесшийся по нашим позициям, сейчас разворачивался у границ палаточного городка. Несмотря на потерю половины строя, всадники явно намеревались повторить таран.
Ожидаемо. Барон просто обязан стереть нас в порошок и продемонстрировать своему войску, кто в поле хозяин. Последний шанс остановить дезертирство и панику. Потому барон и выбрал целью тарана именно первый отряд, а не второй. Видел, поганец, что нашу «коробку» сильно потрепали и разумно решил, что мы станем легкой добычей. Что он легко сомнет нас и воодушевит дрогнувший сброд легкостью своей победы.
Он же не знает, что второй отряд укомплектован обычными городовыми, а не настоящими дружинникам. В противном случае, ударил бы в задницу именно «ряженным» и тогда… И тогда без шансов.
Как хорошо, что барон умудрился перехитрить сам себя, верно?
— Сир!!!
— Отставить панику! Оружие к бою, огонь по готовности… Стоп! А какого хрена ты здесь делаешь?!
Пацан непонимающе моргнул, явно раздумывая, не повредился ли я головой. А я лишь таращился на ряженых стражников, что неподалеку вели ожесточенный бой с гвардейцами. Судя по штандарту с желтым драконом и тому, что в отличие от остального войска эти не разбежались, второй отряд столкнулся с личной гвардией барона. Не мелкими вассалами и почетным эскортом, как рыцари или всадники, но все же. Значит, регент ввел в бой все свои резервы. Конница сминает первый отряд, личная гвардия сдерживает второй, не позволяя ему развить успех и свернуть весь фланг, как ковер…
Блин, умный говнюк!
— Сир, его сиятельство призывает к немедленному отступлению! Мы должны…
— Отставить!!!
Если мы сейчас уйдем, таран ударит прямо в тыл второму отряду. Разбегающиеся дезертиры и колеблющиеся серые плащи увидят, что от «ужасных северян» осталась лишь дюжина израненных полупокойников. Заметят и наверняка задумаются, почему вопреки утробную реву далекого горна новых «коробок» на дороге так и не появилось. И тогда все, сливайте воду.
Встав с остывающего рыцаря, я ломанулся к князю, что поддерживал раненного дружинника, пытаясь увести его подальше в сторону от линии атаки.
— На месте, мать вашу! — мой голос на мгновение перекрыл какофонию воплей и звона стали.
Измотанные и изможденные северяне вытаращились на меня. Не имея времени на объяснения, я схватил князя за шиворот и потащил его за собой, ставя между вторым отрядом и уже развернувшимся рыцарским строем.
— С дубу рухнул?!
— Стоять! Насмерть стоять, урод! Только попробуй рыпнуться, я тебя первым шлепну!!! Под трибунал пойдешь, тварь малолетняя! — вместо княжеской физиономии, перед глазами снова застыло юношеское лицо «микрофонщика».
Я с ужасом осознал, что дословно повторил последний приказ. Что я снова гоню взвод к многоквартирному дому, заставляя их затыкать своими жизнями просчеты в планах командования.
— Нельзя отступать. Нельзя, и все тут. Иначе все зря. Иначе все бестолку. Все будет напрасно, если ты уйдешь. Иначе ты зря пустил своих в расход, понимаешь?
Отпустив окровавленный ворот, я схватился за валяющуюся неподалеку рогатину и уселся на землю, копируя «ежа» дружинников.
— Да ты… Ты… Ты?! — от негодования, молодое лицо Рорика буквально позеленело.
Гена испуганно вздрогнул, мигом забившись мне за спину.
В ругани князя смешалось все — и мое неподобающее отношение к столь благородной особе, и вопиющая наглость, и безответственная глупость. Его глаза пылали ненавистью и гневом. Нет, он не беспокоился за собственную жизнь — он возненавидел меня за то, что я заставляю его губить чужие. Он кипел яростью, что ему нечем возразить.
Если я вспоминал ополовиненное лицо «микрофонщика», то князь снова видел картину городских ворот, заваленных горами трупов собственных воинов.
— Казню… Кровью своей клянусь, казню, коли уцелеть посмеешь… — стирая зубы от ненависти, проскрипел Рорик, прежде чем воздеть меч в небо. — Стена!!! Построение стеной!!!
Раненные, изможденные, с обломанными рогатинами и треснувшими панцирями — великаны являлись лишь тенью былой мощи. Однако дисциплина превыше всего. Меняя своих стонущих товарищей обратно на холодные древки, дружинники быстро занимали позицию подле князя. Тонкая красная линия из изорванных плащей протянулась между сражающимся вторым отрядом и набирающим обороты рыцарским тараном.
