— Держись. Сбежал все-таки? Я так и знала.
— Да вот, — неопределенно согласился подполковник, вталкиваемый стюардессой в багажник, — так получилось.
— Лежи тихо, — приказала ему женщина и, прежде чем захлопнуть багажник, наклонилась и поцеловала его в макушку, нежно прошептав: — Дурачок отчаянный.
Багажник был сухой и теплый, с выстланным чем-то мягким и теплым дном. Колеса уютно шуршали, автомобиль, благодаря настроенной на любовь к человеку амортизации, нежно подрагивал на выбоинах качественного пристоличного шоссе. Подполковник нащупал какую-то мягкую ветошь в уголке багажника и положил ее себе под голову, затем, как древний кочевник у костра, поджал колени, сунул между ними руки и, засыпая, подумал: «Как там моя семья, супруга, мама супруги, дети мои дорогие»…
Жанет Генриховна Комарова-Багаевская, трижды вдова и все трижды слегка соломенная, мужья где-то были, но их как бы и не было, работала, точнее, дорабатывала последний год, перед сорока пятью, стюардессой на заказных и второсортных ВИП-рейсах внутренних линий. Двадцать пять лет из сорока пяти она была секретным сотрудником, сексотом, сначала КГБ, а затем и ФСБ. Это состояние сексотности придавало ей дополнительные силы в жизни, любви и желании познавать мир во всех чувственных аспектах, что в каком-то смысле повлияло на ее двусмысленное вдовство. Дело в том, что Жанет Генриховна была страстной и фанатичной поклонницей садомазохизма в быту и воинской дисциплины в сексе, поэтому два ее бывших мужа скрывались где-то в Москве на съемных квартирах, вздрагивая от звонков в двери и начисто отказываясь от каких-либо притязаний на свое бывшее и, надо заметить, не малое имущество. Куратор Жанет Генриховны из ФСБ после третьего брака предупредил ее:
— Последний раз. Квартиру от первого мужа ты получила по брачному контракту, не ты, а он тебя бросил. Дачу и вторую квартиру в Звездном городке получила от второго мужа, и тоже благодаря грамотно оформленному нашими юристами брачному контракту. Не знаю точно, что ты получишь от третьего, но предупреждаю — это последний муж, на брак с которым мы тебя благословляем, в дальнейшем это будет твоя личная проблема.
Третий муж оставил Жанет Генриховне двести пятьдесят тысяч долларов, две иномарки и двухэтажный коттедж в дачном поселке Валентиновка под Москвой, а сам принял постриг и ушел в отшельническое экстремальное монашество в пещерах Абхазии. Материальный достаток не отбил у Жанет Генриховны охоту к работе стюардессой и уж тем более к сотрудничеству с ФСБ. И в том и в другом случае были свои, очень даже специфически-чувственные нюансы садомазохического изыска.
В мире, контролируемом спецслужбами, ничего не происходит случайно, все профессионально продуманно. Жанет Генриховна ласково улыбнулась огням и равнодушно-нежной вампирности, приближающейся к ней со скоростью восемьдесят километров в час Москвы — она выполняла задание…
— Что этот тип делал в плавнях возле объекта Нахапетово? — проинструктировал ее куратор. — Вытащи из него все, играй на нем как на флейте и аккордеоне одновременно. Судя по его поступкам, он тоже интуитивный последователь украино-австрийского философа.
…Так что встреча Абрамкина и агента Комаровой-Багаевской не была случайной. Исчезновение приморского Нахапетова стало предметом пристального, качественного и, в полном смысле этого слова, международно-разведывательского внимания, мимо которого ничего, а уж тем более задержанный в плавнях Абрамкин, не могло проскочить. Но так уж устроено завораживающе-иллюзорное действие жизни: как только в нем пытаешься исключить случайность, она тут же возникает во всем своем гениально-простом исполнении.
Жанет Генриховна, изведавшая три материально-выгодных брака в прошлом, где-то в глубине души всегда знала, что ее ждет настоящее, напрочь отстраненное от какой-либо меркантильности, замужество в будущем. В основе четвертого и последнего брака сексотная стюардесса всегда видела ЛЮБОВЬ. Она уже почувствовала эту Любовь и даже положила ее в багажник своего стремительного «БМВ-525», надвигающегося на Москву с вальяжной скоростью.
Перед тем как впиться в полнокровное русло первой линии МКАД, Жанет Генриховна решила отовариться в придорожном супермаркете, дабы не заниматься этим в тесной для автомобилей Москве. Въехав на стоянку, она вышла из машины, ласково и успокаивающе похлопала по багажнику и направилась к магазину. Как только она скрылась за дверью, к автомобилю подошли двое, парень и девушка. Парень немного повозился у двери и, открыв ее, сел на водительское место. В это время Жанет Генриховна бросила корзину для продуктов и тотчас же устремилась к выходу из супермаркета с мгновенно сформировавшимся чувством утраты. Выскочив на улицу, она увидела лишь стремительно удаляющийся в сторону МКАД «БМВ-525». «Ах так! — разозлилась стюардесса, бросаясь к джипу, хозяин которого, сидя на водительском месте, пытался что-то рассмотреть на заднем сиденье. — Как бы не так!».
— Ты! — заорал утративший способность ориентироваться на местности хозяин джипа, которого Жанет Генриховна обеими руками вытащила за воротник пальто из салона и сильно отпихнула в сторону. — Я же сказал Цапе, что бабки через три дня отдам! — орал запутавшийся в пальто мужчина, но Жанет Генриховна уже не слышала его.
Она нажала на педаль газа, стремительно развернулась и устремилась в погоню за украденной Любовью…
Подполковник Абрамкин проснулся и меланхолично подумал: «Куда это я опять влез? А-а, — вспомнил он, — я в багажнике. Неужели она забыла, что меня в багажник положила?»
— Эй! — крикнул Абрамкин на всякий случай. — Я тут, сзади! — И для убедительности пнул ногой в крышку багажника, которая, тихо щелкнув, открылась. Абрамкин осторожно, перевалившись на бок, высунул голову. Вокруг было темно, тихо и тесно. «Понятно, я в „ракушке“. Вот баба дефективная. Кто же так прячет и спасает человека?» Он вылез из машины, стал ощупывать стены стационарного гаража и вскоре натолкнулся на какую-то клавишу. Немного поразмышляв, нажал на нее, и вокруг него вспыхнул электрический свет… Да, это было ЧТО-ТО! Это был не просто гараж — спальня для автомобиля. Подполковника охватила ярость. Прямо напротив него на верстаке стоял новенький, полностью оснащенный пулемет Дегтярева, рядом с ним — тоже новенький и тоже оснащенный для боя ручной пулемет Ганса Штихеля, модель 1998 года. А по стенам гаража были развешаны разнообразные модификации самоутверждения конструктора Калашникова, а также автоматы «Узи» и «Томпсон». На полу стоял ящик с гранатами РГД-5, другой был наполнен боеприпасами для АКМ, третий ящик, высокий и длинный, оказался доверху набитым пистолетами «Браунинг», «ТТ», «Макаров». Все в хорошем и даже в отличном состоянии. Подполковник разглядел в куче пистолетов «Кольт» двадцать четвертого калибра, взял его в руки и проверил. Затем подошел к ящику с гранатами, выбрал одну и, словно взвешивая, побаюкал ее в ладони. После этого исподлобья бросил острый взгляд в сторону закрытых дверей гаража и хищно улыбнулся…
— Все это порожняк. — Константин Ревазович Церикадзе прикурил сигарету и со всей силы бросил тяжелую позолоченную зажигалку в лицо Рената Аслановича Мцех, по кличке «Ожог». — Как был ты диким фраером, так с тормозами и подохнешь.
Зажигалка рассекла бровь Ожога над левым глазом. Струйка крови потекла по лицу и закапала на черную хлопчатобумажную рубашку с дорогим лейблом. Ожог даже не вздрогнул, преданно глядя на Константина Ревазовича, более известного теневой Москве под кличкой «Тамада». В большой, дорого и по-блатному броско оформленной комнате на втором этаже загородного коттеджа, принадлежащего Тамаде, кроме него и окровавленного Ожога находились еще четыре человека, трое мужчин и девушка с тонкими и красивыми чертами лица.
— А что, Тамада, — покачивая бедрами, девушка отошла от окна и подойдя к Церикадзе, погладила его по руке, — тачка нормальная, мне нравится.
— Сядь! — взорвался Константин Ревазович и двумя руками толкнул девушку так, что она отлетела от него и рухнула на белый кожаный диван. — Тачка, говоришь, нравится? Давай я тебя с Ожогом на ней в свадебное путешествие отправлю. Точно! Как ты на это смотришь, Бадри? — обратился Константин. Ревазович к грузину, сидящему в кресле. — Долго они будут наслаждаться свадебным путешествием?
— Сколько скажешь, столько и будут, — меланхолично произнес грузин и уточнил: — Мне все равно.
— При чем тут Ожог, Костик? — захныкала девушка. — Что за причуды меня с этим быком сравнивать? Черт с ней, этой тачкой, надо спулить ее на скоряк и все дела. А ты, Бадри, — она приподнялась на диване и зло посмотрела в сторону грузина, — козел.
— Ээ, — меланхолично вскинул руки грузин, — не кричи, Саломея. Скажут любить тебя — буду любить, скажут утопить — утоплю. Почему козел? Не понимаю тебя, женщина…
