— Сколько скажешь, столько и будут, — меланхолично произнес грузин и уточнил: — Мне все равно.
— При чем тут Ожог, Костик? — захныкала девушка. — Что за причуды меня с этим быком сравнивать? Черт с ней, этой тачкой, надо спулить ее на скоряк и все дела. А ты, Бадри, — она приподнялась на диване и зло посмотрела в сторону грузина, — козел.
— Ээ, — меланхолично вскинул руки грузин, — не кричи, Саломея. Скажут любить тебя — буду любить, скажут утопить — утоплю. Почему козел? Не понимаю тебя, женщина…
— Тамада, — вмешался молодой мужчина. — Уже девятый час, нам сегодня нужно заниматься клиентом или нет?
Рядом с молодым человеком, угрюмо уставившись на носки вытянутых ног, обутых в желтые с черным штиблеты, сидел еще один молодой человек, как две капли воды похожий на первого.
— Как это нет? — Константин Ревазович сразу стал спокойным и по-деловому сосредоточенным. — Очень даже нужно заниматься. Сейчас, — он успокаивающе кивнул братьям-близнецам и коротко приказал: — Саломея, хватит лежать, будешь главной над Ожогом, а Бадри телохранителем. Тачку увезти подальше, километров на сто, и бросить. Потом езжайте в Москву, кроме Бадри, он пусть возвращается, и ждите меня там. Все, — махнул он рукой, — валите.
— Вот, — Церикадзе положил перед братьями несколько фотографий, — старший оперуполномоченный МУРа Стариков Александр Иванович. Живет в центре, на Новослободской, вы знаете. Нужно, сегодня и обязательно, без облома. Вот ваши загранпаспорта. — Он положил на столик документы и авиабилеты. — После всего сразу же улетайте в Афины, я вас найду.
— Мент, — произнес один из братьев, рассматривая фотографию, и, повернувшись к другому, удивленно спросил: — Это мент?
— Это двести тысяч долларов, — бросил Константин Ревазович, прикуривая сигарету и садясь в кресло. — Двести тысяч долларов за точный выстрел в голову рядового оперуполномоченного МУРа, а не генерала.
— Генерала легче, — произнес до этого молчавший близнец, беря паспорта и авиабилеты. — За смерть рядового опера из убойного отдела будут рыть землю не за страх, а за совесть рядовые опера, а это не шутка. — Он протянул один паспорт и авиабилет брату. — Но мы «сделаем» его, правда, с дополнительным условием.
— Каким еще условием? — насторожился Константин Ревазович. — Все уже оговорено.
— Я же сказал, — близнец даже немного загрустил, — дополнительным. Этих, — он кивнул в сторону лестницы на кухню, где находились Саломея и Бадри, — тоже надо убрать.
— Аа, — сразу же успокоился Тамада, пренебрежительно махнув рукой. — Этих уже через два-три часа не будет.
В деревне Ряски, в дачном холодном домике сидели трое оперативников МУРа и «прослушивали» дом Константина Ревазовича по спецаппаратуре.
— За что они меня? — обиделся Саша Стариков, доставая из сумки термос с горячим чаем. — Страшно жить на белом свете.
Дом Церикадзе, в полукилометре от деревни Ряски, так хорошо прослушивался благодаря покинувшему МУР полковнику Хромову. Это он, перед тем как взять в оперативную разработку мировой океан, используя свое новое служебное положение и старые связи, презентовал убойному отделу помповую винтовку «Шорох» и десять новеньких пулевых микрофонов к ней. С расстояния сто километров оперативники «всадили» три пулевых «уха» в дом Константина Ревазовича, и вот теперь они пили чай из Сашиного термоса и, одновременно записывая на цифровой диктофон, слушали.
— Кстати, — младший оперуполномоченный Фадеев снял наушники, — придорожные менты ищут джип, полтора часа назад угнанный какой-то свирепой бабой у Маугли, подмосковного авторитета.
Никто не обратил внимания на не относящееся к делу сообщение. Фадеев «сидел» на милицейской волне, время от времени обмениваясь с оператором линии репликами: «Как слышимость? Прием», «Век бы тебя не слышать, но слышу. Отбой».
— Ну все, господин капитан, — пригорюнился Ласточкин, которого не без помощи ушедшего в ФСБ Саша Стариков перетащил к себе в убойный отдел, — осталось лишь сообщить, каким способом и в каком месте вас надо похоронить, предать земле, так сказать, успокоить в мире.
— Развеять, — Саша впал в меланхолическую философию, — над священными водами Ганга. Что там такое?
Оперативники переглянулись. Без всяких микрофонов было слышно, как в доме Тамады происходило нечто невообразимое, напоминающее войсковую операцию с элементами террористической истерики.
— Нас кто-то дублирует, или как? — опешил Ласточкин, слыша в наушниках выстрелы, взрывы и крики перепуганных мафиози.
— Фадеев, давай сигнал на захват! — приказал Саша оперативнику и, повернувшись к Ласточкину, объяснил: — Какая разница, хватай ружье, пошли в атаку, а там разберемся по ходу пьесы.
Двери гаража, расположенного в двадцати метрах от дома, раздвинулись, вспыхнул свет, и перед Бадри Сочалави, пришедшим взглянуть на угнанный автомобиль и вывести его из гаража, предстала картина смерти с элементами неоспоримой анекдотичности. Маленького роста, в одежде странного покроя и стиля, в огромных ботинках и кепи «Чё надо?» стоял человек, через плечо которого была перекинута вынутая из пенала лента от штихелевского пулемета, а в руках сам пулемет. Во рту человека дымилась «пахитоса», на голом животе под незастегивающейся курткой была видна рукоятка кольта, засунутого за пояс штанов. Карманы куртки оттягивали гранаты «РДГ-5», и в глазах этой карикатуры на человека Бадри Сочалави увидел явное и готовое к бою мужество. Он быстро выхватил из кармана брюк свою «Беретту» и тут же был буквально выброшен из жизни короткой «речитативностью» пулемета Ганса Штихеля. А подполковник Абрамкин, с трудом передвигая ноги под тяжестью оружия, пошел к особняку, время от времени отсылая пулеметные реплики в его сторону. Если взять во внимание, что ручной пулемет Ганса Штихеля — это что-то наподобие портативной скорострельной гаубицы, то можно представить, что думали обитатели особняка и жители деревни Ряски, особенно после того, как Абрамкин, выдернув чеку, метнул гранату в стоящий у крыльца вседорожник «Крис-Норман-Гепард», который после хлопка гранаты, закатившейся под его днище, неожиданно сдетонировал и взлетел в воздух ослепительным огненным шаром, отбрасывая взрывной волной подполковника Абрамкина обратно в гараж. Перед тем как потерять сознание, подполковник Абрамкин увидел, что через забор прыгают вооруженные люди в серо-белом камуфляже и черных масках. «Наши, — подумал он, чувствуя, как тошнотворная воронка контузии стала втягивать в себя его мысли и сознание. Он положил руку на грудь и, уходя в беспамятство, твердо пообещал самому себе: — Останусь жив, уеду в Сочи и заживу жизнью главы семейства и владельца маленького, всего на пятьдесят человек, кафе»…
Начальник разведывательного управления Минобороны США адмирал Томас Иллсон разговаривал с председателем комитета начальников штабов Вооруженных сил США генералом Майерсоном о метеоусловиях в районе Канадского Арктического архипелага, то есть о ситуации, складывающейся в квадрате 666.
— Русские готовят к спуску под воду свою батискафную «Мурену» без предварительной зондажной подготовки, — сказал адмирал Иллсон. — По-моему, чертовски непродуманное и рискованное действие с их стороны.
— Это данные нашей разведки? — поинтересовался Майерсон.
— Да, — кивнул адмирал. — В смысле не совсем, — уточнил он. — Русские сами поставили нас в известность. Предлагают включить в экипаж «Мурены» наших ученых.
— И что же, — оживился генерал Майерсон, — у вас есть кандидатуры? Надеюсь, вы не отказались от предложения?
— Не отказались. Я рекомендовал им майора Барта и сержанта МакГрегори с его группой.
— Понятно — шесть ученых-спецназовцев. Вы считаете русских идиотами?
— Они нас считают идиотами. Предлагают включить в экипаж «Мурены» американских ученых, а конкретно — Олега Антонова и Свинтицкого, не имеющих к океану никакого отношения русских, которые недавно стали американцами.
— Ясно, но в одном вы не правы, адмирал. Настоящий ученый, чем бы он ни занимался, всегда имеет прямое отношение к океану и звездам. Если он отстранен от этих величин, то это не ученый, а преступник, внедрившийся в науку, негодяй по сути.
— Да, — согласился с генералом адмирал, — наука — это сборище негодяев, последнее прибежище, как говорится. Я приму предложение российской стороны и, если Антонов и Свинтицкий согласятся, приглашу их к нам на «Александрию Египетскую», а затем передам на «Град Китеж». В конце концов, наши страны союзники.
Начальник отдела модификаций, генерал ФСБ Тарас Веточкин разговаривал с главным оперативным аналитиком отдела, своим подчиненным, полковником Хромовым о погоде за бортом и о «шастающих туда-сюда по всему миру» американцах.
