В голосе Вероны неожиданно послышались слезы, она отвернулась и быстро ушла. Старший, до этого стоявший сбоку, долго смотрел ей вслед, потом уже укоризненно поглядел на меня:
– Святая женщина. Да если бы она так посмотрела на меня, я бы… – Он немного помолчал. – Через пять минут выезжаем. Решайся – едешь с нами или остаешься, – и ушел.
А у меня не было слов, одни выражения. Не знаю про святость, но эта зараза несколькими фразами напрочь разрушила мой план и придумала оправдание для любых ненормальностей моего поведения. Теперь и моя тоска, и нежелание общаться, и рубище, и нежелание жить «как все» будут выглядеть и восприниматься совершенно по-другому. А если она где-нибудь ляпнет, что я временами еще и заговариваюсь, то практически любой мой поступок получит понимание и оправдание, а меня вдобавок пожалеют. И для местных все это будет выглядеть как слезливый сериал о несчастном рыцаре, который ходит и стонет о погибших товарищах, потерянной любви и ударах судьбы. И концовка будет ожидаться соответствующей: после тягот и страданий – любовь, богатство, свадьба. И все мои выкрутасы с грязной одеждой, непривычным оружием для киношников теперь не более чем небольшое изменение в сценарии, концовка же останется прежней – любовь и чмоки – чмоки в средневековых декорациях.
Не, похоже, зря я ее спас от бандитов. А может, вообще надо было самому прибить? Нет человека – нет проблемы. Ну ничего, исправить эту недоработку я успею. Можно и не убивать, а просто сдать при первом удобном случае очередным бандитам, продать в рабство, а то ведь задолбает своей жалостью и добрыми словами! А может, и не надо никого искать? Сам украду, сам письмо напишу, сам и выкуп потребую. Только подготовить это надо по возможности незаметно, чтобы киношники раньше времени не догадались.
На лице невольно появилась нехорошая улыбка. «Что бы такого сделать плохого?» Если у меня когда-нибудь появится собственный герб, обязательно прикажу вырезать этот девиз! Зря они для съемок выбрали именно меня – у меня аж на душе полегчало в предвкушении будущих гадостей. Немножко подождать, а уж потом я отыграюсь! Усмехнувшись, забрался на коня и поскакал вслед за коляской Вероны.
Долго радоваться не пришлось. Как только выбрались за околицу, наш отряд ускорил движение, а я неожиданно понял, что совершенно не умею ездить на лошади. Некоторый опыт у меня все-таки был, но выяснилось, что конь наемника – это совершенно не то же самое, что флегматичная кобыла на конной прогулке. Мой все время пытался обогнать остальных, а когда я его осаживал, начинал злиться и пытался укусить меня за ногу. Следующей проблемой стало седло. То ли его так и задумывали, то ли длина стремян была неподходящей, но я фактически оказался в стоячем положении. Ноги враскоряку, никакой амортизации и при каждом толчке довольно чувствительный удар между ног. Я попытался поджать ноги и усесться поудобней, но, лишенный даже минимальной поддержки стремян, теперь при каждом толчке с трудом удерживался от того, чтобы не свалиться. Так я и ехал, то опуская ноги, то поджимая их, с завистью поглядывая на наемников, державшихся в седлах прочно и непринужденно. Еще одной неожиданной проблемой стал собственный посох. Вроде мелочь, но весил он килограммов пять – семь. Все время держать в руке – надоедает. Никакого упора для копья на стремени я не нашел. Попробовал положить горизонтально на собственные бедра, но при каждом толчке получал палкой по ногам… Вроде и удары не очень сильные, но минута за минутой, час за часом, по одним и тем же местам…
Когда остановились на дневку, я с трудом слез с коня, небрежно бросил поводья одному из наемников. Тот с удивлением посмотрел на меня, потом, как бы спрашивая совета, на старшего. Тот чуть кивнул.
Уже не обращая на них внимания, я отошел в сторонку и улегся на землю, пытаясь выпрямить ноги. Это удалось, но ощущение бочки, привязанной между ног, осталось.
Остальные выглядели гораздо лучше. Шустро запалили костерок, сварили похлебку. Наемники держались сдержанно-нейтрально, но субординация прослеживалась четко. Сначала накормили Верону, потом налили себе, а остатки поделили между мной и возничим с коляски Вероны. Можно было возмутиться – приравняли будущего героя к извозчику, – но это было бы как-то по-детски. Поев и немного передохнув, я первым делом направился к своему коню. Немного покумекав, разобрался со стременами и отрегулировал их под себя. Потом сделал ревизию седельных сумок и очень обрадовался, найдя моток веревки. Отрезав кусок, сделал петли на верх и низ посоха и забросил его за спину на манер ружья. Тоже не самый лучший выход – веревка узкая, плечи будет резать, но хотя бы по ногам не будет бить.
Вечером ситуация повторилась с небольшими отличиями. Я снова барским жестом бросил поводья наемнику, переложив на него заботу о лошади. Вероне поставили небольшую палатку, и она после ужина сразу легла спать. Остальные уселись у костра и просто глядели на огонь.
– Гордан, – вдруг заговорил старший, – леди Верона не прогнала тебя, а ты не сбежал. Так что давай знакомиться. Меня зовут Текло. Остальных – Инбис, Олаф, Карто и Шунс. Возницу – Унчу.
Я пожал плечами – ни с кем дружить я не собирался, так что их имена мне были не очень-то и нужны.
– Я заметил, – продолжал Текло, – что ты не стал сам заниматься конем, а просто передаешь поводья нашим. Возможно, твое имя и род дают тебе право так поступать в обычной обстановке, но у нас принято, чтобы каждый сам ухаживал за своим конем.
– Все правильно, но из «своего» у меня только то, что на мне.
– Пока ты едешь с нами – конь твой, так что изволь ухаживать за ним сам!
– Ты хочешь мне приказать? – Мне даже стало смешно, что так быстро появился повод расстаться.
Текло насупился:
– От того, насколько ты подружишься с лошадью, может зависеть твоя жизнь в бою.
Какой-то резон в его словах был, и пришлось признаться:
– Я не против ухаживать, но я просто… не знаю, как это делается.
– Ты настолько высокороден, что за тебя это делали другие?!
– Этого я не знаю и не помню. Но если мне покажут, то могу попробовать.
– За этим дело не станет. – Текло немного помолчал. – Но после утреннего разговора у меня возникли вопросы. – Текло снова замолк, глядя на меня с непонятной враждебностью. – Я не очень верю в приметы и совпадения, но мой отряд наняли для обычного сопровождения, и для нас не очень приятным открытием стало известие о том, что на леди Верону уже нападали.
– А что в этом такого особенного? Неужели бандиты на дорогах уже перевелись?
– К сожалению, нет. Редкостью являются требования выкупа. И еще большей редкостью является самостоятельное освобождение таких пленников, да еще и с уничтожением банды.
– И что вам в этом не нравится?
– К сожалению, у местных мы узнали об этом в общих чертах, очень поздно и не успели связать эту историю, больше похожую на сказку, с тобой и леди Вероной. Может, поделишься подробностями?
– Да рассказывать особо нечего. Видимо, меня хорошенько стукнули по голове, поэтому я помню себя только с того момента, когда очнулся на поляне, заваленной трупами. Потом меня захватили в плен, еще раз дали по голове, а затем напоили каким-то снадобьем, которое что-то делает с памятью и сознанием. После этого я и вовсе начал заговариваться, и меня сочли неопасным. Когда удалось освободиться от кандалов, я всех убил, привел Верону в ближайшую деревню, а сам ушел. Собирался отправиться путешествовать, а тут вы позвали меня «для численности». Вот, собственно, и все.
– Сколько их было?
– Кого?
– Бандитов.
– Живыми я видел десятерых. Нет, двенадцать. Двоих я потом отпустил.
– Почему?
– Опасности они уже не представляли.
Наемники переглянулись.
– Если верить твоему рассказу, то ты великий воин. Однако непонятно, почему ты решил оставить леди Верону, почему вырядился как бродяга и почему ты остался жив.
– Про воина не знаю, дерусь как умею. Почему решил уйти – об этом я не хочу говорить, это касается только меня. И в чем моя вина, если я остался жив?
– Обычно солдат и наемников убивают сразу. Может, посчитали, что за тебя можно получить выкуп, а может, – взгляд Текло стал нехорошим, – ты был одним из них, а потом вы что-то не поделили, вот ты их и… Чтобы замести следы.
Разговор начал приобретать странно знакомые интонации.
– Может, ты еще скажешь, что пленных у вас не бывает, а есть только предатели? – невольно вспомнились сталинские времена и лозунги.
– У нас, у наемников, пленных не бывает. Выкупать нас некому, лечить незачем. Раненых, если удача отвернулась, добивают сразу. Вот и странно, почему тебя оставили в живых. Выкуп хотели получить за леди Верону, а тебя оставили просто так, за компанию. Вывод напрашивается сам.
