– Она домашнее мыло варит.
– Домашнее мыло? – отчетливо переспросила Дженни, внимательно глядя на меня. – Мыло? Домашнее?
Я пожал плечами.
– И это нормально? – подытожила Дженни.
– Вроде того.
Дженни долго смотрела на меня, а затем вдруг облегченно рассмеялась.
– Ну, слава богу. Я уж боялась, что все три дня будет плющить. А тебя, я вижу, уже отпускает потихоньку. Значит, скоро и меня отпустит.
– Что-то я не уверен, что меня отпускает, – пробормотал я, заглядывая в холодильник. – Слушай, еды нет, давай я в магазин спущусь?
– Я с тобой! – быстро сказала Дженни.
– Хочешь переодеться? – предложил я. – Майку и штаны найду, а вот с обувью не уверен…
– Зачем? – удивилась Дженни. – В пижамах и пойдем, полгорода уже прошагали.
– Ну, теперь-то у нас есть во что переодеться.
– Так кругом же одни долбанутые, – возразила Дженни. – Чего мы будем выделяться?
– Тоже верно, – согласился я.
* * *
В магазинчике было немноголюдно, и мы с Дженни неспешно шли вдоль стеллажей. Я рассматривал ценники и этикетки, которые попадались по пути.
– Знаешь, нет, – сказал я наконец. – Совсем меня не отпускает. Даже и не думает. Наоборот, все сильнее и сильнее накрывает.
– Ты уверен? – нахмурилась Дженни.
Я кивнул на коробку с кексиками:
– Вот это ты видишь, например?
Дженни присвистнула.
– Нет, ну, может, русский у них не родной, что они так фразы строят? – предположила она. – Хотя не до такой же степени: «коньячный спирт» без мягкого знака, а «пшеничная мука» – с мягким…
– Да это как раз ерунда, – отмахнулся я. – Ты на сам рисунок посмотри. Что они с осликом делают?
– Ой, блин… – не сдержалась Дженни и испуганно закрыла рот ладошкой.
– Ведь такое случайно не нарисуешь, верно?
Дженни кивнула, еще раз посмотрела на рисунок и покраснела.
– Давай возьмем, – сказала она решительно. – Покажем кому-нибудь. С кафедры психиатрии.
Мы пошли дальше, взяли сосисок, овощей и хлеба. Дженни остановилась у корзины с плюшевыми енотами, вынула одного и принялась рассматривать.
– Нравится? – с готовностью спросил я. – Берем, будет у тебя енот.
Дженни молча помотала головой.
– Если ты хочешь меня спросить, что делают плюшевые еноты в продуктовом магазине… – начал я.
– Почему у него из жопы белые ленты? – перебила Дженни. – Почему?
Я пригляделся. Действительно, прямо из задницы енота торчал целый пучок белых лент. Было их там три штуки – широкие, жесткие, длинные, чуть ли не пол метра, покрытые нескончаемыми абзацами убористого текста на всех языках мира.
– Там написано, как стирать, – неуверенно объяснил я.
– Как люди научились стирать? – насмешливо переспросила Дженни. – Статьи из «Википедии»?
– Так всегда делают, – уверил я. – Вообще всегда. На всех игрушках мира. Не спрашивай меня зачем.
– Вшивают в жопу? – уточнила Дженни. – Намертво? Их же никогда оттуда не выдрать. Смотри!
Она вдруг намотала ленты на руку и потянула изо всех сил. Ленты не оторвались, но задница енота вдруг треснула, и на пол посыпалась пенопластовая крошка.
Дженни испуганно запихнула енота в глубину ящика, отскочила в сторону и сделала вид, что рассматривает этажерку с вином. Даже сняла одну из бутылок.
– Возьмем? – предложил я. – Отметим знакомство.
– Что-то я боюсь, как оно на алкоголь ляжет, – нахмурилась Дженни. – Я же тебе рассказывала, как меня мутило от таблетки в клубе.
Вдруг послышался окрик.
– Молодые люди! Матросы! Я вам говорю! – раздраженно повторила кассирша, грозно приподнимаясь над своей кассой. – Положите обратно! Для кого объявление висит?
Дженни испуганно вернула бутылку на место.
– В будни продажа алкоголя в Москве запрещена, – объяснила кассирша. – Только по выходным и праздникам. Не знаете, что ли?
Я покачал головой.
– Давно? – спросила Дженни тихо.
– С начала месяца, – ответила кассирша. – Вот приказ висит. Продажа любой продукции, содержащей алкоголь, в рабочие дни запрещена. Постановление правительства Москвы.
– Да мы и не собирались, – ответил я. – Просто смотрели.
– Просто смотреть вот сюда надо! – проворчала кассирша, снова указывая пальцем на ламинированные таблички, развешенные над кассой.
Мы подошли ближе и стали читать.
– А петрушка не продается вообще или тоже в рабочие дни? – аккуратно спросила Дженни кассиршу.
– Вообще, – процедила кассирша. – Там нашли наркотические вещества. Приказ главного санитарного врача Онищенко.
– Хорошо, а чеснок-то почему? – удивился я.
– Отравлений много было, – ответила кассирша и демонстративно отвернулась, качнув серьгами: в ее ушах на коротких серебряных цепочках висели маленькие пушистые мышата, изящно сшитые из какого-то породистого меха. Из попы каждого мышонка тянулся до плеча плоский белый ярлык с надписями на разных языках.
– А почему мобильными телефонами в торговом зале запрещено пользоваться? – спросила Дженни.
– Вам товар пробивать или вы мне нервы трепать будете? – вспыхнула кассирша. – Просто больные все какие-то… – с чувством добавила она, грозно махнув серьгами.
Я выложил перед кассой покупки. Кассирша ожесточенно тыкала в каждый предмет лазерным сканером, а затем всякий раз его откладывала и принималась набирать коды вручную. С пельменями она даже набрала код дважды.
– Марин! – вдруг заорала она в зал, поднимая голову. – Опять пельмени не пробиваются, посмотри код?
Ей никто не ответил.
– Не пробиваются, в базе нет, – сказала кассирша и бросила пельмени в ящик на полу.
Там уже лежали две такие же пачки, только сильно раскисшие. Следом кассирша схватила коробку с кексами и привычным движением швырнула ее туда же.
– А это сейчас вообще нельзя, – пояснила она. – Вы на упаковку смотрели?
Дженни густо покраснела. А я набрался наглости и все-таки поднял на кассиршу вопросительный взгляд.
– Там в составе коньячный спирт, – объяснила кассирша. – С вас двести девяносто три семьдесят.
* * *
Дженни сидела в кресле, скрестив ноги. Перед ней лежал мой старенький ноутбук, она копалась в Интернете.
– Слушай, вообще трындец, – вдруг сказала она. – Другого слова нет.
– Что там?
– Госдума обсуждает вопрос установки счетчиков на канализационных трубах! Хотя нет, стоп… Пресс-секретарь тыры-пыры такая-то… успокоила журналистов, объяснив, что… Ага, ну, слава богу, пишут: законопроект не коснется самих жилых помещений! Вот перечислено: только государственных учреждений, предприятий, офисов… – Дженни замолчала, продолжая шевелить губами. – Хотя нет, коснется! А также санузлов, принадлежащих жилым помещениям в квартирах граждан.
– Это где такое? – спросил я устало.
– Да это везде! – Дженни подняла глаза. – Если конкретно – ленту новостей ИТАР-ТАСС читаю. Просто подряд. – Она снова уткнулась в экран. – В Кемерово неизвестные угнали тепловоз. Епископ брызнул в лицо журналистке расплавленным оловом. В Москве проезд по улице Обручева с сентября станет платным. Иран объявил… Ого! Иран объявил войну Египту и Венгрии! Командующий ВВС США заявил… – Дженни замерла с открытым ртом. – Стоп, это я вообще читать не буду. Вдруг оно от нашего внимания запускается? Так и нас с тобой разбомбят…
– За два дня не успеют, – возразил я. – Нам осталось-то два дня продержаться.
– Британские ученые обнаружили на орбите… – снова начала Дженни. – А, нет, пустяки. Президент России подписал указ о повышении пенсионного возраста до семидесяти пяти… Тоже ерунда. В Павлово охранник госпиталя… Чушь собачья. Стоп! В Павлово охранник госпиталя ФСБ прострелил пациенту здоровую ногу из-за брошенного окурка.
– Чего? – насторожился я.
– Дело закрыто за отсутствием состава преступления. – Дженни подняла на меня глаза: – Слушай, я не могу больше! Не могу!
– Успокойся, – сказал я, присаживаясь рядом и обнимая ее. – Надо просто потерпеть. Понимаешь?
Дженни всхлипнула и кивнула.
* * *
– Все! – сказала Дженни, едва переступив порог, и со злостью швырнула сумку с тетрадями в темноту коридора.
Загремели падающие ведра.
– Ну ладно тебе… – Я обнял ее и поцеловал. – Что опять стряслось?
– Четвертый день! – всхлипнула Дженни. – Четвертый уже пошел! А оно только хуже!
– Где?
– Да везде! – Дженни топнула ножкой. – Везде! Ты не видишь?
– Вижу, но терплю, – вздохнул я. – Сегодня даже в институт не пошел. А у тебя что нового?
– Ничего особенного! – с вызовом сказала Дженни. – По закону Божьему на нашем курсе будет не зачет, а курсовая. Выдавали сегодня темы, мне досталось «Мощи ли молочные зубы». Я не могу больше!!! Не могу!!!
