— Ты садист, Сефер, — сказал я, усаживаясь.
Через пару минут все-таки решился протянуть с трудом двигавшуюся руку к пище. Горячее мясо, черный хлеб и холодное вино… Чего еще желать измученному человеку? Разве только крепкого сна!
Едва голова моя коснулась земли, как я провалился в забытье.
Сефер облил меня холодной водой, отчаявшись разбудить другими методами. Я открыл глаза и попытался вскочить на ноги…
А вот хрена!
Тело упорно не желало подчиняться. Нет, я не был парализован и при очень большом усилии мог даже пошевелить рукой. Или, допустим, ногой. А то и подергать шеей… Но каждое движение больно отдавалось в затекших мышцах, напоминая о вчерашнем.
— Знаешь, Сефер, — слабо произнес я, — пожалуй, сегодня мне не ходить. Ступай сам.
— Как это — сам?! — не понял он.
— Ну, очень просто: я останусь здесь и буду лежать весь день тихо и спокойно. А потом догоню тебя.
— Не понимаю, о чем ты… — упорствовал он.
— Объясняю, Сефер: не хочу вставать и шкандыбать по этим драным горам! Только не сегодня!
Абсолютно молча он склонился надо мной и, схватив за грудь, резко поднял… С наслаждением размяв нывшие кости, я потянулся и почувствовал себя почти человеком.
Наскоро перекусив грудинкой, погрузили дрова на лошадей и повели их по узкой стежке, постепенно уходившей вверх. Так мы и брели час за часом, стараясь не смотреть на удалявшуюся землю. Мало-помалу я стал замерзать, наконец осознав, что уже давно стряхиваю с волос снег. Сефер тоже зябко кутался в плащ, но молчал.
«Что я, обитатель городских трущоб, — пронеслось в моей голове, — делаю в этом покинутом богами месте?»
Взглянув на бесконечную тропу, вновь отключил сознание, автоматически передвигая ноги…
Вдруг впереди раздались довольно странные завывания. Мы переглянулись. Оставалось надеяться, что это не очередное порождение ада загородило нам путь.
— Если там опять какая-то тварь, то ты будешь прикрывать меня, а я попытаюсь смыться, идет? — взял я инициативу в свои руки.
Сефер, взвесив в уме все за и против, предложил действовать с точностью до наоборот.
Постояв на месте и отогрев дыханием занемевшие на холоде кулаки, двинулись дальше, понимая, что назад все равно дороги нет.
Через пару миль завывания приблизились вплотную, и мы распознали в них обычный вой ветра. Сефер, шедший впереди, резко остановился и поднял руку.
— Что там? — встревожился я, схватившись сгоряча за обледеневшую рукоятку меча.
— Посмотри сам.
Я подошел к нему и узрел, что тропа закончилась обрывом. Впереди на много миль простиралось безжизненное каменное плато, а за ним — горы и снова горы.
— Пришли? — недоумевая, глянул я вниз.
Я и представить себе не мог, как нам спуститься с обрыва высотой метров пятьдесят.
— Не, вот там есть проход, — радостно сообщил Сефер.
Я оттолкнул его назад и пригляделся к тому, что он назвал проходом. То была узкая, резко уходившая вниз пародия на предыдущую тропинку шириной едва ли сантиметров двадцать пять.
— Сефер, даже если сами мы здесь сможем спуститься, то как заставить сделать это лошадей? Да еще с вязанками дров?
Не слыша ответа, я оглянулся. Сефер, непринужденно насвистывая, снимал с лошадей вязанки и осторожно клал их на землю.
— Хорошо, — согласился я, — допустим, без поклажи они как-то пройдут. А потом мы сдохнем от холода, да?
Он молчал, ограничившись раздраженным взглядом в мою сторону. Просто подхватил одну из вязанок, подошел к обрыву, типа случайно при этом вдавив меня в стену, и сбросил ношу вниз.
— Правильно! — взъярился я, раздосадованный его молчанием. — Какого им тут валяться? Давай просто выкинем! На хрена только сюда притащили все, в самом деле?!
Сефер издал нечто среднее между рычанием и бульканьем, поднял одну дровину (довольно большую) и тяжело пошел на меня. На всякий случай я сам вжался в стену.
— Это, — сунул бревно мне под нос, — мы соберем там! — Он швырнул его в обрыв.
— Давно и прекрасно тебя понял! — процедил я как можно самоуверенней.
Сефер задохнулся от столь наглой лжи и замер, пораженно глядя на меня.
Отодвинув его в сторону, я подошел к дровам, поднял вязанку и протащил ее к обрыву мимо застывшего Сефера.
— Ты… — не находя слов, прошептал он. — Ты…
— Ладно тебе, Сефер, — прервал я готовые сорваться с его уст ругательства. — Будешь помогать или мне таскать все одному?
Быстро покидав дрова вниз, мы потащили упиравшихся лошадей по узкой тропинке. Мой Конь протестовал и едва не столкнул меня вниз. Еле удерживая его, я питался понять, почему у Сефера дела обстоят гораздо лучше.
— Послушай, животное, — хрипел я, — что же ты не идешь, как все нормальные лошади? Хочешь, чтобы я переименовал тебя в Пуфельбукера?!
Уговоры не помогали. Конь по-прежнему упирался. Но я его все равно победил, и мы спустились на безжизненное каменное плато.
Отыскав дрова, мы, шатаясь от холода, быстро зашагали по мертвой земле. Плащи и попоны на лошадях жестко хлопали на ледяном ветру. Большой красный круг заходящего солнца окрасил плато в багровые тона. Панорама напомнила мне сцены ада из второй части «Фантназма».
Поеживаясь на ветру, я приблизился к Сеферу:
— Надо искать место для ночевки! Здесь огонь не развести!
Он кивнул и, указав вперед, прокричал:
— Там что-то есть!
Посмотрев по направлению его руки, я увидел стелющийся по земле густой белый дым.
— Пошли туда! — скомандовал я, поворачивая.
Когда мы подошли ближе, стало понятно, что это вовсе не дым, а густой пар горячих гейзеров.
— Горячая вода? Из-под земли? — рассмеялся Сефер, выслушав меня.
Я не стал ничего доказывать, понимая, что он все равно не поверит в это чудо, пока не увидит своими глазами.
Едва мы подошли к источникам, Сефер выпустил из рук поводья, бросился к ближайшему и опасливо погрузил в воду указательный палец.
— Горячая! — недоверчиво воскликнул он, отдергивая руку.
— А что я тебе говорил? Природа, брат!
— Это магия?
Даже не стал отвечать на его дурацкий вопрос… Потрогав бурлящую воду, я решил, что температура вполне подходящая, и, моментально стащив с себя одежду, быстро прыгнул в «ванну».
— Не сваришься? — покосился Сефер.
Я лишь блаженно прикрыл глаза, собираясь ненадолго расслабиться.
— Задам пока коням корм, — не желал рисковать Сефер.
— Потом задашь. Мы все равно здесь не останемся, — ответил я, вылезая из воды и насухо вытираясь плащом.
— Почему? — не понял он. — Здесь достаточно тепло, можно огонь не разводить.
— Потому что за ночь мы успешно отсыреем, утром заледенеем, а потом счастливо сдохнем от воспаления легких.
Я быстро оделся и потащил недовольного Сефера к высившейся неподалеку от гейзеров скале. Найдя неглубокую расщелину, надежно защищавшую от ветра, мы расседлали лошадей и, перекусив, моментально уснули.
Утром меня разбудили запах горячего мяса и нетерпеливое постукивание копыт. Я проснулся совершенно разбитым, словно и не засыпал вовсе. Стряхнув с плаща иней, поднялся на затекшие ноги, обиженный на весь мир. Неохотно позавтракав, взвалил на Коня седло и, тщательно привязав скудные остатки дров, порадовался, что теперь мне по крайней мере не придется тащить на себе мешок.
К пронизывающему ветру прибавился мокрый снег, клочьями быстро налипавший на лицо и грудь. Волосы, брови и усы скоро обледенели. Лоб, принимавший основные удары ветра, ныл от холода и одновременно пылал огнем. С трудом передвигая замерзшие ноги, чувствуя, как кожа на ступнях трескается, я, стиснув зубы, шел вперед, опустив голову, и тащил на поводу обледеневшего не меньше моего Коня.
Часа через четыре Сефер истошно заорал:
— Вон, смотри!
Впереди виднелся разлом в стене.
Легкая метелица плавно переросла в настоящую вьюгу, а потом в буран. Ветер сбивал с ног, не давая идти. Трудно было вдохнуть, еще труднее — выдохнуть.
Я рычал от холода… Скрипел зубами от бессилия… Но мы шли, не обращая внимания на ветер и снег. Отдыхать было нельзя: холод и пурга моментально прикончили бы нас… Мы упрямо шагали вперед, стиснув зубы, и мы дошли до разлома!
Протащившись между отвесных стен, нашли место, куда не достигали порывы ветра, и рухнули, полностью обессиленные. Только тогда я понял, что мы на самом деле совершили. Мы шли без перерывов более десяти часов, не подохли по пути и смогли преодолеть чертово плато! Конечно, впереди могло быть и хуже, но представить себе что-то более тяжелое было трудно.
В ущелье, которое мы приняли издалека за разлом, ветер не проникал, но теплее от этого не становилось. Разведя костер, мы придвинулись к нему вплотную, отогревая нывшие конечности. Лошади, почуяв тепло, нетерпеливо тянули к яркому огню свои покрытые инеем морды над нашими головами.
Сефер разогрел неизменное копченое мясо и принялся размораживать ледяной хлеб, держа его в вытянутых руках над костром. Я задал лошадям корм, щедро отсыпав по двойной вечерней порции овса с рубленой соломой. Подзаправившись и тщательно просушив плащи, служившие одновременно одеялами, мы улеглись почти вплотную к углям, рискуя ночью подпалить одежду. Спал я тревожным сном, то и дело просыпался и подбрасывал в быстро гасший на морозе огонь дрова, израсходовав за ночь более половины остававшегося запаса.