Ознакомительная версия.
— Меньше знаешь — крепче спишь! — отказался граф. Еще раз церемонно откланялся, пожелал всяческой удачи, смахнул скупую мужскую слезу и удалился, оставив гостей одних.
С минуту они стояли молча, выжидающе глядя друг на друга.
— Ну что же ты медлишь? Начинай, вызывай! — велел Кьетт немного удивленно.
Иван так и подскочил:
— Я?!!
— А кто же еще?! Я не могу, это ваша, человеческая магия. Если сунусь со своими потенциалами — беды не оберешься! На тебя одна надежда! Действуй, человече, и да не посрами вдругорядь род людской! — Похоже, нолькр издевался.
А Иван медлил. Потому что в магических способностях своих успел за последние дни разувериться окончательно.
— Ну ладно, — уступил Кьетт. — Давай я стану зачитывать вслух, что и как надо делать, а ты будешь выполнять. Идет?
На том и уговорились. Ничего, ловко процесс пошел.
Главное, они все сделали настолько безупречно, что, по выражению Кьетта, «хоть квалификационную комиссию приглашай — магический разряд будет в кармане!» Ни одного компонента не перепутали, ни одной черточки символа, ни одной буквы заклинания!
Но то, что лежало в глубоком обмороке внутри меркнущей пентаграммы, походило на демона еще меньше, чем Кьетт-Энге-Дин-Троннер… и так далее! У первого хотя бы когти с клыками были, не абы какие, но все-таки! Второй имел лишь оттопыренные мясистые уши, плотно обхваченные гнутыми дужками дурацких круглых очков а-ля Гарри Поттер с сильными линзами, крошечный носик, заплывшие глазки, упитанное тельце и короткий толстый хвост, выглядывающий из специальной прорези в опрятных серых брюках со стрелками. Рядом с бесчувственной тушкой странного создания лежал объемистый кожаный портфель, изрядно напоминающий кабана.
— Это еще что такое? — пробормотал Иван смятенно. — Это разве демон?! Это ботаник какой-то!
— Он такой же демон, как и я! — яростно выплюнул Кьетт, и Иван, заметив, что рука нолькра непроизвольно потянулась к ножу, счел нужным попятиться. — Или нет. ОН В ДЕСЯТЬ РАЗ МЕНЬШЕ ДЕМОН, ЧЕМ Я! Это снурл! Типичный! Зачем ты вызвал снурла, несчастный?!
— Я?! — возмущенно взвыл Иван. — Это же ты, ты лично диктовал, что и как делать, и хвалил еще вдобавок! Вот и разбирайся теперь, где что напутал.
Озадаченный нолькр погрузился в свои записи. Потом несколько раз обошел пентаграмму кругом, сверяя начертание символов. Снова проштудировал записи. Наконец поднял голову и объявил:
— Ничего не понимаю! Мы все сделали точнее некуда! И-де-аль-но! — На его остром лице было написано выражение полнейшего недоумения и растерянности.
— Может, книга изначально врала? — дрогнувшим голосом предположил Иван.
— Такие книги не лгут.
— Тогда…
— КРОВЬ!!! — Эта ужасная мысль пришла им обоим одновременно.
Все-таки мерзкий торговец их обманул!
… — И что теперь? — вопрошал Иван убито. Надежда на скорое возвращение развеялась в дым. — И что теперь?
— Не знаю… Может, поменять кровь и попытаться еще раз… — очень неуверенно предложил Кьетт.
— НЕТ! Даже не надейся! — взвился Иван. — Хочешь, чтобы я еще кого-нибудь сюда притащил?! В жизни больше не свяжусь с колдовством! Надо найти хорошего мага, и пусть он нас возвращает… Кстати, почему мы сразу этого не сделали? Еще когда были в Зиассе?
— Потому что хороших магов в Зиассе нет, все бежали на север во времена царствования Аззисара Доброго… или, может, его как-то иначе звали… Ассизар? Аззасир?.. Короче, ближайший обретается в двух неделях конного пути, в городе… не помню, но это далеко за пределами Семозийского королевства.
— А ты откуда знаешь? — удивился осведомленности товарища по несчастью Иван.
— Оттуда. Я, в отличие от тебя, ситуацию изучал, а не дрых чуть не до вечера с похмелья!
— Скажите пожалуйста, исследователь какой! — оскорбился Иван. — А ты сколько дрых у меня в общаге?! Сутки напролет!
— У тебя я не дрых, а помирал, — с достоинством парировал нолькр и, спохватившись, кивнул в сторону снурла, продолжавшего лежать неподвижно в расслабленной позе. — Слушай! Надо это… тело из пентаграммы извлечь, пока совсем не задохнулось! Зачем нашему доброму графу лишний труп в доме? — «Тело» уже начинало синеть.
Пришлось же им с тем снурлом повозиться! Кое-как за руки за ноги выволокли из пентаграммы («тяжелый, зараза!»), провезли упитанным задом по полу, размазывая мел, по команде «раз-два, взяли!» водрузили на широченную скамью под окном. Скамья скрипнула. Иван утер пот со лба, Кьетт сказал. «Фу-у! Вот туша, прости господи! Не иначе, из мирных краев!»
Но даже вызволенный из душной пентаграммы и обихоженный снурл еще долго не желал приходить в себя, хоть и обмахивали его листом пергамента на манер веера, и в лицо дули, и по щекам шлепали, и перо, прилипшее к лапе василиска, под носом сожгли, едва упомянутый нос не подпалив (не со зла, по неопытности). Наконец Кьетт потерял всякое терпение и пустил в ход какую-то магию. Только она и помогла. Сначала у снурла мелко-мелко задрожали веки, потом он отчаянно расчихался (видно, перо дало о себе знать), странно взбрыкнул ногами, сел, ошарашенно озираясь и одновременно пытаясь нашарить руками портфель… А потом вдруг взвизгнул истошно, вскочил как ужаленный, упал на пол, ужом заполз под скамью, в дальний ее угол, и там забился.
— Чего это он?! — не понял Иван. — Больной, что ли, совсем?!
Кьетт мрачно хмыкнул и, глядя куда-то в сторону, пояснил:
— Меня боится.
— Зачем?!
Кьетт замялся.
— Ну видишь ли… Были времена… а может, и сейчас где-то есть… Короче, традиционно нолькры охотились на снурлов. Исторически, так сказать, смотри не подумай чего плохого.
— Ели, что ли?! — подумал-таки «плохого» Иван.
— Фу-у, скажешь тоже! Какая нездоровая у вас, некромантов, фантазия! Не ели, а силу забирали. Хотя снурлам от этого, конечно, не легче. — Все-таки Кьетту не чужда была справедливость. — Ты его это… извлеки, зачем он под лавкой сидит?
Иван взял свечу и заглянул под скамью. Несчастный лежал там, сжавшись в упитанный комочек, и мелко дрожал. Глазки у него были совершено затравленные, на лбу блестели капли пота.
— Как я его извлеку? — недовольно спросил Иван.
— За ногу, — посоветовал Кьетт.
— А-а-а! — тоненько закричал снурл на своем булькающем снурловом языке. — Не надо! Не тронь! Убива-а-ют!!!
…Это был очень робкий снурл. Они долго убеждали и успокаивали его, а Кьетт еще и клятвы давал, прежде чем Болимс Влек — так его звали — согласился покинуть свое ненадежное убежище, но даже после этого он шарахался от каждого резкого движения нолькра. «Да не съем я тебя!» — раздражался тот, и снурл шарахался снова. Они вкратце объяснили ему суть происшествия, и он пришел в ужас. Потому что ровно через два часа начиналось слушание по делу «об изгрызении мышами плана реконструкции загородной резиденции государя», и младший практикант-помощник судьи Болимс Влек непременно должен был на том слушании присутствовать. Мало того, все бумаги по делу находились не где-нибудь в канцелярии суда, а у помощника Влека в портфеле, потому что его милость судья Бловсик был неделю нездоров, бумаги брал на ознакомление домой, а потом поручил помощнику доставить их в суд к началу заседания. И если Болимс Влек поручения не исполнит, то заседание не состоится, и судья Бловсик прикажет, и тогда…
Что будет «тогда», слушателям узнать не удалось, потому что у рассказчика, к их радости, перехватило горло от ужаса, и он не мог говорить. Воспользовавшись паузой в его сумбурном и отчаянном монологе, Кьетт предложил устало:
— Идемте уже наверх. Пора графу узнать, что гостей у него не убавилось, а совсем наоборот. Я думаю, он будет рад.
Ну конечно, граф был рад! Неважно, что весь снурлов род он не слишком-то жаловал, почитая их занудами и, что греха таить, «трусами, каких мало рождается под этим небом». Из другого мира вышел — вот что ценно! Вот что надо отметить — и новое знакомство, и счастливое продолжение старого знакомства… «Хоть и сочувствую неудаче вашей, господа, но как есть, от души вам признаюсь и каюсь в том: рад! Рад снова принимать вас у себя в дому! К столу, господа, к столу!»…
«Сопьюсь, — расслабленно думал Иван, лежа поутру в широченной постели на грязноватых шелках. — Еще несколько дней в гостях у графа — и я непременно сопьюсь!»
Немилосердно болела голова, ее хотелось отрубить. Неприятное осеннее солнце, ухмылясь, заглядывало в стрельчатое окно, забранное по старинке не пластинами слюды, и даже не витражом, а настоящим листовым стеклом, удивительной новинкой, доступной пока лишь сильным мира сего. На карнизе копошился голубь, пачкал драгоценную новинку своим пометом. В каминной трубе завывал ветер, хотелось ему подвывать. Где-то рядом умирающе попискивал Болимс Влек — несчастного тошнило всю ночь, и слуги бегали с тазиками. Жизнь не радовала. Иван смежил веки, повернулся на бок и заснул.
Ознакомительная версия.
