Сколотские племена с запада на восток размещались так. Траспии на реке Тирасе (Днестре), катиары — на верхнем Буге (мифический царь двух народов Арпо-ксай, «царь водных глубин»), авхаты — на Гипанисе (реки Синюха — Буг) и Выси. Их Мифический главарь — Липо-ксай, «Гора-царь». Парадаты, «первенствующие», жили на Борисфене (Днепре). Их Кола-ксай, «Солнце-царь», возглавлял не только царское племя, но и прочие племена сколотов. А Липо и Арпо были, гласят предания, его сыновьями.
Владения «Горы-царя» были расположены на отрогах Авратынской возвышенности, на горах, с которых стекают все окрестные притоки Днепра. «Царь водных глубин» повелевал землей, по которой протекал Днестр, река с высокими скалистыми берегами.
Очевидно, посредником Геродота в беседах со ско-лотами был кто-то, владеющий персидским языком. Скорее всего, это был толмач из скифов-скотоводов, живший недалеко от греческого Херсонеса. От него-то и попали в описания историка все эти персидские «ксаи».
В русских богатырских сказках о трех царствах, являющихся трансформацией праславянского эпоса, главного героя Световика (геродотов Кола-ксай) сопровождают богатыри Горыня (Липо-ксай) и Усыня-Вернивода (Арпо-ксай).
В VIII–VII веках до Рождества Христова парадаты колонизировали левый берег Днепра. С юга от ски-фов-намадов их теперь отделяла река Ворскла — летописный Вороскол. Первая часть слова «Вор» на древнерусском означает забор, ограду, а «скол» объяснять нет нужды. Вороскол — ограда сколотов. Восточным рубежом явился Оскол. И тут нечего переводить.
По Геродоту, к северу от скифов проживали невры, про которых говорили, что в известные дни каждый невр обращается в волка. Слуху верили все восточные народы Европы. Неясно одно: то ли древние писатели-летописцы путали невров с парадатами, то ли несчастные были жертвами сколотских колдунов и периодическое обращение в зверей служило наказанием. Каково бегать круг деревни и мечтать о куске хлеба?
Невров историки также включают в число прасла-вян, правда, более диких по сравнению со сколотами. Зато они не относились к числу младших народов, а поселились на славянской прародине задолго до прихода бойких сибиряков.
У древних историков наружность скифов представлена так: белокожи, краснолицы, голубоглазы, с мягкими русыми или искрасна-желтыми волосами. Земледельческие племена, пишут историки, испытывали сильное влияние скифской культуры, что делало их внешне похожими на скифов. (Хороша формулировочка осторожничающих ученых! При чем тут культура? Женились они там перекрестно, брали жен у соседних племен по доброму согласию и угоном! И еще неизвестно, кто на кого походил: скифы на сколотой или сколоты на скифов? Не зря же Геродот назвал парадатов царским племенем. Позднейшие историки царским племенем стали называть почему-то скифов-степняков. И насчет звериного стиля — большой вопрос: кто у кого его перенимал? Особенно если вспомнить изображение «типично скифского оленя», найденное под Пекином.)
По данным лингвистов, в восточнославянских языках ощущается давнее соседство славян с иранскими племенами (скифы, сарматы). Будто бы в скифском (аланско-осетинском) славянского влияния нет! Антропологи установили сходство населения скифских времен и средневековой Руси.
На войне скифы (и сколоты) отличались храбростью и жестокостью, пили вино и хмельные меды из черепов врагов. Некоторые скифские племена сеяли хлеб, но не для себя, а на продажу. Русский историк Соловьев считал, что так они оплачивали дань господствующему племени. А какому — не сказал, осторожничал.
По мнению «отца истории», скифы поклонялись Весте, богине семьи и домашнего очага. Она считалась народным скифским божеством и пользовалась особым уважением. А еще уважали Марса, изображением которого служил меч. (Меч-то все уважают, но при чем тут чужеземный Марс? Еще бы присочинить, что звали его не Марс, а Ют!) Раз в год скифы (и сколоты) приносили жертву мечу: лошадей, баранов, иногда пленных — одного из ста.
Среди других народов ходили легенды о непобедимости скифов. Победить их действительно было трудно, потому что едва возникала угроза поражения, скифы садились на коней и улепетывали, делая вид, что кочуют себе помаленьку.
Великое разочарование испытал в 513 году до Рождества Христова персидский царь Дарий Гистасп, когда на шестистах кораблях перевез через Понт и высадил в Скифии не то семьсот, не то восемьсот тысяч войска (по одному на полосу метровой ширины!). Цифры древних летописцев следует делить на десять, иначе получится, что Дарий посадил на корабли чуть не половину боеспособного населения планеты, ведь стариков, детей, женщин, слепых, безногих и безруких брать на войну не имело смысла.
Будем считать, что бойцов у Гистаспа было тысяч семьдесят-восемьдесят, а кораблей шестьдесят. Но считать так считать. Получается, что на каждый корабль персидский царь усадил не меньше тысячи двухсот человек. И это не считая команды. Да не забыть бы, что на каждого воина приходилось по лошади, а скорее всего — по две. Кто же без запасной лошади идет на войну? Нужны сено и овес. А жратва для солдатни и матросни? Да деликатесы для самого Дария и сотни-другой жен и такого же числа наложниц. А при них необходимы рабыни-прислужницы и евнухи, чтобы солдаты и матросы до царского сада наслаждений не дорвались… Получается, что десантные корабли Гистаспа были не меньше суперсухогрузов XX века.
Забавно, что Дарий за две с половиной тысячи лет до матроса-партизана Железняка сумел повторить его подвиг: он шел на Одессу, а вышел к Херсону в устье Днепра. Узнавши о высадке большого войска, скифы по своей привычке быть непобедимыми сели на коней, домочадцев посадили в кибитки и отправились кочевать на север и запад — врассыпную. Бежали бы и на восток, но путь преграждал Днепр. За собой они засыпали колодцы и источники и поджигали степь. Персюкам пришлось гнаться за ними без воды и травы для лошадей. А кабы шли с запада, со стороны будущей Одессы, то не оказались бы в таком плачевном состоянии. Прижали бы скифов к Днепру.
Когда под Гистаспом от бескормицы и жажды пал первый конь, он впервые задумался: а какого хера, как говорят греки (о происхождении слова — позднее), ему тут делать? И решил послать гонца к скифскому царю.
Гонец скакал день и ночь. С огромным трудом нагнал он скифский арьергард. Потребовал, чтобы его немедленно представили царю, но его немедленно послали назад, на хер. Неделю гонец препирался с обозными, потом им надоело, и пришло решение: да в степь его мать! Пущай поговорит с царем, все одно ничего умного не скажет.
Еще неделя ушла на то, чтобы нагнать царский шатер. Гонец сполз с коня и на негнущихся ногах поплелся навстречу. Рядом невозмутимо шагал старик обозный…
— Чего надо-то? — спросил Вертай-ксай.
— Наш персидский царь Дарий велел спросить, — затараторил заготовленную речь гонец-перс. — Варя, зачем бежишь ты все дальше и дальше? Если чувствуешь себя в силах сопротивляться Гистаспу, то стой и бейся! А если нет, то наоборот — остановись и поднеси своему повелителю в дар землю, траву и воду. И нечего зря бегать.
— Твоя Дарья рехнулась, ли чо ли? — спросил Вертай. — Да я ни перед одним воином не бегал от страха. Не побегу и перед Дашкой.
— Да как же ты не бежишь, — удивился перс, — ежели я тебя едва нагнал?
— Я не бегу, — спокойно объяснил ксай, — я кочую. Раз весна, я собираюсь и откочевываю на новые пастбища — война не война, при Дашке ли, без Дашки. Мне что мир, что война — хреновина одна.
— А почему не бьешься?
— И на то есть причины.
— Назови хоть одну, — не унимался настырный перс.
Ладно уж, — махнул седой бородой Вертай. — У нас — ты, надеюсь, заметил? — нет ни городов, ни посевов. Я уж не говорю про кукурузу, про какую мне все уши прожужжал любитель майских жуков Щев: «Посей да посей!» А раз ничего такого нет, то мне и биться не за что. Охота ему степь воевать, пусть берет. Степи у меня много, не жалко.
— А чего жалко? — гнул свое зануда перс. — За что биться станешь?
— Разве что вы отеческие могилы разорите, — открыл страшную тайну Вертай-ксай. — Тогда осерчаю, не остановишь: зачем потревожили родные кости?
— Не, — огорчился гонец, — кости мы трогать не станем: боимся какую заразу подхватить. Сам подумай: в бабки мы по скифским обычаям не играем, из черепов не пьем. На что нам кости? Мы же не варвары навроде вас!
За такие обидные речи Вертай велел вырвать гонцу дерзкий язык и отослать назад к Дашке, чтобы тот дословно разговор сей передал. Посланец вернулся к Гистаспу и на немецких знаках, главным из которых было постукивание ребром ладони правой по локтевому сгибу левой руки, рассказал про кукурузу. Стуча себя по ребрам и темечку, а также клацая зубами, растолковал про отеческие кости.
Дарий понял, что зашел в страну могил, плюнул в засыпанный колодец и велел поворачивать назад, повторяя одно и то же: «Какого хера?..»
