– Гораздо больше, – медленно ответил астролог.
– Даже больше, чем голова Великого А'Туина?
На астролога было жалко смотреть.
– Больше, чем Великий А'Туин и Диск вместе взятые. Мы проверили, – торопливо добавил он, – и совершенно уверены в своих выводах.
– Да, она действительно большая, – согласился Траймон. – На ум приходит слово «огромная».
– Массивная, – поспешил подтвердить астролог.
– Гм-м.
Траймон принялся расхаживать по мозаичному полу обсерватории, на котором были изображены знаки зодиака Плоского мира. Их было шестьдесят четыре, начиная с Визена, Двуглавого Кенгуру, и заканчивая Гахули, Вазой с Тюльпанами (созвездие величайшей религиозной значимости, суть которой в наше время, увы, забыта).
На голубых с золотом плитках Гиены Маббо он задержался и неожиданно обернулся.
– Мы врежемся в нее? – спросил он.
– Боюсь, что да, господин, – ответил астролог.
– Гм-м.
Траймон, задумчиво поглаживая бороду, сделал несколько шагов и задержался на стыке Купца Окджока и Небесного Пастернака.
– Я не специалист в этих вопросах, – сказал он, – но я так представляю, к добру это не приведет.
– Да, господин.
– Они очень горячие, эти звезды?
Астролог сглотнул.
– Да, господин.
– Мы все сгорим?
– В конце концов. Разумеется, этому будут предшествовать дискотрясения, приливные волны, нарушение гравитации, и, возможно, Диск полностью лишится атмосферы.
– Ага. Одним словом, полное отсутствие приличной организации.
– Можно сказать и так, господин, – посомневавшись, уступил астролог.
– Начнется паника?
– Боюсь, очень будет длиться недолго.
– Гм-м, – в третий раз произнес Траймон, минуя Возможно Ворота и плавно сворачивая в сторону Райской Коровы. Он снова вгляделся в багровую точку на горизонте и, похоже, пришел к какому-то решению.
– Мы не можем найти Ринсвинда, – объявил он. – Не обнаружив Ринсвинда, мы не найдем восьмое Заклинание Октаво. Но мы считаем, что Октаво должен быть прочитан, чтобы отвести катастрофу, иначе Создатель не оставил бы его здесь.
– Но, может, он оставил его просто по рассеянности, – предположил астролог.
Траймон бросил на него свирепый взгляд.
– Другие ордена прочесывают все земли отсюда и до Пупа, – продолжил он, загибая по очереди пальцы, – поскольку вряд ли человек может влететь в облако и не вылететь оттуда…
– Если только облако не набито камнями, – вставил астролог в жалкой и, как выяснилось, совершенно безуспешной попытке пошутить.
– Но опуститься он где-то должен. «Где?» – спрашиваем мы себя.
– Где? – преданно повторил астролог.
– И тут перед нами вырисовывается программа действий.
– А-а, – откликнулся астролог, пускаясь бегом в попытке не отстать от волшебника, который шагал по Двум Толстым Кузенам.
– Эта программа заключается в том, чтобы…
Астролог посмотрел в глаза, серые и неумолимые, как сталь.
– Э-э… прекратить поиски? – догадался он.
– Вот именно! Мы пускаем в ход те способности, которыми наделил нас Создатель, мы опускаем взгляд – и что же мы видим?
Астролог мысленно застонал и опустил голову.
– Плитки? – наобум высказался он.
– Плитки, да, которые вместе составляют…
Траймон принял выжидающий вид.
– Зодиак? – рискнул доведенный до отчаяния астролог.
– Правильно! Поэтому все, что нужно, – это составить для Ринсвинда гороскоп, и нам станет точно известно, где он находится!
Астролог ухмыльнулся как человек, который, отплясывая чечетку на зыбучих песках, вдруг почувствовал под ногами твердый камень.
– Мне понадобится точное место и время его рождения, – сказал он.
– Это легко. Прежде чем подняться сюда, я скопировал их из университетского личного дела.
Астролог посмотрел на записи и наморщил лоб. Пройдя через комнату, он выдвинул широкий ящик, заполненный схемами и таблицами. Перечитал записи. Взял со стола пару замысловатого вида компасов и проделал над таблицами несколько пассов. Поднял маленькую медную астролябию и осторожно провернул ее. Что-то просвистел сквозь зубы. Схватил кусок мела и быстро написал на грифельной доске несколько цифр.
Траймон тем временем смотрел в окно на новую звезду. «Легенда, записанная в пирамиде Цорта, гласит, что тот, кто произнесет Восемь Заклинаний, когда Диск будет в опасности, получит все, что пожелает, – думал он. – И это случится так скоро!»
«Я помню Ринсвинда, – продолжал размышлять он. – Это тот лохматый парнишка, который, когда мы учились, всегда был самым последним в классе! Магии в нем ни на грош. Дайте его сюда, и посмотрим, сможем ли мы собрать все Восемь…»
– О боги! – шепотом сказал астролог.
Траймон резко обернулся.
– Ну?
– Замечательный гороскоп, – замирающим голосом отозвался астролог и нахмурил брови. – Только очень странный.
– В чем же его странность?
– Ринсвинд родился под знаком Занудной Группки Тусклых Звезд, которая, как ты знаешь, лежит между Летающей Мышью и Веревочкой С Узелками. Даже Древние не могли сказать ничего интересного об этом знаке, который…
– Да, да, давай дальше, – раздраженно поторопил его Траймон.
– Это знак традиционно ассоциируется с профессиями изготовителей шахматных досок, торговцев луком и производителей гипсовых бюстов небольшой религиозной значимости, а также с людьми, страдающими аллергией на слово. Волшебники под этим знаком просто не рождаются. И в час рождения Ринсвинда тень Кори Челести…
– Меня не интересуют технические детали, – прорычал Траймон. – Прочти мне его гороскоп, и все!
Астролог, который получал от своего рассказа немалое удовольствие, вздохнул и проделал кое-какие дополнительные расчеты.
– Ну хорошо, – сказал он. – Звучит гороскоп так: «Сегодняшний день идеален для того, чтобы заводить новых друзей. Доброе дело может иметь неожиданные последствия. Не выводите из себя друидов. Вы скоро отправитесь в странное путешествие. В еде вам не повезет с маленькими огурчиками. Люди, угрожающие вам ножом, вероятно, задумали что-то недоброе. Постскриптум. Насчет друидов мы серьезно».
– Насчет друидов? – переспросил Траймон. – Интересно…
* * *
– С тобой все в порядке? – поинтересовался Двацветок.
Ринсвинд открыл глаза.
Поспешно сев, волшебник схватил туриста за рукав.
– Надо убираться отсюда! – с напором заявил он. – Немедленно!
– Но здесь вот-вот состоится древняя и традиционная церемония!
– Плевать на то, какая она древняя! Я хочу ощутить под ногами надежную булыжную мостовую, хочу почувствовать старый знакомый запах выгребных ям, хочу туда, где много народу, очагов, крыш, стен и тому подобных, родных вещей! Я хочу домой!
Он обнаружил, что его охватывает та внезапная и отчаянная тоска по насыщенным испарениями, закопченным улочкам Анк-Морпорка, которая сильнее всего проявляется весной, когда смолистый блеск мутных вод реки Анк приобретает особый оттенок, а крыши заполняются птичьими песнями или, по крайней мере, ритмично кашляющими птицами.
У Ринсвинда даже слезы навернулись на глаза, когда он припомнил нежную игру света на куполе Храма Мелких Богов, известной городской достопримечательности, и комок подкатил к горлу при мысли о лотке с жареной рыбой на перекрестке Мусорной улицы и улицы Искусных Умельцев. Он подумал о маринованных огурцах, которые там продаются, о длинных зеленых штуковинах, таящихся на дне банок, словно утонувшие киты. Они взывали к нему через многие мили, обещая представить его засоленным яйцам, плавающим в соседней банке.
Он подумал об уютных сеновалах платных конюшен и о теплом сене, на котором он проводил ночи. Иногда он, глупец, высказывал недовольство таким образом жизни. Тогда он находил эту жизнь скучной, а теперь она казалась невероятно далекой и желанной.
Все, с него хватит. Он отправляется домой. «Маринованные огурцы, я слышу ваш зов…»
Он оттолкнул Двацветка в сторону, с величайшим достоинством подобрал потрепанный балахон и повернулся лицом туда, где, по его мнению, находился его родной город. С сосредоточенной решимостью и немалой долей рассеянности Ринсвинд шагнул с вершины тридцатитонного дольмена.
Десять минут спустя – когда встревоженный и почти раскаявшийся Двацветок выкопал его из большого сугроба у основания каменных столбов, – выражение лица Ринсвинда нисколько не изменилось. Двацветок вгляделся в своего приятеля.
– С тобой все в порядке? – спросил он. – Сколько пальцев я поднял?
– Я хочу домой!
– Хорошо.
– Нет, нет и нет, не пытайся меня отговаривать, с меня довольно. Мне бы хотелось сказать, что все это было очень здорово, но я не могу, и… что?
– Я говорю, хорошо, – повторил Двацветок. – Я совсем не прочь снова повидать Анк-Морпорк. Полагаю, большая его часть уже восстановлена.
