— Пятьдесят миллиардов лет! — пробормотал Оп.— Пятьдесят миллиардов лет познания мира!
— По меньшей мере,— уточнил Максвелл.— Вполне возможно, что срок этот гораздо больше.
Они умолкли, пытаясь охватить мыслью эти пятьдесят миллиардов лет. Огонь в очаге потрескивал, словно Что-то шептал. Издалека донесся бой курантов консерватории, отсчитывающих время.
Максвелл проснулся оттого, что Оп тряс его за плечо.
— Тут тебя желают видеть!
Сбросив одеяло, Максвелл спустил ноги с кровати и начал нащупывать брюки. Оп сунул их ему в руки.
— А кто?
— Назвался Лонгфелло. Отвратительный надутый тип. Он ждет снаружи. Явно боится войти в хижину, чтобы не подхватить инфекцию.
— Ну так пусть убирается к черту! — объявил Максвелл и потянулся за одеялом.
— Нет-нет,— запротестовал Оп.— Я выше оскорблений. Чихать я на него хотел.
Максвелл влез в брюки, сунул ноги в ботинки и притопнул.
— А кто он такой?
— Не имею ни малейшего понятия,— ответил Оп.
Максвелл побрел в угол к скамье у стены, налил из ведра воды в таз и ополоснул лицо.
— Который час? — спросил он.
— Начало восьмого.
— Что-то мистер Лонгфелло торопится меня увидеть!
— Он там меряет двор шагами. Изнывает от нетерпения.
Лонгфелло и правда изнывал.
Едва завидев Максвелла в дверях, он бросился к нему, протянув руки.
— Профессор Максвелл! — воскликнул он.— Как я рад, что отыскал вас. Это было нелегко. Но мне сказали, что я, возможно, найду вас здесь.— Он посмотрел на хижину, и его длинный нос чуть-чуть сморщился.— И я рискнул.
— Оп,— спокойно сказал Максвелл,— мой старый и близкий друг.
— Может быть, прогуляемся немного? — предложил Лонгфелло.— Удивительно приятное утро! Вы уже позавтракали? Ах, да! Конечно же нет!
— Если бы вы сказали, кто вы такой, это значительно упростило бы дело,— заметил Максвелл.
— Я работаю в ректорате. Стивен Лонгфелло, к вашим услугам. Личный секретарь ректора.
— Вы-то мне и нужны! — сказал Максвелл.— Мне необходимо встретиться с ректором, и как можно скорее.
Лонгфелло покачал головой:
— Могу сразу же сказать, что это невозможно.
Они неторопливо пошли по тропинке, ведущей к шоссе. С могучего каштана на тропинку медленно слетали листья, отливавшие червонным золотом. Дальше на фоне голубого утреннего неба багряным факелом пылал клен. И высоко над ним к югу уносился треугольник утиной стаи.
— Невозможно? — повторил Максвелл.— Это звучит как окончательный приговор. Словно вы обдумали мою просьбу заранее.
— Если вы хотите что-нибудь сообщить доктору Арнольду,— холодно проинформировал его Лонгфелло,— вам следует обратиться в соответствующие инстанции. Неужели вы не понимаете, что ректор чрезвычайно занят и...
— О, я это понимаю! И понимаю, что такое инстанции. Отсрочки, оттяжки, проволочки, пока твое дело не станет известно всем и каждому!
— Профессор Максвелл,— сказал Лонгфелло,— я буду творить с вами откровенно. Вы человек настойчивый и, мне кажется, довольно упрямый, а с людьми такого типа церемонии ни к чему. Ректор вас не примет. Он ни в коем случае не может вас принять.
— По-видимому, из-за того, что нас было двое? И один из пас умер?
— Все утренние газеты будут этим полны. Гигантские заголовки: человек воскрес из мертвых! Может быть, вы слушали вчера радио или смотрели какую-нибудь телевизионную программу?
— Нет.
— Ну, так вы — сенсация дня. И должен признаться, положение создалось весьма неприятное.
— Попросту говоря, назревает скандал?
— Если угодно. А у ректората довольно хлопот и без того, чтобы вмешиваться в историю вроде вашей. У нас же на руках Шекспир и все, что отсюда вытекает. Тут мы не могли остаться в стороне, но обременять себя еще и вами мы не станем.
— Неужели у ректората нет ничего важнее Шекспира и меня? — спросил Максвелл.— А возрождение дуэлей в Гейдельберге? И спор о том, этично ли допускать некоторых внеземных студентов в футбольные команды, и...
— Но поймите же! Важно то, что происходит именно в этом городке! — простонал Лонгфелло.
— Потому что сюда перевели ректорат? Хотя Оксфорд, Гарвард и десяток других...
— Если хотите знать мое мнение,— сухо сказал Лонгфелло,— то я считаю, что попечительский совет поступил несколько необдуманно. Это создало для ректората множество трудностей.
— А что произойдет, если я поднимусь на вершину холма, войду в здание ректората и начну стучать кулаком по письменным столам? — спросил Максвелл.
— Вы это сами прекрасно знаете. Вас вышвырнут вон.
— А если я приведу с собой полки журналистов и телевизионных операторов, которые будут ждать моего возвращения у дверей?
— В этом случае вас, вероятно, не вышвырнут. И возможно, вы даже прорветесь к ректору. Но могу вас заверить, что при подобных обстоятельствах вы заведомо ничего не добьетесь.
— Следовательно,— сказал Максвелл,— я заранее обречен на неудачу, что бы я ни пытался предпринять.
— Собственно говоря,— сообщил ему Лонгфелло,— я пришел к вам сегодня совсем для другого. Мне было поручено передать вам приятное известие.
— Не сомневаюсь! Так какую же косточку вы собирались мне бросить, чтобы я тихо исчез со сцены?
— Вовсе не косточку! — обиженно заявил Лонгфелло.— Я уполномочен предложить вам пост декана в экспериментальном институте, который наш университет организует на Готике Четыре.
— А, на планете с колдуньями и магами?
— Перед специалистом в вашей области этот пост открывает огромные возможности,— убедительно сказал Лонгфелло.— Планета, где магические свойства развивались без помех со стороны разумных существ иного типа, как это произошло на Земле...
— И расстояние в сто пятьдесят миллионов световых лет,— заметил Максвелл.— Далековато и наверняка нудно. Однако оплачивается эта миссия, вероятно, неплохо?
— Весьма и весьма,— ответил Лонгфелло.
— Нет, спасибо,— сказал Максвелл.— Моя работа здесь меня вполне удовлетворяет.
— Работа?
— Ну конечно. Разрешите напомнить вам, что я профессор факультета сверхъестественных явлений.
Лонгфелло покачал головой.
— Уже нет,— объявил он.— Простите, но я должен вам напомнить, что вы скончались более трех недель назад. А открывающиеся вакансии заполняются немедленно.
— То есть мое место уже занято?
— Ну разумеется,— сказал Лонгфелло.— В настоящее время вы безработный.
Официант принес омлет с грудинкой, налил кофе и удалился, оставив Максвелла одного. За огромным окном голубым зеркалом простиралось озеро Мендота, и холмы на дальнем берегу терялись в лиловой дымке. По стволу кряжистого дуба у самого окна пробежала белка и вдруг замерла, уставившись глазами-бусинами на человека за столиком. Красно-бурый дубовый лист оторвался от ветки и, неторопливо покачиваясь, спланировал на землю. По каменистому откосу у воды шли рука об руку юноша и девушка, окутанные утренней озерной тишиной.
Куда воспитаннее и цивилизованнее было бы принять Приглашение Лонгфелло и позавтракать с ним, подумал Максвелл. Но в ту минуту он чувствовал, что сыт секретарем ректора по горло, и ему хотелось только одного: наедине с самим собой оценить положение и кое о чем поразмыслить — хотя, возможно, времени на размышления у него уже не оставалось.
Оп оказался прав — шансов увидеться с ректором у него почти не было, и не только потому, что тот был чрезвычайно занят, а его подчиненные настаивали на строжайшем соблюдении всех тонкостей священной бюрократической процедуры, но еще и потому, что по не вполне понятной причине ситуация с раздвоившимся Питером Максвеллом запахла скандалом, от которого Арнольд жаждал держаться как можно дальше. Глядя в выпученные беличьи глазки, Максвелл прикидывал, не могла ли на позицию ректора повлиять беседа с инспектором Дрейтоном. Может быть, служба безопасности взялась за Арнольда? Это казалось маловероятным, но все же возможным. Как бы то ни было, о нервном состоянии Арнольда можно было судить по той поспешности, с какой ему был предложен пост на Готике IV. Ректорат не только не хотел иметь ничего общего с этим вторым Питером Максвеллом, но и предпочел бы убрать его с Земли на захолустную планету, где он вскоре был бы всеми забыт.
После смерти того, другого, Питера Максвелла его место на факультете, естественно, не могло оставаться незаполненным — студенты должны учиться, и кто-то должен вести его курс. Тем не менее для него можно было бы подыскать что-нибудь и здесь. А если этого не сделали и сразу же предложили ему пост на Готике IV, следовательно, на Земле он мешает.
И все-таки странно! Ведь о том, что существовали два Питера Максвелла, ректорату стало известно лишь накануне, а до тех пор никакой проблемы вообще не было.
