– Всё отдали, – серьезно кивнули они. – Гвардейцу ихнему, Макару… Из рук в руки…
– Значит, всё славненько прошло, говорите? – недоверчиво склонил патлатую голову старик, нутром своим браконьерским чуя какой-то подвох во всей этой истории.
– Да, конечно… А чего там не славненько-то?.. – удивленно, словно в первый раз увидев, с кем они говорят, запожимали плечами парни.
– Хм… – с сомнением прищурился и покривил обветренные губы Сойкан, но, видя, что кругалями ходить – ничего от них не добьешься, решил взять быка за рога. – А чего ж вы тогда, братцы-кролики, такие… притихшие? А?
Курьеры молча переглянулись, смущенно пожали плечами, неопределенно хмыкнули, и хотели было отделаться шуткой, но один из них не выдержал.
– Ты знаешь, дед Сойкан… – краснея и не глядя в глаза старику, сбивчиво заговорил он, взволновано комкая шапку в руках. – Когда мы в город пришли… было темно уже… почти совсем… но люди всё равно ходили… немного, но было… и вот… они нас видели… подходили… боязливо… спрашивали, кто, что, кому… Мы отвечали… значит… И тут и остальных словно прорвало.
– А они нас обнимать принялись…
– …улыбались…
– …предлагали помочь…
– …одна бабка заплакала…
– …но сказала, что это она от радости…
– …что у них такие кормильцы есть…
– …которые пропасть не дадут…
– …они говорили нам спасибо…
– …и что мы молодцы…
– …и спасители…
– …и что они рады нас видеть…
– …и…
– …и…
Они вдруг снова замолчали и уставились куда-то в бесконечность, словно внезапно в мире кончились все слова.
Сойкан немного подождал, не последует ли продолжение, и когда продолжения не последовало, медленно поджал губы и кивнул с торжественно-задумчивым выражением лица.
– Ясно…
– Нет, старик… Ничего тебе не ясно… – вдруг очнулся, провел рукавом по глазам и упрямо покачал головой один из бывших стражников. – Понимаешь…. Мне еще никто и никогда в жизни не говорил спасибо… И уж, тем более, что рад меня видеть.
* * *
Находка закончила заговор обычным «…слово моё – замок, ключ – под порог», округло провела правой рукой над маленькой горкой соли, насыпанной на чистой тряпочке размером с носовой платок, и быстро завязала ее.
Старушка, напряженно замершая за ее спиной на кривоногом стуле у дверей в позе ракеты ПВО, готовой к пуску, позволила себе облегченно выдохнуть, словно это не октябришна, а она только что потратила долгих десять минут на наговор, и нерешительно приподнялась с места.
– Уже… можно?..
Несколько секунд рыжеволосая девушка словно приходила в себя после усилия, потраченного на колдовство, или подыскивала слова, или соображала, в каком мире находится, потом повернулась к посетительнице, улыбнулась и кивнула, протягивая узелок:
– Вот, забирайте, матушка Гуся. От бурления в животе и от того, что бывает после, всё как просили. Принимать по несколько солинок – можно на язык, можно в водичку, только немного воды тогда. Раза два-три попьют, через час-полтора, и всё отпустит.
– Ох, спасибо тебе, девонька, выручила… – облегченно закивала старушка, и морщинки ее залучились. – А то умаялись мы с ними, сорванцами, да и они замучались… Некоторые, почитай, в жизни мяса не едали, а тут – нА тебе…
– Да уж… понятно дело… кишечное расстройство желудка… с непривычки-то… у кого не будет… – закивала Находка в подтверждение слов воспитательницы, но вид у нее при этом был отстраненный и слегка расстроенный, словно на уме у нее при этом было еще что-то другое, давно зацепившее и не дававшее покоя.
– Ох, выручила ты нас, мила дочь, выручила…
– Н-ничего… приходите… всегда помочь… рада…
– Ну, до свидания, мила дочь, – улыбнулась на прощанье старушка, повернулась и пошла к выходу. И тут ученица убыр решилась.
– М-матушка Гуся?..
– Да, девонька? – воспитательница маленьких беспризорников Постола оглянулась, ласково улыбаясь.
Под добрым взглядом маленьких выцветших глаз такой же маленькой выцветшей старушки вся решимость истомившейся октябришны отчего-то вмиг растаяла и улетела в небо белым парком, словно снежинка со сковородки.
– А-а… Э-э… То есть… Я хоте… ла… Нет… То есть, нет… Нет, ничего… ничего… – смешалась и покраснела октябришна. – Д-до свидания…
– Да нет, ты говори, девонька, не тушуйся, если тебе надоть чего, или помочь, или спросить… Я же, чем могу, тебе пособлю, ты не сумлевайся, голубушка. Справиться про что надо – справляйся, не думай даже… Я ведь понимаю. Когда я была молодкой, как ты, мне ведь тоже многое любопытственно было.
Находка, с пылающими как пожар в джунглях щеками, с ужасом чувствуя, как огонь смущения распространяется и на всё лицо, и даже уши, потупила серые очи и сконфужено втянула голову в плечи.
– Ты говори, девонька, говори, спрашивай, – ободряюще погладила ее по дрожащей руке костея. – Между нами, женчинами, какие секреты быть могут?
И ученица убыр решилась, отвернулась, зажмурилась и выпалила, пока не передумала и не застеснялась до потери сознания:
– Как отличить, нравишься ты парню по-настоящему, или он просто так?
Матушка Гуся заулыбалась тепло, понимающе, словно Находка была ее внучкой, сжала теплой сухонькой ладошкой холодную руку октябришны, склонила голову чуть набок, словно размышляя над сложной задачей и, наконец, ласково, нараспев произнесла:
– Мой тебе самый первый совет: сердце свое послушай-поспрошай, девонька… Мы, женчины, хоть какая ты молодая ли, неопытная ли, бестолковая будь, а такое дело всегда сердцем чуем.
– И… всё?..
По удрученному виду Находки старушка поняла, что «во-первых» оказалось явно недостаточно, сочувственно качнула головой, и плавно перешла к «во-вторых»:
– Нет, не всё, голубушка. Ежели ты ему не всё равно, то есть, по-нашему говоря, он в тебя влюбленный, он тебе подарочки носить будет всяко-разные: пряники там, ленты, колечки, румяна… Что душе твоей мило, то он и будет дарить. В-третьих, коли ты ему ндравишься, он тебе угодить стараться будет, и соглашаться с тобой во всем станет, чтобы приятно тебе сделать. В-четвертых, что ты его ни попросишь сделать – он все исполнит, девонька, только глазом моргни… В-пятых, радовать тебя будет каждую минуту, что он с тобой рядом… В-шестых…
Что шло шестым пунктом в руководстве старой костеи по опознанию неравнодушных воздыхателей юных дев, бедной ученице убыр так и не удалось узнать, потому что в дверь коротко стукнули три раза.
– В-войдите!.. – возвысила слегка осипший от волнений голос Находка.
– Это я, можно?..
Дверь, печально рассыпая по рассохшемуся дубовому паркету остатки позолоты, приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась, заговорщицки поблескивая озорными карими глазами, улыбающаяся физиономия Кондрата.
Матушка Гуся кинула один взгляд профессиональной женщины на женщину начинающую, продемонстрировала гостю мешочек с наговоренной солью, подбадривающее улыбнулась застывшей Находке, пробормотала «Ах, да, я же еще к его высочеству заглянуть хотела», и выскользнула из комнаты.
– Так нам можно войти, или не очень? – не переступая порога, загадочно уточнил Кондрат.
– Нам?..
– Ага, – таинственно ухмыльнулся тот. – Нам с подарком. С подарком?!..
Сердечко октябришны восторженно затрепетало, подпрыгнуло, ударилось в плечо, и от удивления собственной прыти пропустило такт. С подарком!!!.. Что там?.. Пряники?! Ленты?! Колечки?! Румяна?! Нет, румяна лучше не надо… Румянами она пользоваться не умеет…
Конечно, лучше бы это были пряники… Да хоть один пряник… На меду… с орешками… с глазурью сахарной… с картинкой печатной… Или колечко медное… или каменное… зелененькое… Хотя, ленты, особенно, если красные, тоже непло… МЕДВЕДЬ?!..
– Ой…
– Вот, Находочка. Это тебе.
– Медведь?.. – слабым голоском озвучила она очевидное и опустилась на кривоногий позднее-вампирский стул.
– Ага, – довольно ухмыльнулся Кондрат. – Его звать Малахай, и он вчера нас с Серафимой и Сойканом спас от большой свиньи.
– Ее ты мне, надеюсь, не принес? – не удержалась Находка.
– Н-нет, – удивленно покосился на нее гвардеец. – Хотя ближе к ужину наверняка об этом буду жалеть. Да я бы и Малахая не притащил, но ему твоя помощь срочно нужна. По-моему, у него лапа сломана. Вот, передняя.
– Бедный!.. – мгновенно позабыв про обиды и разочарования, всплеснула руками октябришна. – Клади его скорей сюда, на стол, поближе к окну.
Медвежонок, прикорнувший и успокоившийся на руках у солдата, очутившись на твердом зеленом сукне, тут же проснулся и жалобно заскулил.
– Тихо, тихо, тихо, тихо… – полуприкрыв глаза и прикоснувшись ладонями к выпуклому медвежьему лбу, быстро-быстро забормотала Находка, и медвежка, жалобно всхлипнув еще несколько раз, притих и как будто снова заснул.
