Ознакомительная версия.
— Про что людишки говорят, мне неведомо, да и неинтересно, — отмахнулась она. — Ты вот — главная моя забота нынче.
— А что я, — пожал плечами гость. — По твоим меркам, наверно, такой же, как и все…
— Это мы сейчас проверим, — пообещала старуха, скривив рот так, будто повело его заболеванием каким. И в тот же миг половицы разошлись под ногами кузнеца, и полетел он вниз, как мешок с навозом. Уцепиться успел за края люка, а ноги над самой водой повисли. Замер Никола на мгновение, осмотрелся, как мог — а под ним трясина. Другого, впрочем, и быть не могло. Но самое неприятное — тянулись к нему из воды чьи-то руки в количестве не меньше десятка, так что даже поверхность воды бурлила. И лица слуг Кикиморовых рассмотреть оказалось возможным. Страшные они — кто-то высох, кого-то, напротив, вширь раздало. И глаза мёртвые, невидящие…
Вой оттуда послышался жуткий, будто голодные звери добычу почуяли. Старуха даже не обернулась поначалу, прибирала на столе — то ли чашки ставила, то ли варенье в вазочку перекладывала.
Понял кузнец: это ещё не самое страшное, что его может сегодня ожидать. Напрягся, отпихнул ухватившиеся за пятку пальцы, и подтянулся на руках. Лёг грудью на пол, отдышался, потом ноги подтянул.
— Присаживайся, мил человек, — между тем спокойно произнесла старуха. — Наверно, проголодался с дороги. Сейчас чаёк пить будем. — А сама три чашки поставила, словно ещё гостя ждала.
Обратил внимание Никола на это, но промолчал, побоялся заново Кикимору сердить. Может, таких ловушек у неё в доме понаставлено множество. Другая, не ровен час, сработает удачнее.
— Я до людей некоторую слабость питаю, — пояснила хозяйка, направившись к кухонному серванту. — Особенно мастеровых уважаю. Они мне про все свои хитрости профессиональные рассказывают. А я страсть как люблю послушать да разобраться в этом. Вот ты, например, кузнец?
— Кузнец, — кивнул Никола.
— А кузнецов у меня ещё не было. Редко они нынче по болотам хаживают да заботу пытают.
— Если интересно что, спрашивай, я с тобой и так поделюсь. Для этого нет надобности человека в топь затаскивать.
— Не скажи, любезный! — хохотнула старуха. — Иные и после смерти секреты свои утаить стараются. Есть тут, к примеру, один физик-ядерщик. Почитай, три года отмалчивался, какой-то подпиской мне в лицо тыкал. Невыездной, говорит, я, поэтому и сказать ничего не имею права. Потом срок прошёл, разговорила я его. Много чего человек знает!
— Зачем тебе эти знания-то? — спросил Никола. Голос его помимо воли звучал угрюмо.
— А зачем они вообще нужны? Ты вот, помимо своего ремесла, имеешь желание что-то узнать?
— Имею. Затем и пришёл сюда.
— То-то и оно, что пришёл. А мне и ходить никуда не нужно — все сами являются. Любопытно, что в мире творится. Прежде вот никто и не слышал про ядерное оружие, калайдеры да генную инженерию.
— Вас, нечисть лесную, не в обиду будет сказано, тоже никто не видел отродясь, — ответил Никола. — Только из сказок и слышали. Хоронились надёжно. А теперь — поди ж ты! — на всех углах встречаемся.
— И то верно! — осклабилась старуха. — Каждому свои знания достаются… Так, говоришь, про яблочки наливные тебе интересно? — Она ни с того, ни с сего вернулась к прежней теме.
— Интересно.
— А многим ли за секрет заплатить готов? — Кикимора поставила на стол тарелку свежей выпечки.
— Что спросишь, говори!
— А если жизнь твою?
Кузнец покачал головой:
— На что мне такой секрет, если воспользоваться я им не смогу?
— Тоже верно, — кивнула она и предложила: — Ну, присаживайся. — И стала наливать чай из принесённого чайника — опять в три чашки.
— Кто же с нами за столом соседствовать будет? — не удержавшись, спросил Никола. — Или ещё ждёшь кого?
— Да все тут, просто ты не видишь, — отмахнулась карга. — Но уж коли жить тебе осталось не больше часа, просвещу… — Она будто водой на него с пальцев брызнула — и увидел кузнец рядом с собой ещё одну старуху. Одета та в серый плащ с капюшоном, и лица её было почти не разглядеть. Только костяная челюсть выступала. Да по косе, прислонённой рядом, догадался обо всём Никола.
Смерть это была его. Такую невозможно не узнать: при виде её внутри сердечко стынуть стало. Значит, не обманула Кикимора, действительно решила покончить с ним. Каким способом — уже не важно. В чужой монастырь со своими порядками не приходят. Скажут: полезай в печь — и полезешь, потому что волшебство здесь всё решает, а не человеческая воля.
Ощутил Никола мгновенное отчаяние, какое только в ступор может человека завести, а свет в конце тоннеля не обещает. Обида в душе всколыхнулась на долю свою горемычную да судьбу бестолковую. Умереть, не сделав главного в жизни — не выручив жены и детей. Того, в чём предназначение мужика состоит, природой заложенное.
Великое унижение почувствовал кузнец, только под глыбами разочарования и безнадёги шевельнулось ещё что-то в душе. Может, вера человека в разумность Сущего: не случается ничего в этом мире без определённого назначения, и хотя зачастую скрыто оно от понимания людского, всё равно имеется и верховодит над всем. Даже над нечистью, колдовством наделённою. А раз так, то в любой, самой трудной и нелепой ситуации, скрыт высший смысл. И ключ к его разгадке в том, чтобы надоедливое отчаяние из сердца отринуть. Принять всё, как есть, и попытаться сделать хотя бы то, что первое придёт в голову.
И стала набухать внутри кузнеца злость, только уже спортивная. Как говорят на Руси, помирать, так с музыкой. Переменилось что-то в нём после жуткого знакомства, будто на мир немного с другой точки зрения посмотрел. Случается такое даже со зверем, когда припрёшь его к стенке, и остаётся у него выбор — либо умереть в бою, либо сложить лапки и сгинуть бесславно. Мало-мальски уважающий себя хищник выбирает первое, и славную какофонию перед кончиной устраивает.
Расправились плечи у Николы, желваки на скулах заходили. Явный признак, что боевой дух в нём просыпается. И хотя выбор действий не сильно богат — в штыковую пойти, как матросы первой гражданской, или хитрость какую измыслить — уже заработала голова. Даже задышалось легче.
— Давно за мной ходишь, старая? — спросил вторую гостью.
— От самой берлоги лесной. — Скрипнула та, немного откинув с лица капюшон. Череп пустыми глазницами внимательно рассматривал собеседника.
— А ну, как не захочу я с тобой пойти? — Озорно сказал, а сам костяшками пальцев хрустнул, точно боксёр перед боем.
— Кто же тебя спросит? — ухмыльнулась Кикимора. Принял во внимание ответ кузнец, но продолжил разговор со Смертью:
— Наверно, косу-то затупила о людские ребра?
— Почитай, лет сто не отбивала, — согласилась она.
— А если отобью да заточу — отпустишь? — Никола тем временем уже примирялся взглядом к косе. Кто знает, может, сейчас только ловкость да быстрота позволят справиться с двумя старухами.
— Вопрос не ко мне. — Смерть кивнула на хозяйку дома.
— Для неё у меня подарок особый будет. — Никола глаза сузил, чтобы не разгадали его намерения.
— Это что ты, красавчик, удумал? — всплеснула руками Кикимора. — Драку, что ли, затеешь?
— Зачем драку? Зубы тебе намерен вышибить.
— О Господи!
— Да ты, хозяйка, не бойся, — пояснил кузнец. — Не со зла. Помочь тебе хочу с гнилью расстаться. Улыбка твоя страшна очень. Точно упыриная.
Старухи удивлённо переглянулись, и Кикимора уточнила:
— Дантистом, что ли, работал прежде?
— Нет, как был кузнецом, так и остался. Но опыт в этом деле кое-какой имею. Выкую тебе железные, чтобы можно бревна перепиливать.
— Что-то я в толк не возьму… А как же они держаться будут?
— На присосках! А вживить решишь — своим мастерством пользуйся, тут я тебе не советчик. Или обратись к брату Лешего, деду Васюку, он по части здоровья дока великий. Свои-то зубы у него точно у жеребёнка — ровные да белые.
— Может, чистит чем? — спросила Смерть, и, открыв рот, залезла туда костяной пятерней. Похоже, у неё тоже имелись проблемы.
— Спросите потом. Ну, что, договорились? — С этими словами Никола подхватил косу, примерился, ладно ли лежит в руке, да принялся крутить ею, как хворостинкой, прямо перед собеседницами. Конечно, испугать их было трудно, но и это оказался маленький плюс в его сторону.
— Хорошо работаешь, — похвалила Смерть. — В помощники мне пойти не согласишься? — И хохотнула впервые за разговор. Похоже, тот налаживался.
— Пошёл бы, да своих дел невпроворот, — честно признался Никола.
— Ну, ладно, давайте чайку попьём, — спохватилась Кикимора. — Остынет.
Они хлебнули, взялись за баранки домашние.
— Давненько такой командировки не было, — откинувшись на спинку стула, произнесла Смерть. — Обычно всё впопыхах да второпях. Ни поговорить с человеком, ни посидеть с трубкой… Вжик поперёк грудины — и через плечо да на солнышко.
Ознакомительная версия.
