– Да?… – заливалось в ответ сопрано. – Да?… Это я-то ‹неразборчиво›?… Я?… Да как у тебя язык повернулся?… Да может, я потому и ‹неразборчиво›, что ты мне за это морду набил!…
Судя по относительной сдержанности высказываний, отношения выясняла молодая интеллигентная чета… Нет, все-таки народ в Баклужино – не в пример культурнее… У лыцких бы уже мат шел сплошняком, без вкраплений… Хотя все равно неприятно… Вдобавок голосистые супруги окончательно заглушили далекий шепоток Анчуткиных сородичей – и беженец брезгливо передернул плечиками, что, кстати, учитывая сопротивление кирпичной стены, было не так-то легко сделать. Как и всякий порядочный домовой, он не выносил житейских склок…
Поплутав по простенкам и едва не заблудившись впотьмах, Анчутка почти уже вышел на искомый шепоток, но тут кирпичи пронизала легкая дрожь – видимо, окончательно обнаглевший пилот прошел совсем уже низко. А тут еще слева из общего мрака, как назло, подкрался все тот же скандал:
– Сама уже не знает, что кому врать!…
– Это я-то не знаю, что кому врать?…
Кажется, шепоток шел справа. Анчутка осторожно выставил наружу настороженное ушко… Все верно! Домовые находились в соседней квартире – точнее, в ванной комнате. Их было двое. Странно… Тут скандал за стеной, а им хоть бы хны…
– Что-то копоть вроде какая-то… неконкретная… – с сомнением бормотал один.
– Правильная копоть… – сипловато возражал другой, чем-то шурша. – Прямиком из Лыцка…
– Через Чумахлу… – со смешком добавил первый.
Второй обиделся, не ответил. Потом оба, кажется, встали. Анчутка ударился в панику: померещилось, будто речь идет о нем («Из Лыцка…», «Через Чумахлу…»), и только-только перевел дух, как почувствовал вдруг, что его не больно, но крепко берут за торчащее наружу ушко.
– И кто ж это у нас такой любознательный?… – ласково осведомился сипловатый, извлекая Анчутку из стены за чуткий лопушок. – Н-не понял… – озадаченно сказал он, узрев незнакомое смущенное личико – Ты кто, братан? Назовись…
Пришлось назваться и заодно объяснить, что он делал в простенке. Выручила дымчатая масть. Это ведь только местные разношерстки своих же баклужинских сплошь и рядом топят, а лыцкие друг за друга держатся крепко, тем более – на чужбине…
– А-а, беженец… – смягчившись, протянул тот, что сомневался в качестве копоти (иными словами – ладана). – Мохнатый зверь на богатый двор?… Ну как там, в Лыцке-то?. Да садись, чего стоишь!…
Все трое присели на резиновый коврик. Сипловатый забил косяк и чиркнул позаимствованной на кухне спичкой. Почмокал, затягиваясь, и передал косячок товарищу. Анчутка хотел было приступить к жалостному рассказу, но тут как раз подкатила его очередь. Обижать хозяев не хотелось, так что пришлось тоже затянуться…
Внезапно сквозь дверь в ванную просунулась совершенно зверская дымчатая мордочка еще одного домового. Носопырка – раздута, глазенки от изумления и бешенства – тоже. Не иначе – старшой по масти…
– Вы что делаете?… – испуганным шепотом рявкнул он. – Вконец оборзели?… Ванная вся уже ладаном пропахла!… – Присмотрелся – и чуть не плюнул. – И курить-то, сявки, не умеют… – вконец расстроившись, молвил он. – Без затяжки надо облачко выдохнуть – и носиком, носиком его собирать…
Тут он заметил Анчутку – и осекся.
– А это еще что за зверь?
Анчутка отдал косячок и неловко поднялся с коврика.
– Да беженец он… – лениво пояснил кто-то из сидящих.
Старшой прошел сквозь дверь целиком и остановился перед Анчуткой.
– Ну вы что? – с упреком обратился он к курильщикам. – Совсем уже, что ли?… Не разобравшись, не проверив…
– Да дымчатый он, дымчатый… Чего проверять-то?
– Дымчатый! – недовольно фыркнул тот. – Дымчатые, они тоже, знаешь, всякие бывают… – Сердито оглядел Анчутку и кивнул на дверь. – Пошли к Кормильчику…
Признанный авторитет лыцкой диаспоры в Баклужино, больше известный под кличкой Кормильчик, был крупным домовым нежно-дымчатой масти, личико имел упитанное, угрюмое, а нрав, судя по всему, вредный да въедливый.
– Ладно, верю… – буркнул он, выспросив у Анчутки все подробности из жизни лыцкой нечисти. – Обитал, обитал ты на Коловратке… Если Марашку знаешь, значит, обитал…
Разговор происходил в одной из квартир четвертого этажа, где вот-вот должна была случиться плановая разборка с некой злостной неплательщицей. Кроме развалившегося по-хозяйски в мягком кресле Кормильчика и потупившегося беженца, в комнате еще присутствовали два смешливых бойца, с которыми Анчутка недавно подкуривал ладан. Один из них держал за шкирку то и дело пытающегося вырваться буйного рукастого барабашку.
– Нет, ну это ладно, это ладно, братан… – задумчиво продолжал Кормильчик, снова удостаивая Анчутку благосклонным взглядом. – Ну а границу-то, границу ты как переходил?…
И успокоившийся было Анчутка осознал с тоской, что тут-то его и начнут припирать к стенке.
– Контрабандист переправил… – грустно соврал он, вильнув глазенками. – Или браконьер…
– Кликуху, кликуху назови…
– Да я не спросил…
– Ну а какой он из себя, какой?…
– Здоровый такой… – начал неуверенно плести Анчутка. – С кулаками…
– Знаю… – сказал Кормильчик, на мгновение перед этим призадумавшись. – Якорь у него кликуха. Якорь… Туда – с приворотным зельем, обратно – с ладаном…
Тем временем отворилась входная дверь – вернулась квартиросъемщица. Слышно было, как она сбрасывает в прихожей туфли и, отдуваясь, тащит на кухню что-то увесистое и неудобное. Затем последовало несколько секунд звонкой тишины – это хозяйка услышала голоса. Далее грохнуло, зазвенело – и в комнату со скалкой в руках ворвалась кряжистая особа женского пола. Окажись на месте домовых грабители, аминь бы настал всей банде. Даже огнестрельное оружие не помогло бы, поскольку по габаритам гражданочка в аккурат соответствовала дверному проему и уложить ее можно было разве что разрывной противослоновьей пулей.
Грабителей в помещении она, естественно, не обнаружила. Комната была пуста, а вот голоса продолжали звучать как ни в чем не бывало… Квартиросъемщица охнула, выронила скалку и опрометью кинулась к дверям – рисовать на притолоке кресты и звезды. Потом запустила ручищу в лифчик восьмого размера и выхватила ампулу со святой водой, надо полагать, лыцкого производства.
– Займись… – недовольно молвил Кормильчик.
Один из бойцов (тот, у кого руки не были заняты прозрачным загривком рвущегося в бой барабашки) вразвалочку приблизился к хозяйке и, поднявшись на цыпочки, выдернул ампулу из толстых пальцев.
– Во, дура!… – подивился он, брезгливо разглядывая трофей. – Водичка-то левая, из-под крана… А ампула, гля, настоящая! «Выведем нечисть на чистую воду!…» В Чумахле небось разливали…
Уставив безумные глаза на плавающую в воздухе ампулу, хозяйка, тихо подвывая от ужаса, отступала к дверям. Затем налетела спиной на косяк и взвыла в полный голос…
– Спускай Барбоса… – буркнул Кормильчик. Второй боец направил исступленного барабашку в нужную сторону и закатил напутственный пинок. Тварь подпрыгнула, метнулась к серванту и упоенно принялась бедокурить. Со всхлипом распахнулись стеклянные створки, заныл, задребезжал хрусталь, забрякало серебро и всякий там прочий мельхиор… Из выскочившего нижнего ящика вспухло и заклубилось мучное облако. Квартиросъемщица, припадочно закатив глаза, оползала широкой спиной по косяку.
– Ладно… – сказал Кормильчик, вставая. – Дальше – по плану, по плану… Только ты… это… намекни потом, чтоб заплатила… А с домовладельцем – я уж сам…
Оправил нежно-дымчатую шерстку и двинулся к выходу. Анчутка семенил следом. Вдвоем они прошли сквозь стену мимо железной двери и спустились по лестнице на третий этаж. Квартира хозяина дома, располагавшаяся в двух уровнях, заодно являлась и резиденцией самого Кормильчика. Прекрасно отделанная и наглухо замурованная от людей кладовка служила главарю баклужинской мафии апартаментами. Однако сейчас он направлялся не к себе, а прямиком в кабинет хозяина.
Домовладелец оказался молодым кадыкастым человеком с восковыми хрящеватыми ушами. Кормильчик неспешно расселся в кресле для посетителей и, строго взглянув на спутника, явил себя людскому взору. Что касается Анчутки, то он прекрасно понял намек и остался незрим.
Увидев внезапно возникшего в кресле Кормильчика, хозяин вздрогнул, но тут же расплылся в неискренней выжидательной улыбке.
– Ну, с этой… из восемнадцатой… разбираемся… – небрежно обронил нежно-дымчатый главарь. – Завтра заплатит.
Домовладелец просиял, но тут Кормильчик поднял на него выпуклые задумчивые глазенки – и улыбка увяла.
– Когда евроремонт делать будем?… – тихо осведомился Кормильчик.
Хозяин обмяк, расстроился.
– Может, афро?… – жалко скривясь, с надеждой спросил он. – Доллар подпрыгнул…
