— Не вижу, в чем проблема.
— Во фреске. Депутатский делегат настаивает на портрете Шарлотты.
— Наверное, я смогу убедить ее попозировать.
— Это не натура, мистер Джет. У нас проблема с натурой для фрески, изображающей Таити. Есть и другие проблемы с натурой, несмотря на то что здесь под боком есть модельное агентство. Нет, мистер Джет, проблема в художниках!
— Я думал, у вас кое-кто есть.
— Не думаю, что вы одобрите. Да, есть у меня несколько человек, ожидающих заказы, образцы — в вашем кабинете, но… однако…
Хеллер велел Изе снова запереть на ключ дипломатическую миссию и зашагал по бесконечно длинному коридору, минуя несчетное количество дверей, назад к своему офису. Изя семенил сбоку, канюча, что, ей-Богу, не знает, стоит ли ему сейчас показывать их работу.
— Вы же нашли художников, разве нет? — прервал его Хеллер.
— Да. Но их стиль идет вразрез с общепринятым. Они противники истэблишмента, и это должно завоевывать им друзей, но они полные нонконформисты. Кое-как окончили художественную школу при Нью-Йоркском университете, учителя терпеть их не могли. Попытались прижиться в Сохо, в Нью-Йоркской колонии художников, но подверглись остракизму, и им велено было убираться. Они не хотят проституировать своим искусством, работая на рекламные компании, поэтому у них ни жилья, ни жратвы.
— Проституировать своим искусством, — повторил Хеллер. — М-м-м. И что же это за художественный стиль, который так плох?
— Он называется «неореализм». Когда они пишут парусник, то он и похож на парусник. Это довольно революционно! И очень смело, всем модернистским течениям удар прямо в
зубы. У них люди похожи на людей!
Они уже входили в офис Хеллера — пол-акра белого мохнатого пола. Хеллер прошел к окну и открыл фрамугу. Великолепный вид: нижний Манхэттен в мягких лучах сентябрьского солнца.
— Здорово пахнет краской, — сказал Хеллер и, повернувшись, увидел у входной двери прислоненные к стене десятки холстов. Он посмотрел на них, подошел поближе. — Да они же великолепны!
Собственно говоря, они не отвечали волтарианским нормам, но лучшего на этой планете ему, пожалуй, видеть не приходилось.
— Понимаете, — стал объяснять Изя, — техникой они вполне владеют, но после изучения картин Рембрандта, Вермеера и Микеланджело они сбились с пути — совсем перестали идти в ногу с миром искусства. Один даже отказался ездить по тюбикам с красками на трехколесном велосипеде и назвать это картиной несмотря на солидное комиссионное вознаграждение. А другие выступили в его защиту. Что-то вроде забастовки солидарности. Теперь идет их травля. Хеллер взял в руки большое полотно. Девушка в красках живой плоти, на плечи накинута красная шаль, на головке в хрупком равновесии глиняный кувшин оранжевого цвета. Будь я в лучшем настроении, я бы назвал эту картину очень сексуально возбуждающей. Изя поднял другую. На софе — прекрасная обнаженная девушка, держащая кошку на вытянутых вверх руках. Благодаря какой-то уловке даже на моем двухмерном экране изображение выглядело чуточку трехмерным. Изя взял еще одну: профиль девушки, откусывающей цветок розы с куста, очень похожего на настоящий, — только лицо, зубы и роза.
— Где эти ребята? — спросил Хеллер.
— Их восемь человек; они у меня в приемной — бурно выражают свои эмоции! Только, мистер Джет, мое дело предупредить: это искусство не в моде! Этот кот выглядит настоящим котом! Те девушки выглядят настоящими девушками! Я не…
— Согласен — нам следует это обдумать, — прервал его Хеллер.
— О, слава Богу.
Хеллер уселся за свой стол.
— Вы привели в порядок все мои учебные дела?
— А как же? — обиженно сказал Изя. — Вы отвечаете на всех перекличках, сдаются все ваши контрольные, делаются все ваши лабораторные. И нам больше не приходится писать от руки или на пленку: все прошлогодние лекции тех же самых классов лежат у вас в верхнем ящике в мимеографической форме. Вы даже занимаетесь гимнастикой. У Бац-Баца отлично идут дела в корпусе подготовки офицеров запаса. А вот вам пейджер — носите на случай внезапного вызова, — и он передал Хеллеру приемное устройство. — Надеюсь, вам теперь будет полегче.
— Прекрасный способ учиться в университете, — комментировал Хеллер. — Сегодня утром мне удалось пройти собеседование у психиатра, но в следующем семестре мисс Симмонс снова сядет мне на хвост.
— Извините, здесь я вам не помощник. Мой настоятельный совет — воздерживайтесь от насилия, это совсем не деловой подход. Может, ее как-то подкупить?
— Дохлый номер, — сказал Хеллер.
— Значит, все-таки вы можете провалиться.
Вошел Римбомбо.
— Ладно, я решил, — сказал Хеллер. — Бац-Бац, наша тачка выдержит одиннадцать человек?
— Запросто! — ответил Бац-Бац.
— Это не разрешается, — запротестовал Изя.
— И все эти холсты? — поинтересовался Джет.
— Попробуем, — сказал Бац-Бац.
— Собирайте своих художников, — обратился Хеллер к Изе. — Пусть они и их холсты будут внизу, у парадного входа.
— Куда мы отправляемся? — расстроился Эпштейн.
— Заниматься маркетингом, вот куда, — пояснил Хеллер.
— Послушайте, — взмолился Изя. — Я могу купить все, что вам нужно. Могу сделать это оптом.
— Я не это имею в виду. Мы будем заниматься рынками сбыта.
— А, это та книга, которую я вам дал, — понял Изя. — И что же мы будем сбывать?
— Согласно исследованию спроса населения — «девочек».
— Но это же противозаконно!
— Учебные задания надо выполнять честно, — сказал Хеллер. — А это — данные исследования. Итак, будет ли противозаконным попытаться незаконно обойти эту тему?
— Что правда, то правда, — согласился Эпштейн. — Выбора нет! Если данные говорят «девочки», значит, должны быть «девочки».
Несколько минут спустя холсты привязали к багажнику на крыше такси, вся компания кое-как втиснулась в старую машину, и та понеслась стрелой по Пятой авеню.
Глава 3
Вот что, господа, — обратился Хеллер к бесформенной человеческой массе в халатах, перепачканных краской, — в пространстве на пять человек их набилось девять плюс Изя и Бац-Бац на переднем сиденье, — я не хочу, чтобы вы смотрели на это как на проституирование своим искусством. Ближний к нему бородач подался от него назад — прямо-таки отшатнулся как от прокаженного, завопив:
— Мы отказываемся отклоняться от неореализма!
— Да ради Бога, не отклоняйтесь! — успокоил его Хеллер. — Но скоро вы поймете, что я имею в виду.
Они въехали в гараж «Ласковых пальм», втиснулись в лифт. Хеллер вошел в кабинет Вантаджио и застал его сидящим за рабочим столом и, похоже, немного страдающим похмельем. При виде целой толпы за спиной Хеллера он нахмурился.
— Мы хотим написать Минетту, — заявил Хеллер.
Для Вантаджио в такой ранний час это было немного чересчур прямолинейно.
— Доброе утро, малыш. Может, представишь своих друзей?
Хеллер удовлетворил его просьбу и сказал:
— У нас есть голая стена, которую необходимо прикрыть голой девушкой. Мы гарантируем подлинность изображения. Это для корпорации «Изумительно прекрасные первоклассные пляжи Таити». Единственная, кого я знаю из прекрасных таитянок, — это Минетта.
— Что ж, забирай ее, малыш. Сессия ООН начнется только на следующей неделе, так что работаем еще не в полную мощность. Минетта сделает все, что ей скажешь, я уверен.
— Нет, — возразил Хеллер. — Вот у Изи, — и он взглянул на растерянного Эпштейна, который явно не знал, где он и что происходит, — прекрасная мысль. Давайте сюда.
Хеллер вышел в фойе, открыл встроенный в стену шкаф и выкатил оттуда небольшую тележку-платформу, которая иногда для чего-то использовалась. Толкая ее перед собой, он пошел через фойе, и к нему тотчас пришел на помощь уборщик. Хеллер поставил платформу в дальнем углу, около входной двери. Затем он вернулся и привел с собой одного из художников, поставив его рядом с платформой. Потом достал мольберт и установил его перед художником, а тот, увидев мольберт, живо водрузил на него чистый холст на подрамнике. Хеллер с уборщиком поставили на платформу пару горшков с пальмами, после чего Хеллер пошел к телефону и набрал несколько цифр.
— Кто это есть? — послышался в трубке голос Минетты. — Я не одетый. Еще слишком рано!
— Ты уверена, что на тебе ничего не надето? — сказал Хеллер.
— О, привет, красавчик. Сейчас буду прийти к тебя!
— Нет, — говорил Хеллер, — бери свою травяную юбку, цветы для волос и спускайся в фойе.
— Фойе? Ты что — шутить? Вантаджио…
Хеллер передал трубку Вантаджио. Тот пояснил:
— Малыш меняет у себя обстановку, Минетта. Всякое случается. Спускайся вниз.
