«Какой странный сон», — отстраненно подумала я, закрыла глаз, повернулась к стене и заснула.
Школьный звонок заставил проснуться. Вылезать из теплой кровати не хотелось, я позавидовала тем, кому можно поспать еще, села на кровати и:
— Что за черт?!
Ведро от двери перекочевало к моей кровати и наполнилось водой. В него-то я и наступила.
— Какой ... это сделал? — вопросила я, прыгая на одной ноге и дрыгая мокрой. На столе возник серо-желтый комок.
— А я тут уборочку задумал. Случайно не знаешь, где я оставил свое ведро? — невзначай поинтересовался домовой.
— Оно у тебя вместо головы! — взревела я, кидая в домового тапочкой. — Хотя нет, у тебя там даже не ведро, а ночная ваза! Полная!
Домовой с писком увернулся от тапка и исчез со злодейским хохотом.
— Дождешься ты у меня молока, вредное домоводное! — прокричала я уже в пустоту. Потрясла кулаками и пошла к шкафу одеваться в гимнастическую форму. Тамара, разбуженная моими криками, сидела под одеялом и сонно терла глаза. Я повела плечами, поежилась и захлопнула форточку, которую Тамарка вчера забыла закрыть после проветривания. Влезла в черное трико и балахонистую красную гимнастическую рубаху, которую затянула поясом на талии, надела черные чешки. Тамарка, сидя на неубранной кровати, тщетно пыталась попасть ногой в штанину, ее форма отличалась от моей зелененькой расцветкой рубахи. Сегодня Томка даже не красилась, так как знала, что на зачете по гимнастике все равно сойдет семь потов и усилия окажутся напрасными и размазанными. Тамара затянула на голове хвост, я скатала култышку, и мы, зевая, направились в туалет, чтобы потом сразу спуститься в гимнастический зал. Завтрак нам сегодня не перепадал, потому что Фипс Бригсович категорически запрещал студентам набивать желудки до, а также еще час после тренировок. Поэтому занятие начиналось раньше, вместо приема пищи.
Дверь зияла черным полумесяцем, внутри которого виднелась противоположная стена коридора.
— Нехилое у нас смотровое оконце, — раздирая рот зевком, сказала Тамарка. Толкнула дверь и пошла в коридор. Я за ней и остановилась, глядя на резкую перемену, произошедшую с подругой. Черно-зеленое облачение сменило цвет на яркий насыщенный синий, так же, впрочем, как и волосы, и лицо, и руки. Я потерла глаз кулаком, недоумевая, что это вдруг стало с моим зрением. Кулак тоже мелькнул синим.
— Варька! — прошептала Тамарка, тыча в меня пальцем. Потом краем глаза заметила свою руку, обсмотрела ее, себя, потом меня, потом все вокруг. Но вокруг все радовало глаз привычными расцветками. А до меня вдруг дошло, и я стояла, разевая рот:
— А... А... А я, что, тоже такая же синяя? — тупо спросила я. Томка как-то уныло кивнула, видимо, слово «тоже» лишило ее крошечной надежды, что она посинела не полностью. Я отдернула горловину и посмотрела внутрь своей рубахи. Под рубахой тоже было все синее, как стены холла на первом этаже.
— Но это же мелко! — воскликнула я, почему-то ничуть не сомневаясь, что это одноклассников, наконец, прорвало, и они устроили нам пакость.
— Откуда они такое заклинание-то взяли? — удивилась Тамарка, тоже поняв, кто так пошалил.
— Да велика проблема — пошарились в книгах за старшие курсы! Делов то! Или спросили у кого-нибудь. Вот гадство! — шлепнула я себя по ляжке, чувствуя, что начинаю звереть. — И ведь как ловко подстроили, ни к кому уже сходить не успеваем, чтобы развеять эту окраску! Ладно, они еще потом свое получат! — мстительно сказала я, Тамарка рядом злобно сжала синие кулаки. И мы, вполголоса обсуждая ситуацию, пошли в гимнастический зал.
Когда мы вошли в зал, вся группа была уже в сборе и скалилась ртами, полными зубов. Фипс Бригсович всегда приходил в зал с запасом времени и теперь поправлял маты в ожидании гонга на пропускаемый нами завтрак, когда можно будет начать урок.
Когда мы вошли в зал, все заулюлюкали, захохотали, кто-то запустил в нас мяч. Томка его поймала и, глядя на обидчика, запустила мяч в другую сторону. Послышался стук и стон человека, которому неожиданно в лоб прилетел мяч, по-моему, это был Куня. Мы улыбнулись в тридцать два зуба, они почему-то не окрасились, поэтому на синих лицах это смотрелось впечатляюще, и я громогласно всех поблагодарила:
— Родные вы наши, — мы с Тамаркой поклонились в пол. Группа довольно захохотала. — Спасибо! Синий цвет — наш любимый!
Кто-то довольно выкрикнул «Пожалуйста!», «Обращайтесь, если что!» и неизвестно, сколько бы продолжался этот фарс, но тут бухнул гонг, Фипс Бригсович встал, развернулся к нам, свистнул и приказал всем строиться. Все закопошились как муравьи и выстроились в полосу. И тут Фипс Бригсович увидел меня и Тамарку, сложно было не выделить из толпы два монотонно синих пятна. Он выпучил глаза и сказал:
— Тамара, Варвара, шаг вперед из строя, — по шеренге прошелся смешок. Мы шагнули и встали плечо к плечу.
— Что это с вами? — вопросил учитель.
— Синяя неделя была, — хмуро начала я. Вводить Фипса Бригсыча в курс внутренних разборок не хотелось. Сзади сдавленно загоготали. Томка, понимая, что за дерзость учителю нам и незачет могут влепить, спасла ситуацию:
— Побочный эффект от наложения заклинаний.
— Да? — удивился учитель. — Но на здоровье это не отразилось? Может, вам позже прийти сдавать зачет?
— Нет-нет, здоровье в порядке, — поспешно произнесла Тома, — А эффект мы сегодня снимем, просто до вашего занятия не успели сходить.
— Ну попробуйте, — тихо и неприятно захихикали одногруппники. А у меня по всему телу, и даже по рубахе и по штанам заходили мурашки от недоброго предчувствия, что пакость-то может и не такая мелкая, как я думаю. Воображение сразу подсунуло картинки: заголовок в учебнике «Новая человеческая раса, выведенная искусственным путем»; Мариска и Ерема, получающие ученые награды и цветы; и я, синяя и в окружении синих внуков.
— Тогда ладно, встать в строй. Начинаем.
Он погонял студентов по залу, затем провел разминку и разогрев и, наконец, предложил тянуть билеты. Я вытянула пятый номер и возликовала: пятый комплекс упражнений был несложным. Пока кто-то сдавал, остальные с интересом следили за выступлением из-за защитной воздушной стены, окружившей маты, связки у всех были разные и каждый переживал, как он отработает свою. Подошла моя очередь.
Я встала на краешек поля из матов, подняла вверх руки с палочкой, Фипс Бригсович сказал:
— И-и..., — и я начала исполнять. Сначала палочкой в левый угол метнула заклинание обездвиживания, далее сделала два кувырка по диагонали, остановилась на лопатки, ноги взметнулись вверх. — Пять и шесть..., — считал Фипс Бригсович. Я сделала прогиб на мостик и вертикальный подъем. Присесть, в правый угол создать два огненных шара. Дальше делаю сальто, колесо и сплетаю заклинание охлаждения воздуха за спину. Уф, кажется, все.
— Хорошо, только исполнять нужно немного почетче, фиксировать в конце каждую позу. Зачет, — кивнул Фипс Бригсович, и крикнул в очередь. — Следующий!
Я встала за стену к остальным. Уже получившие зачет маялись ничегонеделанием, некоторые делали ставки на сдающих учеников. Не прошли по матам еще человек шесть, урок скоро должен был закончиться. К нам с Тамаркой гуляющей походкой подошла Мариска и вскользь заметила:
— Какие-то вы сегодня бледные. Я бы даже сказала, синюшные, — и, ухмыляясь, приподняла бровь: — Плохое самочувствие?
— Да, — взволнованным голоском отозвалась Томка, а я подхватила:
— Мы так переживаем, что у кого-то из наших одноклассников проблемы с мозгами. Все измаялись. Видишь, до чего это довело?
— Это только начало, — промурлыкала Мариска. Мы отошли в сторонку, к нашему разговору с интересом стали прислушиваться остальные, постепенно все отвернулись от стены и окружили нас троих.
— О, а кстати, нам это очень помогло! — начала я, а Тамарка продолжила:
— У нас как раз не было костюмов для нового танца! А теперь все будет смотреться как нельзя лучше, — я подмигнула Тамарке и мы, отскочив от толпы, встали рядышком и начали виртуозное исполнение, не забывая себе подпевать. Танец мы придумали еще на первом курсе во время особенно хорошего настроения, и исполняли его только в своей комнате от переизбытка энергии, и только когда никто не видел, потому что он был крайне неприличным. Теперь нам уже нечего было стесняться. Мы синхронно исполняли ритмичные движения, трясли и вертели разными частями тела под шебутную песню из Серого квартала, которая тишком гуляла среди народа и называлась «Похабно, а и ладно!»
Музыка стала громче, потому что парни стали нам подпевать, хлопать в ладоши и прищелкивать пальцами в такт. Им движения очень понравились. Фипс Бригсович косил на скопление народа глазом, но ему не было ничего видно, а отойти к нам он не мог, так как принимал зачеты.
