— Ого, отлично, — отозвался Тильден. — Вы основательно подготовились, сержант.
— А теперь королевский шиллинг, сэр, — настойчиво сказал Ваймс, паря на крыльях дерзости.
— Что?
— Я должен взять королевский шиллинг, сэр.
— Э… а у нас есть…
— Он, кха, в нижнем ящике, сэр, — подсказал Мордач. — На обрывке веревки.
— Ах, да, — просиял Тильден. — Давненько мы его не доставали, что?
— В самом деле? — переспросил Ваймс.
Немного порывшись, Тильден вытащил монетку на свет. Это был настоящий старый шиллинг, может, теперь из-за серебра стоящий с полдоллара, и — что ж, коп есть коп — всегда, как только он попадал в новую руку, его отдергивали за веревочку прежде, чем человек смог бы его стащить.
Однажды Ваймс уже принимал присягу. Он не знал, отменяет ли ее повтор действа. Но это было необходимо, и нужно было хотя бы дотронуться до шиллинга. Он почувствовал его вес на своей ладони и с бесстыжим удовольствием сжал пальцы прежде, чем капитан успел его вытянуть. Но потом все же отпустил его.
Отдав честь в последний раз, он повернулся и хлопнул Мордача по плечу.
— С позволения капитана я хотел бы поговорить с тобой, снаружи.
И вышел вон.
Мордач взглянул на Тильдена, который все еще сидел, точно загипнотизированный, а шиллинг болтался на веревочке, зажатой в его кулаке.
— Отличный человек. Очень хороший, — сумел произнести капитан. — Сильный характер.
— Кха, пойду, узнаю, что ему нужно, сэр, — бросил Мордач и побежал вниз.
Он дошел до конца коридора, когда из тени появилась рука и ухватила его.
— Ты очень полезный человек, Мордач, — прошептал Ваймс. — Это я вижу.
— Да, сэр, — ответил Мордач, стоя на цыпочках.
— Держишь ушки на макушке, а?
— Да, сэр!
— В любом местечке найдется кто-нибудь, кто всегда знает, что происходит, и может достать практически что угодно, Мордач, и, полагаю, ты именно такой человек.
— Кха, да, сэр!
— Тогда слушай. Ботинки восьмого размера, шлем — семь с четвертью, и хороший кожаный плащ. Ботинки должны быть добротными, но поношенными.
— Поношенными?
— Да. С практически стертыми подметками.
— Практически стертыми подметками, кха, сделаю.
— На нагруднике не должно быть никакой ржавчины, но пара вмятин — вполне приемлемо. Хороший меч, Мордач, и уж поверь мне, я могу отличить хороший меч от чего бы то ни было еще. Что же до всего остального, полагаю, такой человек как ты сможет отыскать все самое лучшее и доставить все к доктору Лоуни к десяти утра. И ты кое-что получишь за это, Мордач.
— Что же, сэр? — спросил он, чувствуя себя неуютно в держащих его руках.
— Мою безграничную дружбу, Мордач, — ответил Ваймс. — А в этих местах это будет очень редкой монетой, уж поверь мне.
— Так точно, сержант, — кивнул Мордач. — А как насчет колокольчика?
— Колокольчик?
— Чтобы звонить и кричать, кха, «все спокойно!», сержант.
Ваймс обдумал предложение. Колокольчик. Ну, стражники все еще носили их, как и было предписано, но Ваймс разрешил использовать его лишь на церемониях.
— Обойдусь без него, Мордач, — твердо сказал он. — Ты считаешь, что все спокойно?
— Возможно, что и нет, сержант, — наконец выговорил он.
— Вот и замечательно. Увидимся днем.
Когда Ваймс вышел из здания, уже начинался рассвет, но город по-прежнему представлялся узором теней.
Значок ободряюще оттягивал карман. А в его мыслях чувствовалась большая, просто огромная свобода присяги. Ни один правитель так и не заметил ее двойственности.
Он шел настолько твердо, насколько только мог. Пара стражников попыталась преградить ему дорогу, но он показал им значок и, что более важно, у него было право голоса. Наконец, все вернулось на свои места. Была ночь, и он шел по улицам, и эти чертовы улицы принадлежали ему, и каким-то образом все это отразилось на его интонациях. Стражники поспешили прочь. Он не знал наверняка, поверили ли они ему, или только притворились; голос говорил им, что он может навязать им неприятности, за разбирательство которых им не платили достаточно денег.
Он лишь однажды отступил в сторону, и тощая лошадь протащила мимо знакомый фургон. Из-за широких металлических решеток выглядывали испуганные лица, пока все, наконец, не исчезло в сумраке. Комендантский час собирал свой урожай.
Это были не самые лучшие времена. Все знали, что лорд Ветрун безумец. А потом кто-то настолько же сумасшедший попытался его убить, и убил бы, если бы лорд не двинулся в самый неподходящий момент. Его светлость ранили в руку, и говорили — те безымянные люди, которых можно встретить в любом баре, — что стрела была отравлена, и это лишь все ухудшило. Лорд подозревал всех и вся, видел темных убийц в каждом углу. Говорили, что он даже просыпается среди ночи в холодном поту от того, что они пробирались в его сны.
И, проснувшись, он всюду видел заговоры и шпионов, и специальные люди должны были раскрывать их. А при раскрытии заговоров, все дело в том, что, даже если этих заговоров и нет, они довольно быстро появлялись во всем изобилии.
По крайней мере, ночная стража этим не занималась. Они лишь проводили задержания. На Цепной улице был организован специальный отдел, ставший следствием паранойи его светлости.
Официально их называли Особыми, но Ваймс припоминал, что больше им нравилась кличка Неназываемые. Именно они подслушивали из каждой тени и подсматривали из каждого окна. По крайней мере, так казалось. Но, уж точно, именно они стучались в двери посреди ночи.
Ваймс замер. Дешевая одежда промокла насквозь, в ботинках хлюпала вода, капли дождя стекали по подбородку, а до дома было далеко, очень далеко. Хотя, в каком-то вероломном смысле, это и был его дом. Большую часть времени он работал ночами. Мокрые улицы спящего города были его жизнью.
Ночь изменилась, но сущность зверя осталась прежней.
Он опустил руку в потрепанный карман и вновь дотронулся до значка.
В темноте, далеко друг от друга, горело несколько ламп. Ваймс постучал в дверь. В одном из окон был свет, так что Лоуни, вероятно, все еще не спал.
Через некоторое время маленькая панелька откинулась, и раздался голос:
— А… это вы. — Затем донесся звук отпираемых засовов.
Доктор открыл дверь. В одной руке он сжимал длинный шприц. Ваймс почувствовал, как его взгляд неумолимо притягивается к нему. Некая фиолетовая капля стекла с него и ударилась об пол.
— Вы что же, собирались заколоть меня на смерть?
— Этим? — Лоуни посмотрел на инструмент, словно не подозревая, что держит его в руках. — А… просто разбираюсь с маленькой проблемкой. Пациенты приходят в любое время суток.
— Да, уж, могу поверить. Э… Рози говорила, что у вас есть свободная комната. Я заплачу, — быстро добавил он. — Получил работу. Пять долларов в месяц? Надолго я здесь не задержусь.
— Вверх по лестнице и налево, — кивнул Лоуни. — Мы обговорим это утром.
— Я не какой-нибудь спятивший преступник, — сказал Ваймс. Он так и не понял, зачем произнес это, и уж тем более не знал, кого пытался убедить.
— Ничего, скоро втянетесь, — отозвался Лоуни. Из-за двери в операционную раздались стоны.
— Белье не проветрено, но я сомневаюсь, что вам не все равно, — добавил он. — А сейчас, прости…
Постель была не проветрена, и Ваймсу было все равно. Он даже не помнил, как добрался до нее.
Он проснулся лишь однажды и с ужасом услышал, как по улице катится большой черный фургон. А потом все стало лишь частью кошмара.
В десять утра Ваймс обнаружил чашку холодного чая у кровати, стопку одежды и доспехи на полу за дверью.
Он не прогадал. Мордач выжил потому, что был чем-то вроде флюгера и всегда следил, куда дует ветер, а в данный момент он дул в сторону Ваймса. Он даже принес чистые носки и подштанники, чего не было в списке. Это было разумно. Наверняка, за все не было заплачено ни пенса. Вещи были «получены». Это ведь старая Ночная стража.
Но, к счастью, маленький подхалим выклянчил и кое-что еще. Три нашивки сержанта с маленькой золотой короной поверх них. Ваймс инстинктивно недолюбливал короны, но этой собирался дорожить, как ничем иным.
Он спустился вниз, затягивая ремень, и столкнулся с доктором Лоуни, выходящим из операционной и вытирающим руки об тряпку. Доктор рассеяно улыбнулся, а потом заметил униформу. Улыбка не столько угасла, сколько испарилась.
— Потрясены? — спросил Ваймс.
— Поражен, — ответил доктор. — Хотя Рози, пожалуй, не удивится. Я не занимаюсь ничем незаконным, сами знаете.
— Значит, вам нечего бояться.
— Правда? Сразу видно, что вы не здешний, — проговорил доктор. — Завтракать будете? Сегодня почки. — На этот раз улыбка улетучилась с лица Ваймса. — Ягненка, — добавил доктор.
В маленькой кухне он поднял крышку с большого каменного кувшина и вытащил из него банку. От нее шел пар.
