Автомобиль с мигалкой между тем приближался к каменоломне. Очень скоро он пересечет широкую площадку перед воротами, на которых болталась теперь уже бесполезная цепь от сломанного замка.
Гримма открыла было рот, чтобы сказать: «Не валяйте дурака, идиоты, Арнольд Лимитед вовсе не хочет, чтобы вы преградили путь машине. Я видела, что случается с номами, когда они преграждают путь машинам. Родственникам остается вложить их хладные трупы в конверт».
Она хотела все это сказать, но передумала. Многие месяцы номам постоянно указывали, как им следует поступать. Теперь — хватит.
Несколько взволнованных лиц в толпе повернулось в ее сторону, и кто-то спросил:
— Что же нам делать, Гримма?
— Да, пусть она скажет, — подхватил еще кто-то. — Гримма из числа рулевых, а они всегда знают, что делать.
Гримма улыбнулась. Это была не очень веселая улыбка.
— Поступайте, как считаете нужным, — ответила она.
Номы затаили дыхание.
— Нисодемус говорит, что мы сумеем их остановить, если поверим в то, что нам это удастся. Это правда?
— Не знаю, — ответила Гримма. — Возможно, вы и сумеете. А я — нет.
Она повернулась и быстро зашагала к сараю.
— Не теряйте присутствия духа, — взывал Нисодемус.
Он не слышал взволнованных пересудов у себя за спиной. Должно быть, сейчас он был просто не в состоянии слышать что-либо, кроме того, что звучало в его голове.
— «Поступайте, как считаете нужным», — повторил один из номов. — Что же это за совет?
Сотни номов в смятении следили за приближающимся автомобилем. Нисодемус стоял впереди всех, воздев руки к небу.
Тишину нарушал только один звук: хруст колес по гравию.
Если бы в последующие несколько секунд птица с высоты своего полета взглянула на каменоломню, она бы очень удивилась.
А может быть, и нет. Птицы — существа несмышленые, до них и обычные-то вещи доходят с трудом, не говоря уж о вещах необычных. Но если бы это была какая-нибудь очень умная птица, например вырвавшийся на свободу говорящий скворец или, скажем, попугай, которого ураганом отнесло за тысячи миль от родных мест, она подумала бы так:
«Интересно! В холме прорыта большая яма, внутри которой находятся какие-то старые хибары с ржавыми крышами, а по краям тянется забор.
Машина с синей мигалкой как раз въезжает в ворота.
А перед воротами видимо-невидимо черных точек. Одна из них отделяется от общей массы и встает на дороге, преграждая путь машине. А остальные, остальные…
Устремляются прочь и бегут. Бегут что есть мочи».
Нисодемуса больше не видели, хотя на поиски его была отправлена группа дюжих номов, которые облазили всю округу.
Позже разнесся слух, будто в последний момент бедолаге все-таки удалось подпрыгнуть и уцепиться за какой-то. выступ в днище машины. Там он якобы и оставался, не смея взглянуть в глаза остальным номам, пока машина не укатила восвояси. А потом он отцепился от машины и провёл остаток дней в уединении. Нисодемус был по-своему неплохим номом, говорили о нем. Во всяком случае, он был искренен в своей вере и поступал так, как ему казалось разумным, поэтому если он не погиб и остался в живых, то это вполне справедливо.
Так гласила молва, и так записано в «Книге номов».
Ну а что номы могли думать наедине с самими собой в ночной тишине перед тем, как заснуть, — об этом нам знать не дано.
— Вокруг поезда и разбитого грузовика по-прежнему толпились люди. К месту происшествия на огромной, по человеческим меркам, скорости прибывали все новые и новые машины, главным образом с голубыми мигалками.
Знакомый «лендровер» тоже был там. Его водитель что-то кричал, указывая на покореженный грузовик. Он откинул помятый капот и тыкал пальцами в то место, где должен был находиться аккумулятор.
Ветер шелестел в высокой траве, росшей вдоль железной дороги. Но кое-где высокая трава шелестела без всякого ветра.
Доркас был прав, когда утверждал, что люди всегда возвращаются на прежние места. Вот и сейчас они вернулись в каменоломню, о чем неопровержимо свидетельствовали стоявшие у сараев три самосвала и сновавшие повсюду люди, приехавшие на них. Они чинили забор, сгружали с самосвалов коробки и ящики, наводили порядок в конторе.
Попрятавшись кто куда, номы с опаской прислушивались к доносившимся снаружи голосам. Для двух тысяч номов, сколь бы малы они ни были, оказалось не так-то просто найти надежное убежище.
День тянулся невероятно медленно. Номы коротали его как могли: кто забившись в темные щели в полу, кто в тени за ящиками и старыми корзинами, а кое-кто даже забрался на пыльные стропила под ржавой крышей.
Номы оказались буквально на волосок от смерти. Старый Манби де Галантерейя вместе со всеми родичами чуть не умерли от страха, когда кто-то из рабочих поднял обшарпанную коробку, за которой они укрылись. Их спасло только то, что они опрометью кинулись к груде старых жестянок и затерялись среди них. И, разумеется, то, что люди поразительно неприметливы.
Но это было еще не самое худшее.
Самое худшее было намного хуже.
Номы сидели в наполненной непривычными звуками темноте, не смея вымолвить ни слова и прекрасно сознавая, что их мир рушится. И. отнюдь не потому, что люди ненавидели номов. А потому, что люди попросту не замечали их.
Взять хотя бы электрическую проводку, которую установил Доркас. Сколько времени он потратил на то, чтобы соединить кусочки проводов и придумать безопасный способ извлекать электричество из коробки с предохранителями. Человек же, недолго думая, выдернул провода, поковырял отверткой и поставил новую коробку, уже с запором. А потом починил телефон.
Номы, большую часть жизни прожившие в Магазине, не мыслили своего существования без электричества. Они не помнили тех времен, когда обходились без света. Электричество стало для них такой же естественной потребностью, как воздух. И вот теперь они обречены жить в кромешном мраке.
Ощущение страха не покидало их ни на минуту. Грубые доски сотрясались у них над головой, осыпая их пылью и щепками. Грохот железа был подобен раскатам грома. Без устали стучал молоток. Словом, люди вернулись, и, судя по всему, надолго.
Однако номы ошиблись. Когда зимнее небо стало темнеть, подобно стали, вынутой из плавильной печи, люди погрузились в машины и укатили.
Но перед этим они сделали нечто из ряда вон выходящее. Номам, нашедшим убежище под полом конторы, пришлось кинуться врассыпную, когда одна из досок неожиданно поднялась и огромная рука просунула вниз какой-то лоток. Затем доска была водворена на место, и снова все потонуло во мраке.
Номы недоумевали, с какой стати люди после всего, что случилось, решили оставить им еду.
Дело в том, что на лотке была насыпана горка муки. Не ахти какое лакомство, если сравнить с продуктами в Магазине, но для номов, за весь день не проглотивших ни крошки, в этот миг не существовало более изысканного кушанья.
Двое малышей подползли поближе к лотку, от дразнящего аромата у них потекли слюнки.
Один из малышей набрал целую пригоршню муки, собираясь отправить ее в рот.
— Не смейте это есть! — крикнула Гримма, протискиваясь к лотку.
— Но запах такой аппе… — простонал кто-то из номов.
— Вам знаком этот запах?
— Нет, но…
— Значит, вы не можете с уверенностью сказать, что эта мука годится в пищу. Я знаю, что это такое. Когда-то мы, то есть я жила в норе… Так вот, там, на дороге, было место, где люди останавливались, чтобы перекусить, и мы часто находили такой порошок рядом с мусорными баками. Им можно отравиться и умереть!
Номы уставились на безобидный с виду лоток. Еда, от которой можно умереть? Какая-то бессмыслица…
— Я помню, однажды в Магазине мы попробовали мясные консервы, — сказал пожилой ном, доверчиво глядя на Гримму. — У нас тогда случилось ужасное расстройство желудка.
— Нет, это совсем другое. Мы видели, как отведавшие этого порошка крысы погибали в страшных муках, — сказала Гримма, содрогнувшись при воспоминании об этом.
— Вот оно что…
Номы снова посмотрели на лоток. В этот миг сверху послышался какой-то глухой удар. В конторе был человек.
Он сидел в старом вращающемся кресле и читал газету.
Номы разглядывали его сквозь щелку в полу. Огромные башмаки, широченные полотнища брюк, необъятных размеров пиджак, а над всем этим — лысина с отблеском электрического света.
Прошло немало времени, прежде чем великан отложил газету и протянул руку к лежавшему на столе пакету с бутербродами, на каждом из которых свободно уместилось бы несколько номов. Рядом стоял термос, из которого струился густой ароматный пар.
Видевшие все это номы поспешили вниз, чтобы доложить обстановку Гримме, которая по-прежнему не отходила от лотка. Выбрав шестерых номов постарше и поумнее, она велела им оберегать лоток от детей.
