«Скорее всего, это какая-то новая машина, — устало подумал он. — Машина, способная вызвать наступление ночи среди бела дня».
Он ласково похлопал Джекуба.
— Молодчина!
Потом, уперев голову в стену кабины, он стал растерянно глядеть себе под ноги. В таком положении его и застали Сакко и Нути.
— Все ищут вас! — сказал Сакко. — Знаете, это какой-то аэроплан, только без крыльев! Он висит в воздухе! Вы должны посмотреть и объяснить нам, каким образом он движется… послушайте, что с вами?
— Гм?..
— Что с вами? — спросила Нути. — У вас какой-то странный вид.
Доркас медленно кивнул.
— Просто немного устал, — сказал он.
— Вы должны пойти с нами, — настаивал Сакко.
Доркас тяжело вздохнул и позволил молодым людям помочь ему подняться на ноги. Он в последний раз обвел глазами кабину.
— А ведь он действительно пошел, — сказал Доркас. — И пошел хорошо. Учитывая его возраст.
Доркас посмотрел на Сакко, вложив в этот взгляд всю бодрость, на какую был только способен.
— О чем вы? — не понял юноша.
— Он простоял в гараже целую вечность. С самого сотворения мира. Я только смазал его, залил в бак бензин — и он пошел, — объяснил Доркас.
— А, вы о бульдозере? Да, конечно. Он шел прекрасно, — сказал Сакко.
— Но… — Нути показала рукой вверх. Доркас пожал плечами.
— Ах это? Это меня не волнует, — проговорил он. — Видимо, это проделки Масклина. Вот вам и объяснение. Гримма права. Должно быть, это та самая летающая штуковина, за которой он отправился.
— Но оттуда что-то спустилось! — воскликнула Нути.
— Неужели Масклин?
— Нет, какое-то растение!
Доркас вздохнул. Час от часу не легче. Он снова похлопал Джекуба по железному боку.
— Ничего, я с тобой. — Он распрямил спину и повернулся к Сакко и Нути. — Ладно, — сказал он. — Пойдемте посмотрим.
Посередине летающей платформы стоял металлический горшок. Чтобы рассмотреть его содержимое, номы вытягивали шеи и даже взбирались друг другу на спину. Но никто не знал, что это такое, за исключением Гриммы, которая смотрела на него с непривычной для нее умиротворенной улыбкой.
Это была ветка дерева. А на ней — цветок размером с ведерко.
Те, кому удалось забраться повыше, увидели внутри цветка небольшое озерцо, окруженное глянцевитыми лепестками, а из этого озерца выглядывали крохотные желтые лягушки.
— Как вы думаете, что это такое? — спросил Сакко.
Доркас улыбнулся.
— Масклин сообразил, что девушкам полагается иногда дарить цветы, — сказал он. — Я думаю, все в порядке.
— И все-таки, что это такое?
— Насколько я помню, этот цветок называется бромелиад, — сказал Доркас — Они растут на верхушках очень высоких деревьев в тропических лесах далеко-далеко отсюда, и маленькие лягушки всю жизнь проводят в этих цветах, никогда не спускаясь на землю. Вы только представьте себе: всю жизнь на одном месте, в цветке. Когда-то Гримма сказала, что это самая удивительная вещь на свете. Сакко закусил губу, о чем-то размышляя.
— А как же электричество? — сказал он. — Электричество тоже удивительная вещь.
— Или гидравлика, — вставила Нути, взяв Сакко за руку. — Ты сам говорил, что гидравлика — поразительная вещь.
— Масклин сорвал этот цветок для Гриммы, — продолжал Доркас. — Ничего не скажешь, у этого парня исключительно цепкий ум. А какое живое воображение!
Доркас перевел взгляд на Джекуба, который казался таким маленьким и жалким под гудящей тенью космического корабля.
И вдруг он ощутил удивительный прилив сил. Усталость по-прежнему валила его с ног, но в голове у него уже бурлили новые идеи. Его одолевало множество вопросов, но в эту минуту ответы на них не имели значения, ему было достаточно наслаждаться самими вопросами и сознавать, что мир полон удивительных вещей и что он все-таки не лягушка.
Или, если уж на то пошло, он из той породы лягушек, которым интересно, как растут цветы и можно ли перепрыгнуть с одного цветка на другой, если как следует поднатужиться.
И вот, совершив этот прыжок, испытывая гордость от сознания собственного могущества, ты смотришь вокруг и видишь незнакомый, огромный, бесконечный мир.
Но проходит время, и однажды ты вдруг замечаешь вдали, над линией горизонта, знакомые очертания лепестков.
Доркас усмехнулся.
— Хотелось бы мне знать, — сказал он, — чем занимался Масклин все это время…
То есть номовских поколений. Для номов время течет иначе. Они живут гораздо быстрее людей. И десять лет для нома — весьма почтенный возраст.
