— Нет, — сказал Гьюки твердо, — это участь героев. А мы — народ мирный.
Не дожидаясь ответа, он повернулся к нам спиной и быстро пошел обратно. Через минуту Хрейдмар опять создал рой красноватых искр, они поплыли по воздуху, медленно мерцая, словно засыпающие бенгальские искры.
— Они не совсем реальные, — произнес он.
Я переспросил:
— Эти искры?
— Люди подземелья, — произнес он.
— Это как, — спросил я, — привидения?
— Не совсем, — ответил он. — Они частично живые. Но только частично.
Я вздохнул.
— И сколько нам открытий чудных готовит просвещенья век… Ладно, спускаемся. Все-таки ступеньки…
— Это недолго, — сообщил он безжалостно. — Подземники спускались совсем немного, потом образумились.
— Образумились? — буркнул я. — Потому они и подземники.
Он время от времени создавал рой искр и запускал их вперед. Они озаряли стены и пол слабоватым красным светом, некоторое время медленно гасли, а когда мы оказывались в полной темноте, он бросал в воздух новые.
Когда погас пятый рой, я буркнул:
— Вы в темноте не весьма, да?
— Я забочусь о вас, — ответил он уклончиво.
— Как лестно, — ответил я. — Тогда позвольте ответный жест.
Я сосредоточился и создал самый большой шарик света, белого и чистого, с той оранжевостью, что присуща только солнечному, радостному и теплому.
Стены сразу озарились на десятки шагов впереди, высветились потолок и пол, разноцветными огоньками заиграли мелкие кристаллики в прожилках камня.
Хрейдмар дернулся, сказал с неудовольствием, но я ощутил восторг и тщательно прикрытую зависть:
— Я не знаю такого заклятия!
— Это не заклятие, — ответил я скромно.
— А что? — спросил он. — Святость? Вот уж не поверю!
Я перекрестился.
— С Божьей помощью, дорогой друг. Я паладин, мне дадено кое-что из того, чем я могу пользоваться. Однако за все должен нести ответ…
Он осторожно поинтересовался:
— В смысле?
— На благо ли использую? — ответил я. — Если нет, то отнимут… наверное, а еще и напинают. Мне и так дали, можно сказать, авансом. Это было в жестокой битве за Кернель, когда все повисло на волоске и было не до формальностей. Я получил паладинство, чтобы усилить защиту крепости еще на одного человека, но потом слинял… правда, по важному делу.
Он задел плечом камень, изумился, потрогал пятерней.
— Да он горячий!
Я на ходу провел по стене пальцами.
— Преувеличиваете, дорогой маг. Так, тепленькие…
— Значит, ад еще далеко?
— Рядом, — успокоил я. — Все мы его носим в себе. У каждого свой. У вас он в чем выражается?
— А у вас?
Я оскорбился:
— Откуда у меня ад? Я безупречен!..
Послышалось журчание, маг поспешно создал новый рой искр и метнул в ту сторону. Между темных камней тускло поблескивает вода, мне она показалась слишком вязкой. Искры медленно опустились в воду, она сразу покраснела, затем стала прозрачной, и дальше побежал как ни чем не бывало просто подземный ручеек.
Проход становился все цивильнее, исчезли острые выступы, затем выровнялся пол, и стены пошли ровные, наконец верх превратился в изящный свод.
Маг первым заметил насечку на стенах, дальше знаки стали попадаться чаше, захватили обе стены, даже на потолке эта странная вязь, только пол чист, расчерчен на ровные плиты.
Смутные образы начали тесниться в мозгу, я пытался вспомнить, откуда это знакомо, у меня вся голова забита разным блиповым мусором, но Хрейдмар обогнал меня, вниз идти легче, донесся его бодрый голос:
— Похоже, впереди снова стена!
— Надеюсь, — ответил я, — дверь все же отыщется. Иначе чего перли вот так наугад?
— А разве вы не всегда так делаете? — удивился он. — Ах да, простите, ваше высочество! Вы же все тщательно продумываете на целый ход вперед!.
— Да, — ответил я с достоинством, — потому что я мудер. Дверь должна быть, иначе нас эти андерграундники надули. Столько спускались — и зря?
— Первый раз всегда кажется длиннее, — утешил он. — Зато обратно, уверен, покажется совсем короткой.
— Это наверх? Ну да, конечно. Бегом, вприпрыжку, на одной ножке…
Но сердце забилось чаще, то светлое пятно, замеченное магом, в самом деле оказалось освещенным участком стены, огромной, уходящей в безобразные стены пещеры.
Стена из камня, если это камень, все испещрено странными рисунками. Я как ни пытался уловить в них какой-то намек на человеческие фигурки, так и не смог, даже на самые абстрактные.
Хрейдмар приблизился и всматривался еще интенсивнее, ощутив магию, но слишком уж отличающуюся от всего, что знает, я слышал его вздохи, сопение, сам старался увидеть хотя бы фигурки зверей, рыб или насекомых, вон в Египте обожествляли даже крокодилов и жуков-скарабеев, но здесь не могу увидеть ни малейшего намека даже на лист травы или дерева, только сложнейший и чарующий геометрический узор, затейливый, вычурный, изысканный, но придерживающийся неких неизвестных мне рамок…
Хрейдмар то и дело начинал бормотать, взмахивал руками, застывал в странных позах, вскрикивал, голос становился то гулким и низким, то повышался до визга.
Я прошелся вдоль стены пару раз, в черепе что-то тупенько зашевелилось, сказал нерешительно:
— Ас-саляму алейкум уа рахматтулах уа баракатух…
Стена, мгновенно разделившись на две половинки по вертикали, не раздвинулась, а отпрыгнула в разные стороны.
Перед нами распахнулся дивный зал. Я замер от восторга, описать увиденное немыслимо, как красоту небесной чистоты изразцов, украшающих стены, так и плиты сказочного пола, а уж свод вообще настоящее небо, но не то, что видим с поверхности земли, а некое особое, которое можно узреть только в ниспосланном свыше сне…
Хрейдмар прошептал ошалело:
— Из меня хоть все кишки намотай на ворот, но никогда такое сложное заклинание не запомню.
Я осторожно перешагнул невидимую линию, створки остались на месте. Хрейдмар с несвойственной ему суетливостью шмыгнул следом, но и его не раздавило.
Он с облегчением перевел дыхание.
— Это где мы?
— Ни за что не догадаетесь, — ответил я.
— Но безумно красиво! Здесь… совершенство!.. И, что удивительно, ничего лишнего.
— Ага, — ответил я рассеянно и, подойдя к ближайшей стене, попытался понять те хитрые закорючки, но, увы, хотя и видел такие не раз, однако одно дело видеть, другое — понимать, пришлось сопеть, всматриваться тщательно, но без особой надежды, а когда обошел все стены, Хрейдмар уже стоит перед массивной дверью, четко и уверенно врезанной в камень скалы.
— А эту как?
— Не знаю, — ответил я.
— Эх…
Я на всякий случай повторил предыдущее заклинание, но не сработало, Хрейдмар начал ковырять стену кончиком меча, но проще воробьиным перышком продолбить каменную плиту.
Я порылся в памяти и сказал без всякой надежды:
— Ашхаду ан ля иляха илля ллах ва ашхаду анна Мухаммадан расулю ллах!
Затрещало, массивная скала с надсадным скрипом, жутко протестуя, поползла в сторону. Открылся великолепный древний склеп, рассчитанный на великанов.
Хрейдмар охнул:
— Это же какую голову надо отрастить, чтобы такое запомнить? И много еще дверей можно открыть этими словами?
— Очень много, — заверил я.
Он вздохнул, а я решился и вошел, осторожно ступая и затаив благоговейно дыхание.
Склеп огромен, в нем ничего, кроме… висящего в воздухе огромного гроба, тоже рассчитанного разве что на великана или даже на властелина великанов.
В то же время гроб подчеркнуто прост, никаких украшений, завитушек, орнамента. Это для простых людей, будь они принцы, короли или императоры, а тот, кто похоронен здесь, их превыше.
Хрейдмар прошептал:
— У меня мурашки по коже, но не от страха… даже не знаю… странное такое чувство неистового счастья, что ли?
Я пробормотал:
— И так ему висеть здесь до Судного дня, когда Иисус, как глава Небесного Суда, призовет всех, дабы определить, кто как жил и что кому теперь причитается.
Маг промолчал, лишь поморщился, по сторонам оглядывался стесненно, что на него очень не похоже, всегда такого уверенного, вальяжного и снисходительного, даже снисходящего.
Оглядевшись, я пробормотал озабоченно:
— А вот дальше придется… гм… как-то выворачиваться.
Он быстро огляделся.
— Неприятности?
— Не сейчас, — ответил я.
— А когда?
— Когда выйдем, — объяснил я. — Нам сразу же отрубят головы.
Он охнул, вид у него был такой, что вот-вот перекрестится, но маги не знают этого жеста, он суетливо перебрал амулеты на груди, губы зашевелились, подбирая подходящие заклятия, но явно бесполезно, спросил растерянно:
