— Потому что я не хочу связываться с Фебом, да и вообще предпочитаю не вести серьезных дел ни с кем из его компании, — ответил Зевс. — Я им не доверяю. Говоря о Высшем Разуме, я вовсе не имел в виду старый аппарат божественной власти. Ведь твой пророческий дар позволяет тебе входить в контакт не только с греческими богами, но и с другими высшими силами, не так ли? Как ты думаешь, твоих способностей хватит на то, чтобы вопросить того старого еврейского бога, который был весьма популярен еще в те времена, когда я правил миром?
— Ах, Иегову! Ты ведь его имел в виду? Что ж, Иегова за это время претерпел ряд любопытнейших метаморфоз. Но сейчас он не отвечает пророкам и предсказателям. Он строго-настрого приказал, чтобы его не беспокоили.
— Но ведь, кроме него, существуют другие божества?
— Конечно, существуют. Однако мне кажется, что к ним лучше не приставать с вопросами. Они не такие, как ты, о Зевс. Ты — бог, с которым мог побеседовать каждый. Они же весьма недоброжелательно относятся к попыткам найти с ними общий язык. И поведение их зачастую непредсказуемо.
— Все равно, — сказал Зевс, — свяжись с ними. Если один бог не может попросить совета у другого бога, то я уж не знаю, куда катится наша Вселенная!
И прорицательница провела его в потайную комнату, где она занималась предсказаниями. Она обошла комнату кругом, совершая обычные приготовления к обряду прорицания. В жертвенной курильнице задымились лавровые листья, и пифия бросила на тлеющие уголья горсть конопляного семени. Она достала из тайника несколько священных предметов, помогавших ей в пророчествах, открыла корзину, спрятанную под грудой тряпок в углу, и вытащила из нее огромного удава, которого обернула несколько раз вокруг своей шеи. Затем пифия села на треножник и вошла в контакт с Высшим Разумом. Глаза ее закатились, и белки слепо и страшно глядели прямо на Зевса из-под полуопущенных век.
Наконец пифия произнесла чужим голосом, от которого у Зевса побежали мурашки по коже:
— О Зевс! Ступай к народам монгольским и ищи среди них!
— И это все? — спросил Зевс.
— Конец связи, — сказала пифия тем же голосом. Затем силы оставили ее, и, потеряв сознание, она упала с треножника к ногам Зевса.
Когда прорицательница наконец пришла в себя, Зевс спросил у нее:
— Я думал, пророчества всегда неясны и туманны и для того, чтобы верно понять их, требуется помощь мудрых толкователей. А твои слова были настолько ясны и недвусмысленны, что у меня возникло сомнение — действительно ли это было пророчество? Может быть, способ связи с Высшим Разумом несколько изменился за время моего вынужденного отсутствия в подлунном мире?
— Я думаю, что, поскольку старый протокол обмена данными, оставлявший место для всяких двусмысленностей и противоречивых толкований, зачастую приводил к роковым ошибкам, Высшие Силы ввели новый, улучшенный протокол.
И Зевс, снова окутав себя темным облаком, покинул Салоники.
Глава 5Зевс отправился прямо к монголам, недавно покорившим южную часть Китайской империи и отдыхающим от ратных трудов. Гордясь своими недавними победами, монголы считали себя непобедимыми. Зевс явился к ним в подходящий момент, когда весь народ был настроен вполне благодушно.
Зевс разыскал монгольского вождя и обратился к нему с такими словами:
— Твое войско одержало много блестящих побед, и твой народ получил весьма обширные земли. Но теперь твои воины скучают без дела, ведь ты не зовешь их в новый поход. Вы, монголы, — народ, которому нужна ясная цель, а я — бог, которому нужен свой народ. Не объединиться ли нам к обоюдной пользе?
— Может быть, ты и в самом деле бог, — отвечал монгольский вождь, — но ты не монгольский бог. Зачем нам слушать тебя?
— Потому что я хочу стать вашим богом, — сказал Зевс. — Я ведь не просто один из каких-то мелких божков, державшихся на вторых ролях. В давние времена греки почитали меня своим верховным божеством, и я чуть было не стал единственным богом этого народа, когда… ну, словом, я просто не захотел быть богом греков. А греки, да будет тебе известно, весьма славный и всеми уважаемый народ. Они очень смышленые; среди них было немало выдающихся мыслителей и полководцев. Однако они неблагодарный народ: ведь я желал им только добра, а они не слушались меня…
— Что ты можешь нам предложить? — спросил у Зевса монгольский вождь.
И вскоре монгольское войско, высоко подняв свои знамена, двинулось прямиком через Карпаты на подступы к Венеции, где им предстояло совершить путешествие во времени — перенестись в XVI столетие. Для переброски такой большой массы Зевсу потребовалась вся его божественная мощь. Конечно, он мог бы перебросить конницу прямо из Китая в Венецию, в нужное время, но лошади с непривычки могли испугаться.
Паника начала распространяться среди мирного населения задолго до прибытия монголов. На устах у всех было только одно:
— Монголы! Монголы идут!
Жители мирных сел и городов снимались с насиженных мест. Уезжали целыми семьями — на лошадях, на повозках, запряженных длинноухими осликами или ленивыми, неповоротливыми волами. Те, у кого не было ни лошади, ни осла, ни вола, несли свои нехитрые пожитки на себе. Уводили жен и детей от этой нежданной напасти — раскосых дьяволов с узенькими черными полосками усов на широких желтых лицах. Некоторые бежали в Милан, другие — в Равенну. Но большинство стекалось в Венецию, укрытую за топями и лагунами, казавшуюся такой неприступной.
Глава 6Монголы наступали, и жители Венеции принимали чрезвычайные меры для спасения своего города. Дож созвал внеочередную сессию городского Совета, на которой было решено разрушить главные мосты, ведущие в город; кроме того, солдатам был отдан специальный приказ пройти вдоль морских берегов и конфисковать все суда и лодки, вмещающие более десяти человек. Конфискованные суда следовало доставить в венецианский порт, а слишком тяжелые или громоздкие — затопить на месте.
Еще одной серьезной проблемой была нехватка продовольствия, которую венецианцы вскоре начали ощущать. Обычно провизия доставлялась морем, и парусные суда каждый день заходили в гавань, привозя разнообразную снедь. Но в последнее время на Средиземном море были сильные штормы, и морская торговля замерла. Венеции угрожал голод.
Однако на этом беды, обрушившиеся на город, не кончились. Горожане, желая хоть немного согреться и просушить промокшую одежду, сутками напролет топили печи, зачастую весьма небрежно обращаясь с огнем. Один за другим заполыхали пожары. В городе поползли слухи о том, что вражеские агенты, задумавшие посеять панику, нарочно поджигают дома. Городские власти издали специальный указ, призывающий всех жителей города следить друг за дружкой и в особенности за чужеземцами, прибывающими в город.
А дождь все падал и падал на землю, и барабанил в окна, и лопотал что-то на непонятном языке. Водяные струйки бежали по стенам, стекали с острых краев карнизов. Порывы ветра подхватывали эти струйки, разбивали их на капли.
Непрекращающийся ливень грозил превратиться во второй Вселенский Потоп. В Венеции началось настоящее наводнение. Каналы вышли из берегов, затопив улицы и площади. На площади святого Марка вода уже доходила до колен и продолжала подниматься. Конечно, Венеция не раз страдала от наводнений, но такое сильное она видела впервые на своем веку.
Сильный ветер, прилетевший с севера, принес с собою холод. Ветер дул, не утихая ни на минуту, гоня перед собою новые мрачные тучи, и не было этому бедствию конца. Погода была настолько ужасной, что главный синоптик Венеции отказался от своей выгодной должности просто потому, что не мог больше нести это тяжкое бремя — предсказывать людям все новые и новые катаклизмы. Люди молились всем известным богам, святым и демонам, иконам и статуям — словом, искали спасения, где только могли. Однако все их молитвы были напрасны — буря не утихала, но с каждым днем ветер только крепчал, а дождь хлестал еще сильнее. Но пуще всего — пуще непогоды, наводнения и голода — пугали последние известия, объявленные городским глашатаем. В сырой, насквозь промерзший город, где жители боролись с наводнением и надвигающимся голодом, приползла чума. А монгольские всадники находились на расстоянии всего лишь одного дневного перехода от его стен и упорно продвигались вперед.
Жители Венеции изнемогали под бременем забот, свалившихся на них в одночасье. Они устали от постоянной тревоги и страхов; они не могли больше жить, подозревая врага в каждом чужеземце и даже, быть может, в своих ближайших соседях. Уставшие люди устремились в церкви. Толпы людей стояли на коленях перед распятиями и статуями мадонн; днем и ночью мольбы о спасении возносились к небесам, и звучали глухие проклятия монголам, надвигающимся с востока. Церковные колокола звонили, не умолкая ни на минуту. Но странно звучал этот мерный торжественный звон в залитом водой городе, у ворот которого стояла смерть.
